Я смотрел на медленно текущую воду, потом поднял глаза к небу. Ладно, Господи, не обижайся на меня. Я всего лишь человек, к тому же не самый умный на этом свете – что с меня взять? И если я порой думаю про тебя что-то обидное, то не по злому умыслу, а по незнанию своему. Хочется верить, что есть ты где-то там, в небесах, справедливый и мудрый. Может, и жизнь где-то там есть другая, лучше и красивее нашей. Даже наверняка красивее – куда уж хуже еще. Должна она быть, иначе зачем все это? Только все равно, Господи, я многого не понимаю. Ив вот умер – а зачем? Если ты ведешь по жизни хороших людей, ведешь их к счастью, как сказал Виго, – то почему погиб Ив? Чем он-то перед тобой провинился? Ведь хороший был человек, добрый. Да, сказал Вещий Кот, что мы с ним еще встретимся, поверил я в это – ведь Кот всегда говорит правду. Только как это может быть и когда? А главное, где? Видишь, сколько вопросов у меня к тебе, и эти – далеко не самые важные. Говорят, что у Бога полагается что-нибудь просить. Просил ли я у тебя что-нибудь? Просил, наверное. Даже точно просил – давно, в детстве, когда родители разводились. Видел, как бабка моя молилась, прося тебя даровать моим родителям разум. Глядя на нее, потом просил и я. Но разве помог ты мне? Или просил я неправильно, не так, как положено? Не на коленях, не при свечах, без иконы даже – просто лежал в постели и просил. Не помог ты мне тогда. Не услышал. Знаю, много нас – миллиарды, и у каждого свой маленький ад. Трудно тебе уследить за всеми нами, хлопотно. Только зачем же тогда давать надежду? Зачем, если даже молитвы ребенка остаются без ответа? Не понимаю я этого, Господи. Не могу понять. Не хочу понимать…

Здесь ты еще, Господи? Или надоело уже тебе слушать мой жалкий лепет? Буду надеяться, что все-таки ты меня слышишь. Видишь, опять надежда. Люди всегда надеются, и что у них есть еще в этом мире, кроме надежды? Виго вот говорит, что надо мне к тебе обратиться, попросить взять мою жизнь под твой всевышний контроль. Только не привык я ничего просить, Господи. Наверное, это и есть гордыня, я понимаю. И Виго был прав, говоря об этом. Только не буду я ничего просить у тебя: зачем, если ты и так все мысли мои знаешь? А не знаешь, так посмотри, загляни в мою душу – должна же она где-то быть у меня. Не болела бы, если бы не было ее. Ты же такой всемогущий, всезнающий – так посмотри, узнай, чего я хочу. Зачем просить, если и так ты все видишь? Ты сильнее, мудрее, могущественнее нас. Говорят, что именно ты нас и создал. Зря ты вообще-то сделал это, но речь сейчас не о том. Ты мудрее нас, а значит, лучше нас должен знать, что нам надо. Так помогай же нам сам, не жди, пока мы просить тебя будем. Ведь это нормально, так должно быть. Если я вижу, что кому-то нужна помощь, а я могу помочь, – ведь не жду я, пока попросят меня, сам помогаю. И стыжусь, смущаюсь, когда благодарят меня потом. Мог бы – вообще помогал бы инкогнито. Да, кто-то скажет, что это эго мое говорит недоразвитое, выпячивает себя, благодетелем хочет почувствовать. Только не так все это – тебе ли не знать этого? На деле ведь все гораздо проще оказывается. Помогай, если можешь помочь, если видишь, что нужна человеку твоя помощь. Вот и все – зачем нужны все эти мольбы, почему человек в слезах должен помощь твою вымаливать? Тебе ведь стыдно должно быть, когда перед тобой на колени падают. И если даже мы, малые и неразумные, понимаем это, то неужели ты не понимаешь? Не верю я, что не понимаешь, отказываюсь верить…

Но я отвлекся, речь ведь сейчас обо мне. Знаю, что, может быть, ошибку делаю, только все равно не буду я тебя ни о чем просить. Ты велик, мне никогда не сравняться с тобой, да и не думаю я об этом. Но если ты стремишься к свету, то ведь и я не против этого, сам любому гаду глотку перегрызу. Так почему не идти нам вместе? Да, я знаю свои возможности – но ведь не всем создавать миры, должен же кто-то и мелочами заниматься. Могу ли я обещать что-нибудь? Могу, наверное. Верен тебе буду, честен буду. Не предам никогда. Готов до конца пройти свой путь, каким бы он ни был. Но не на правах раба. И если моего желания сотрудничать с тобой – а не служить тебе – мало, если я не прав и не достоин помощи твоей, то просто убей меня сейчас, на этом самом месте…

В ручье громко плеснула рыба, я вздрогнул. Провел рукой по волосам, потом медленно поднялся с земли. Ладно, Господи, не серчай там на меня. Но и не забывай того, что я сказал.

Второй раз я увидел Серафиму через два дня. Мне было скучно, я решил пройтись вверх по течению ручья, там я еще не был. Хотел ли я увидеть Серафиму? Не знаю. Казалось, что-то тянуло меня в ту сторону, я словно слышал некий необъяснимый зов, которому не мог сопротивляться.

Я шел больше часа, солнце уже давно перевалило за полдень. Ручей плавно поворачивал вправо, образуя на моей стороне неширокий песчаный плес, я вышел к нему – и вздрогнул, увидев Серафиму. Она купалась в ручье, ее мокрые волосы темными струями спадали на плечи.

– А вот и наш герой, – улыбнулась Серафима, увидев меня. – Ну подходи, подходи, не стесняйся.

Я чувствовал себя весьма неловко, – наверное, если бы Серафима меня не заметила, я бы просто шмыгнул обратно в лес. Но теперь прятаться было уже поздно.

– Здравствуй, – сказал я, подойдя к берегу. – Не холодно?

Вода в ручье и в самом деле была на редкость холодной. Я купаться в ней пока не решался.

– Мне никогда не бывает холодно, – заверила Серафима.

Оттолкнувшись от дна, она картинно проплыла мимо, мне показалось, что она нарочно меня дразнит: прозрачная вода почти не скрывала ее обнаженного тела.

– Ты не против, если я выйду? – спросила девица, в глазах ее играл вызов.

– Ну что ты, – отозвался я. – Буду только рад.

Серафима засмеялась.

– Вот таким ты мне нравишься гораздо больше…

Она не торопясь выбралась из воды, блестевшие в солнечных лучах капли дрожали и переливались на ее теле. Тряхнула головой, в стороны разлетелся веер сверкающих брызг, снова с улыбкой взглянула на меня.

– Я всегда здесь купаюсь, – пояснила она, поправляя волосы. – Мне здесь нравится.

То, что Серафима красива, я отметил еще при нашей первой встрече. Но сейчас я понял, что она не просто красива, а красива чертовски, ее сложению могла бы позавидовать любая фотомодель. Не скрою, я украдкой любовался ее телом – и готов был поклясться, что Серафиме это нравилось. С усмешкой взглянув на меня, она отошла чуть в сторону, грациозно опустилась на шелковистую траву. Устало вздохнула, потом повернулась ко мне.

– Садись. – Она хлопнула рукой по траве. – Ну садись, садись – не съем же я тебя…

Было в ней что-то необычное – чудесное, завораживающее, она казалась мне не просто женщиной, а сошедшей с небес богиней. Все ее движения были просты – и в то же время удивительно пластичны и отточены, а своеобразная детская непосредственность только добавляла ей шарма.

Я не мог не подчиниться, поэтому подошел и сел рядом. Не скрою, сердце мое билось гораздо чаще, чем бы мне того хотелось, я старался больше смотреть на ручей, чем на Серафиму. Чего греха таить, меня к ней тянуло, это был незнакомый мне доселе всепоглощающий зов – никогда еще ни одна девушка не оказывала на меня такого влияния. И хуже всего было то, что я вспомнил о способности Серафимы читать мои мысли.

– Ты дрожишь, – сказала она и улыбнулась. – Не пойму только, от страха или от нетерпения?

– Просто мне не каждый день приходится встречаться с ведьмами, – ответил я. – К тому же с такими красивыми.

– Ну так пользуйся этим. – Глаза Серафимы смеялись, она откинулась на траву, провела ладонями по своему телу. – Ну давай же, герой, – не стоит меня бояться…

Она засмеялась, потом отвернулась и закрыла глаза, подставив лицо лучам солнца. Я против воли взглянул на нее: что и говорить, Серафима была прекрасна. Капли воды на ее теле уже успели подсохнуть, но там, куда смотреть не полагалось, они еще переливались, запутавшись в волосках.

– Герой, я ведь могу и обидеться, – ворчливо произнесла Серафима. – Тебе следует знать, что нет ничего хуже разгневанной ведьмы.