– Как мы будем закладывать взрывчатку – днем ведь по шоссе немцы ездят?
– Все будем делать ночью. Заложим взрывчатку, выкопаем окопы для пулеметчиков, замаскируем их; чтобы не оставлять следов, вытащим вырытую землю на палатках в лес.
Журбин покачал головой, высказывая сомнение.
– План хорош, но он рассчитан на то, что у нас будет в запасе предстоящая ночь… А что, если немцы сегодня приедут в Сухибор? Днем… Что тогда делать будем?
– Правильно соображаешь, старшина… – заметил Черняк. – В этом случае придется дать бой немцам в самом селе… У нас одна задача – уничтожить Золенберга. В Центре тоже все варианты просчитали, когда давали нам такой приказ, будь уверен… – Потом, повернувшись к Батюку, спросил: – Сколько у тебя пулеметов в наличии?
– Пять. Один «максим», остальные – немецкие «МГ».
– «Максим» для такого плана слишком громоздкий и тяжелый. Поставим его здесь, на опушке леса, – будет прикрывать нас в том случае, если нападение захлебнется, немцы от шока отойдут и рванут прямо на нас. А вот «МГ» для засады в самый раз подойдут…
Батюк хитро прищурил глаза, после чего, посмотрев на капитана, тяжело вздохнул:
– Ну хорошо… Организуем мы засаду – а сколько времени немцев ждать? Не будем же мы месяц здесь сидеть?
– Вот это мы можем знать лишь приблизительно… – ответил капитан с серьезным выражением лица. – Ясно одно: если немцы, а точнее Золенберг, появятся в Сухиборе, то это должно случиться в течение максимум недели. Но думаю, что раньше… Может завтра… послезавтра?..
– Да… невесело… За это время нас могут обнаружить, и тогда… в засаде не будет смысла. Немцы попросту отменят свою акцию в Сухиборе, и мы потом ничего не сможем сделать…
Черняк, словно вспомнив что-то, быстро сказал:
– Вот еще что… Никто из бойцов не должен покидать это место, сколько бы времени мы здесь ни находились.
– Ты думаешь что?..
– Я ничего не исключаю. Возможно, в твоем отряде есть немецкий агент. Если он заподозрит, что готовится засада, то попытается сообщить об этом немцам. Впрочем… – капитан немного задумался, – если уже не сообщил. Агент мог заранее, еще до твоего снятия с места, оставить сведения о том, что отряд уходит со своей базы и выдвигается в другой район. В этом случае немцы уже сейчас могут что-то подозревать…
Батюк отрицательно покачал головой.
– Нет-нет… вряд ли. Никто из моих бойцов не знает цели нашего появления здесь. К тому же я своих людей знаю. У меня в отряде только красноармейцы-окруженцы из одной дивизии. Из гражданского населения в отряд мы никого не брали. Да и из других частей к нам никто не примыкал. Так что в отряде все друг друга знают, проверены… Быть не может… Нет-нет…
– И все-таки мы не должны исключать такой возможности… – стоял на своем Черняк. – Никто и никуда не должен отлучаться. В охранении будем ставить лишь тех, в ком стопроцентно уверены.
– В этом я с тобой согласен. Подстраховаться здесь не помешает.
– Вот и договорились… – Черняк перевел взгляд на Журбина: – Теперь о тебе, старшина… Портрет Геринга на развилке будешь устанавливать ты вместе с Колодиным. Осторожно, чтобы никто не видел, срубите в лесу две высокие жердины – на них портрет и повесим.
– Как транспарант на демонстрации? – пошутил Журбин.
Веселый настрой старшины Черняку не нравился. Возможно, придется пожертвовать многими бойцами ради уничтожения группенфюрера, какие тут, к черту, шутки!
– А ты не веселись! – оборвал его капитан. – Вот выполним задание, тогда и шутки шутить станем… А пока Золенберг жив, давай будем серьезными.
Журбин виновато пожал плечами.
– Да я так командир… Для настроя…
– Ладно… – отмахнулся Черняк, – иди к Колодину… Помни – никто не должен видеть, что вы жерди в лесу рубите… Да спрячьте их потом получше. Ночью принесем их к развилке.
Когда старшина ушел, Черняк сказал Батюку:
– Если меня убьют, возьмешь командование на себя.
– Не понял… Как это – убьют? Я думал, ты отсюда будешь командовать нападением?
– Нет, нужно действовать по-другому… Посуди сам. Я один знаю Золенберга в лицо. Другие его не знают. Поэтому план для себя я определил такой: я буду сидеть в окопе недалеко от развилки, чуть в стороне, и после взрыва в возникшей суматохе попытаюсь присоединиться к немцам, чтобы в неразберихе боя уже стопроцентно убить группенфюрера. Это гарантирует выполнение задания Центра. А то мало ли что может случиться – вдруг наша атака захлебнется и фашисты прорвутся из засады?
– Так тебя сами гитлеровцы и убьют.
– Я буду в немецкой форме.
– Ну, тогда если не немцы, то наши: кто ж будет знать – свой ты или чужой?
– Придется рискнуть… И еще… – добавил Черняк, вставая во весь рост. – Прикажи своим бойцам быть в полной боевой готовности – если немцы все же сегодня приедут в Сухибор, мы должны выдвинуться туда немедля, чтобы не опоздать и спасти жителей…
– Хорошо… Только подумал бы ты еще насчет своего участия в операции… Большой ведь риск погибнуть.
– Я все решил. Лучше помозгуй о том, кого из своих бойцов в окопы с пулеметами посадить. Вот это куда важнее…
Весь остаток дня они пролежали на опушке леса, готовые в любой момент сняться с места и выдвинуться в деревню, чтобы не дать фашистам уничтожить ее жителей. Лишь когда яркий край летнего солнца начал лениво заползать за дальнюю кромку чащи, стало понятно, что опасался капитан зря: немцы в тот день в Сухибор не приедут.
Движение по шоссе было не слишком оживленным: за тот период, что за ним наблюдали бойцы, по нему проехали лишь несколько мотоциклистов. Сказывалось то, что шоссе не имело для немцев стратегического значения, играя лишь вспомогательную роль в плане переброски войск.
В лесу понемногу темнело. Сквозь просветы деревьев стали видны звезды, одна за другой зажигавшиеся на небосводе.
Когда наступила полночь, капитан подозвал к себе Батюка, Журбина и Колодина.
– Сделать все нужно по возможности быстро… Давайте еще раз пробежимся по тому, кто что будет делать… – Черняк кашлянул, потом продолжил: – Старшина с ребятами минируют обочину шоссе, партизаны роют окопы для пулеметчиков и вытаскивают землю в лес. Ты подобрал ребят, Николай? – спросил он Батюка.
– Люди готовы. Ждут только приказа.
– Отлично. – Капитан повернулся к Колодину. – Твоя задача такая: подтащить жерди с портретом Геринга ближе к шоссе и все замаскировать, чтобы даже с воздуха ничего не было видно. Кроме того, тебе необходимо вырыть под жерди ямки в земле, куда мы портрет поставим. Потом садишься в один из окопчиков к пулемету и ждешь…
– Ясно, командир.
– Для себя окоп я вырою сам… – сказал капитан. – О моем участии в операции предупредим только пулеметчиков, чтобы не зацепили меня, когда я после подрыва к немцам рвану…
– А кто взрывать будет? – спросил Батюк.
– Взорвет Журбин. Протянет провод к своему окопу, после взрыва он же открывает огонь из пулемета. Так что в окопчиках будут Журбин, Колодин и двое твоих парней, Николай.
– Понятно… Мы, я так понимаю, после взрыва бежим к развилке?
– Да, ты будешь командовать группой, которая ринется к шоссе от опушки леса, то есть – отсюда. Бежать без криков, по возможности молча, чтобы немцы вас заметили как можно позднее.
– Само собой… – согласился Батюк. – Что приказать бойцам, когда подбежим к развилке? Будем немцев в живых оставлять или нет?
– Посмотрим по ситуации. Я постараюсь до этого момента ликвидировать Золенберга… Но если кого в плен захватите – не убивайте. Может, заберем их с собой для допроса или на месте информацию вытрясем. В общем, как получится…
Капитан помолчал немного, о чем-то, видимо, размышляя, затем с какой-то сухостью в голосе произнес:
– Настраивайтесь на то, что в засаде будем сидеть до тех пор, пока немцы не появятся. То есть может так случиться, что и целый день – до самой ночи. Ясно, что вечером фашисты в село не рискнут приехать, поэтому если когда и поедут, то, как ни крути, либо рано утром, либо самое позднее – днем… Возможно, что придется ждать не один день, а несколько… Ну вот, вроде все…
