Раулю понравился путь от Генуи до Хайфы. Поскольку пассажиры представляли собой смешанную публику, на борту постоянно завязывались оживленные дискуссии. Когда однажды распространился слух, что немецкая армия заняла Рейнскую зону (что на самом деле произошло после 5 марта), французы объявили мобилизацию, а англичане направили свой флот в Киль, атмосфера, сообщает Рауль в том же письме, стала “особенно взволнованной”. В то время как настроение у немецких пассажиров было превосходным, все прочие смотрели на будущее Европы пессимистично, особенно еврейская часть пассажиров. “Но у них на то были свои причины”, – отметил Рауль.
Дом в Хайфе на улице Арлозоров, 17, в котором был пансионат, где жил Рауль.
В первое же утро после своего приезда в Хайфу Рауль поспешил в Голландский банк, где его “дружелюбно, но удивленно” встретил Эрвин Фройнд. Как оказалось, он не получил письма от Густава Валленберга о скором прибытии Рауля, которое тот ему отправил в начале февраля. Он думал, что Рауль появится только через год.
Стажировка у Эрвина Фройнда, на которую делал ставку Густав Валленберг, несомненно, могла бы начаться лучше. Но скоро Рауль включился в дело. Он поселился в комнате в пансионе на улице Арлозоров, 17, где также проживал молодой голландский еврей Герсон, секретарь Фройнда. Там вообще жили в основном немецкие евреи. В пансионе подавали только кошерную пищу, Валленбергу пришлось носить головной убор, во время шабата в меню были лишь овощи и молоко.
В банке работало 30 штатных сотрудников, из которых только два-три не были евреями. Евреи были родом из России, Румынии, Германии и Голландии. Говорили главным образом по-немецки и по-французски, и после короткого периода работы в банке знание этих языков у Рауля стало “быстро восстанавливаться”. Все вокруг советовали ему учить еврейский – язык, который до великого еврейского переселения в Палестину в 1920–1930-е годы находился в состоянии вымирания, но теперь “возродился, как феникс из пепла”. Сам же Рауль подумывал о том, чтобы вместо этого заняться арабским.
Банк работал семь дней в неделю, и работники могли выбрать себе выходной когда захотят – в субботу или воскресенье. Рауль, как и большинство других, выбрал воскресенье. Никакой формальной должности он не занимал и считался неоплачиваемым волонтером, так же как в Южной Африке. Ему не нравился этот статус, поскольку характеристики работодателя “имеют цену только в том случае, если написавший их сам был готов платить за твой труд”. Но дед считал неуместным просить оплачиваемую должность, поскольку Фройнд не знает Рауля, а кроме того, он не хотел рисковать: вдруг тот откажет?
Банк Фройнда
Рауля направляют в отдел корреспонденции, где он выполняет рутинные задания, не имеющие отношения к собственно банковской деятельности: снимает копии с писем, просматривает документы, “чтобы узнать, как они выглядят”, собирает статистику колебаний курса на Нью-Йоркской бирже. Он видится с Фройндом ежедневно, но пока не очень тесно с ним общается, отчитывается он после первой недели в банке. Персонал любит своего директора, но тот “довольно нервный тип”, ему “нравится время от времени устраивать эмоциональные взрывы, когда что-то идет не так”. Через какое-то время Рауля перемещают в бухгалтерский отдел, где он скорее может научиться чисто банковской работе. Однако ее он находит “сложной и малопонятной”. Через месяц он все еще понимает “достаточно мало из того, что происходит”.
За исключением банковской работы, все остальное в Палестине Раулю нравится: “Что здесь хорошо, так это климат, день за днем солнце и тепло, так хорошо, иногда почти перебор, но, во всяком случае, это лучше снега с дождем”. Рядом с Хайфой находится прекрасный пляж, Бат-Галим, куда Рауль отправляется почти каждую субботу после обеда в компании нескольких друзей и молодых дам. Девушку, с которой он общается чаще, чем с остальными, зовут Дора Ароновски. По субботам, когда его “еврейские друзья празднуют шабат”, он работает, но, поскольку банк закрывается рано, он все же успевает на пляж.
Во время пасхальных каникул Рауль с двумя товарищами из банка едет автобусом марки “Вольво” в Тиберию недалеко от озера Кинерет, “по водам которого ходил Иисус”. Они посещают также города с преобладанием арабского населения, такие как Ош, Мина, Цфат и Акко, этот последний – “совершенно арабский город… один из самых живописных, какие я когда-либо видел, с чрезвычайно узкими дивными улочками, окруженный величественными стенами”. Здесь они столкнулись с арабской частью населения Палестины. Когда во время ночной прогулки они спросили у двух арабских женщин дорогу, ответом были “самые отборные ругательства”. “Мы бросились бежать со всех ног, потому что вдруг подумали, что совершили тяжелый грех, заговорив с женщинами в чадрах, и что арабы, похоже, легко хватаются за нож”.
Во время поездки Рауль заболел и слег с высокой температурой. Десять дней он пролежал в постели, во время болезни развлекаясь чтением романов и придумыванием возможных архитектурных решений для виллы в стиле функционализма, которую его родные как раз строили в Стокгольме.
Дом, в котором находился Голландский банк.
Прошло шесть недель, а Фройнд так и не озаботился положением Рауля, и это стало того раздражать. Как и следовало ожидать, Густав Валленберг смотрел на вещи по-другому. Его воодушевило письмо Фройнда, которое, на его взгляд, показывало, что Рауль заблуждается относительно шефа. В письме глава банка сообщал свои впечатления о Рауле: он “очень умный и культурный”, его поведение вызывает “симпатию и доброжелательность”, он проявляет “живой интерес ко всем сферам культуры, экономики и политики” и отличается “выгодным образом от большинства своих сверстников”. Радость и гордость деда не знали границ. “Лучшей и более убедительной характеристики, чем эта, ты никогда не мог бы получить, – писал он Раулю, посылая тому копию письма Фройнда. – Она будет иметь особую ценность, когда однажды ты приедешь домой и, вероятно, станешь искать себе место”.
Если Густав Валленберг надеялся, что эти слова Фройнда заставят Рауля изменить мнение, он ошибся. Напротив, Рауль выразил сожаление, что письмо произвело такое впечатление на деда. Сам он находит его “достаточно неискренним”. Они с Фройндом в сумме провели вместе часа четыре, и Рауль “не слишком доволен” тем, чему выучился в банке. Вопрос, вернется ли он туда после прохождения военной службы, оставался открытым.
“Еврейский национальный дом”
В письме Густаву Валленбергу Фройнд писал, что Рауль, кажется, уже вполне обжился в Палестине и у него, Фройнда, такое впечатление, что “его очень интересует эта страна со всеми ее разнообразными проблемами”.
В пансионе, где жил Рауль, он общался с прибывшими евреями, которых он описывал как “очень приятных людей с большим чувством юмора”. В какой-то момент одна девушка рассказала Раулю, что ее брата убили нацисты. Об этом случае она упомянула, как пишет Рауль, “мимоходом”. “Вообще-то здесь очень мало говорят о прошлом, но почти исключительно – о будущем Палестины, в которое все твердо верят. И было бы жаль, если бы не верили, потому что Палестина – их дом и исполнение давней мечты”, – сообщал Рауль деду, который в письме внуку еще раньше выразил восхищение энергией еврейских переселенцев. Рауль продолжал:
Здесь все время своего рода бум, сам себя вызывающий. Он выражается в том, что новые иммигранты все время привозят с собой растущие потребности, а для их удовлетворения необходимо постоянное возникновение и расширение фирм и компаний. До тех пор пока народ смотрит вперед с оптимизмом и верит в будущее страны, она стремительно разрастается, привлекая денежные потоки. Но, думаю, стоит только вере на мгновение ослабнуть, здесь разразится кризис, и он будет ужасен. Надежда Палестины в том, чтобы стать промышленным центром Ближнего Востока. И многие отрасли у них уже есть, но они служат в основном тому, чтобы всеми возможными способами удовлетворять спрос на внутреннем рынке, а экспорт еще не начался. Правда, они всегда могут рассчитывать на экспорт фруктов. Экономика покоится на довольно шатких основаниях, но евреи твердо убеждены, что все будет хорошо. Они ведь привыкли к страданиям куда худшим, чем экономический кризис, так что не заботятся и не думают о рисках, а к тому же у них нет выбора – селиться здесь или где-либо еще. Я никогда не знал, что так много евреев настолько глубоко и фанатично религиозны, как многие здесь. Палестина для них – нечто гораздо большее, чем просто убежище, она для них Земля обетованная, указанная Богом страна. Ведется колоссальная работа, чтобы сделать страну пригодной для земледелия, потому что воды слишком мало, а камня слишком много. До того как они пришли сюда, здесь было всего 800 тыс. арабов, а может, и того меньше, а они хотят довести здешнее еврейское население до 4 млн. Когда иностранец удивляется, как эта страна сможет прокормить такое количество народу, они рассказывают красивую притчу. Они говорят, что Палестина похожа на шкуру антилопы. Если шкуру снять с животного, она съеживается, уменьшается в размере, и удивляешься, как антилопа могла в ней помещаться. С Палестиной дело обстоит точно так же: пока Палестина заключает в себе еврейское население, она течет молоком и медом и может вмещать много народу, но, когда евреев в ней нет, ее ценность резко уменьшается, и даже малое арабское население с его малыми запросами не в состоянии в этой стране просуществовать.
