Судя по всему, отношение к профессии учителя было тесно связано с более важными вопросами статуса человека в обществе и его гражданской позиции. В 1933 г. один студент сказал: «Самые хорошие педагоги мне советовали, что эта работа очень интересная и что наша страна нуждается в таких кадрах». В 1935 г. студентка повторяла советскую официальную установку, заявляя, что главная цель советских учителей — «воспитывать молодое поколение в коммунистическом духе». В 1940 г. один студент сказал: «Люблю работать с детьми, и потом, быть преподавателем у нас почетное дело», а его сокурсница надеялась: «Буду учительницей, потому что хочу воспитывать советскую детвору». Согласно опросу 1933 г., на студентов, сознательно выбравших профессию учителя, в значительной степени повлиял их опыт работы с детьми и пример собственных учителей. В ходе опроса 1940 г. одна студентка рассказала: «Мне очень нравилось в школе, когда на все наши вопросы учителя отвечали очень обстоятельно. Я просто завидовала их знаниям, и сама теперь хочу быть таким учителем»{691}.
Все эти школьники и студенты, наверное, понимали, что быть настоящим учителем означает прежде всего хорошо учить детей. То, что для учителя на первом месте — его практическая работа, хорошо выражали студенты педагогического училища, которые на практике после экзаменов впервые встретились с детьми. Так, одна девушка описала, как работа поменяла ее взгляды:
«Пока я так близко не сталкивалась с детским коллективом, педагогическая профессия мне не нравилась. А когда я поработала, то увидела, как интересно вести работу с детьми: они очень живые, веселые и если хорошо организовать урок, то работать очень легко и весело».
Подобную связь между практической работой и настоящим приобщением к профессии подчеркнула студентка Назарова, которой в один прекрасный момент стало очень интересно проводить уроки, и только тогда она поняла: «Быть педагогом — великая честь»{692}.
Сами учителя о своей профессии отзывались по-разному. О важности практической работы можно судить по опросу летом 1933 г. 24 учителей начальной школы на Урале. Только у одного из них впечатления оказались негативными, он сказал: «Одна и та же работа все время, и это надоедает». Чаще говорилось о «внутреннем удовлетворении» от работы, которая, как бы ни была трудна и ни требовала полной отдачи, может изменить жизнь детей. Некоторые учителя стремились внести свой вклад в общее дело и ссылались на задачу готовить учащихся, которые «развиваются и становятся в ряды активных работников социалистического строительства»{693}.
Для других учителей — участников того летнего опроса — мерилом всех успехов были достижения их подопечных: «Впоследствии мои ученики станут инженерами и агрономами, педагогами и врачами. И вот этим я буду доволен, ибо они являются плодами и моих трудов».
Особую радость приносило учителям их профессиональное мастерство:
«Удовлетворение от своей работы получала в тех случаях, когда видела, как на глазах у тебя меняется ребенок или после очень удачного урока ребята говорят, что теперь им многое стало ясно, что учиться интересно».
Иногда положительные эмоции вызывало не только овладение знаниями, но и политическая составляющая учебы:
«Когда видишь действительный результат своей работы в виде рассказов, рисунков, сочинений, моделей, видишь ребятишек, становящихся все более грамотными и коммунистически воспитанными, тогда чувствуешь себя на седьмом небе, чувствуешь себя выше всех и всего».
Два учителя получали удовлетворение оттого, что дети входят в классы «неграмотными и неразвитыми», не умея правильно держать ручку, а кое-кто до того и книги в глаза не видел, и потом благодаря учителю «они будут читать книги, писать и заинтересуются трудными вопросами». Иногда учитель испытывал особую гордость, когда его усилиями трудный подросток становился образцом поведения, прилежания и отличником{694}.
Однако те же источники говорят, хотя и косвенно, о непрочности положения учителей во времена сталинизма 1930-х гг. Судя по одному из довольно длинных высказываний, которое здесь процитировано, свое предназначение учителя все советские годы выполняли только благодаря терпению, выдержке и целеустремленности:
«Профессию педагога считаю благородной профессией. Учитель относится к своей работе добросовестно и работает не за страх, а за совесть. Какие трудные моменты приходилось пережить учителю в 1918, 1919, в голодном 1921 г. Учитель продолжал свою работу несмотря на то, что у него нечего было есть, одеть, обуть. Большинство учителей вынесло эти трудности и с фронта не сбежало, распространяя культуру в крестьянских массах и укрепляя советскую власть в деревне. Ведь учитель прекрасно может устроиться и материально лучше себя обеспечить на другой работе, но учитель этого не делает. Я считаю, что учитель — герой, упорно и терпеливо работает, не сдает своих позиций. Учитель работает в школе с детьми, с родителями, работает в сельсовете, колхозе, кооперации, избе-читальне, в кружках, участвует в спектаклях, проводит собрания по деревням и т. д., и т. п. Вся культурная работа в деревне лежит на плечах учителя. Всякую общественную работу он выполняет без оговорок. Разве это не героизм! Теперь каждому крестьянину видно, что учитель ко всякой работе относится добросовестно и работает очень много. В деревне ни одного собрания, ни одного заседания не проходит без активного участия учителя. Застрельщиком всех благих начинаний является учитель. Народный учитель — герой труда!»
Те же чувства выразил другой участник опроса, сказавший о своей профессии емкой фразой: «Скромная, но героическая работа»{695}.
Приведенные здесь высказывания затрагивают многие темы, о которых шла речь в этом исследовании жизни и работы учителей. Негативные отзывы учащихся порой звучат даже убедительнее мнений самих учителей. Скромная зарплата, нехватка продуктов, плохие жилищные условия вызывали жалобы на протяжении всех 1930-х гг., особенно в катастрофический для страны период после коллективизации. Дефицит самого необходимого и высокая текучесть кадров доказывают неблагополучие в среде учительства. Власти возлагали на школу все больше ответственности за успехи учащихся, учителя же должны были повышать свою квалификацию, преодолевать материальные лишения и приспосабливаться к постоянно меняющимся планам и методикам.
Более того, в классах учителям выказывали неуважение, грубили и даже предпринимали в отношении них насильственные действия. Временами, при определенных условиях, и сами учителя совершали неблаговидные поступки, притесняли людей, такой была советская жизнь в 1930-х гг. Сложную и иногда неприятную роль приходилось играть учителям на школьном фронте, при этом и в связи с профессиональными обязанностями, и за стенами школы им угрожали репрессии, особенно тем, у кого было «чуждое» социальное происхождение, кто был связан супружескими узами с «врагом народа» или еще чем-то мог привлечь внимание карательных органов сталинизма. В связи с этим неудивительно, что школьники иногда «ничего хорошего» в профессии учителя не видели.
Неоднозначное отношение к профессии учителя косвенно подтверждает сложное положение «просвещенцев» в сталинистском обществе. Материальные затруднения учителей не были связаны с их профессией, а характерны для всей тогдашней жизни. Учителя даже пользовались некоторыми преимуществами, например имели доступ к закрытым распределителям, они регулярно получали зарплату, что заметно облегчало жизнь. Резкий рост числа учителей, текучесть кадров в школе (часто обусловленная переходом педагогов из одной школы в другую) и большое число учителей-энтузиастов, которые буквально дневали и ночевали в классах, доказывает привлекательность этой профессии.
