Поселившись однажды в Версале, она больше не вернулась в Ментенон. Не шло речи и о том, чтобы удалиться от короля, разве только отправляясь в Сен-Сир, в дом для воспитания благородных девиц, который она основала и где потом умерла.

Ее племянница, Фрасуаза д’Обинье, с почти королевскими почестями выданная замуж за герцога де Ноайя, наследовала земли и замок, которые с той поры стали собственностью семейства де Ноай, несмотря на ужасный удар, нанесенный этому семейству революцией, когда почти все они поднялись на эшафот. К счастью, одному человеку удалось выжить…

ЧАСЫ РАБОТЫ

С 11 февраля по 30 марта с 14.00 до 17.00

(закрыто по вторникам)

С 31 марта по 30 июня с 10.30 до 18.00

Июль и август с 10.30 до 18.00

С 3 сентября по 30 сентября с 14.00 до 17.00 (по будням, кроме вторника)

и с 10.30 до 18.00 (по выходным)

С 1 октября по 2 декабря с 14.00 до 17.00

(закрыто по вторникам)

http://www.chateaudemaintenon.fr/

В 1676 году Эразм де Контад купил поместье Монжоффруа, что в провинции Анжу. Но прошло почти сто лет, прежде чем на месте старого замка возникло новое прекрасное здание – шедевр XVIII века, которым и сейчас можно любоваться при выезде из города Мазе. До Контадов это поместье, получившее свое название в 1209 году от Жоффруа де Шатобриана, находилось во владении этого старинного семейства, а потом (в XVI веке) перешло к семейству Ля Грандьер. С новым хозяином владение приобрело свои цвета и стиль, на протяжении веков определившие его предназначение – поместье для лошадей, собак и псовой охоты.

Но вернемся к Эразму де Контаду, имя которого намекает на мудрость и заслуги в сочинительстве. А еще лучше, прочитаем у хорошо знавшего его месье де Сен-Симона: «Контад – дворянин из Анжу – был красив и хорошо сложен, очень галантен и отличался изысканностью; он также был известен своими роскошными легавыми собаками. Он и его отец дарили их время от времени королю, который их по достоинству ценил, что в значительной мере сблизило его с Контадом. Контад был любим и ценим при дворе за все, что имел достойного: он позаботился о том, чтобы оказаться в лучшем гвардейском полку, где служили лишь избранные по рождению и по заслугам офицеры. У него было не так много ума, но зато все его поведение демонстрировало сдержанность и рассудительность, что в отношениях с дамами превращало его из счастливого любовника в их близкого друга…»

Учитывая то, что герцог де Сен-Симон был известен при дворе своим злым языком, это высказывание вполне можно считать похвалой. Двое сыновей Эразма, Гаспар и Шарль-Эразм, с честью служили в королевской армии. Первый стал генерал-лейтенантом и обладателем Большого креста ордена Святого Людовика, а второй – вторым генерал-майором и командором ордена Святого Людовика. Но именно Гаспар родил того, кто будет носить имя наивысшей славы, став в 1758 году маршалом Франции после блестящих подвигов на Корсике.

Получив маршальский жезл, де Контад встал во главе французской армии в Германии во время ужасной Семилетней войны[49]. Он отличился при взятии Хулста. Но фортуна не всегда благоволила ему, и в Миндене маршал был отстранен от командования и замещен герцогом де Брольи. Недалеко было и до опалы. Однако вскоре Контад стал губернатором Эльзаса и оставался на этом месте, далеком от горячих сражений, на протяжении двадцати пяти лет, вплоть до самой смерти, настигшей его в возрасте 90 лет.

Когда ему было семьдесят (в 1733 году), он начал реконструкцию замка Монжоффруа, который к тому времени в этом сильно нуждался. Контад нанял известного архитектора Барре, ранее прославившегося в Марэ. И тот выстроил из белого анжуйского камня весьма благородное здание, которое словно пленило само солнце. Крыша его была покрыта шифером. А мебель… Впрочем, меблировкой занимался не сам маршал (дела обязывали его находиться в Эльзасе), а его невестка, урожденная Жюли-Виктуар-Константин де Ля Лори. Она обладала очень тонким вкусом, и именно она подбирала мебель, а также обшивку стен и обои – словом, все то, что можно увидеть в этом владении и сегодня. Редкостная красота Монжоффруа под небом XX века в точности сохранила и передает облик поместья XVIII века: те же стулья, те же дверные ручки. Даже хозяева остались верны традициям псовых охот и изготовлению седел в ротонде, обитой, как и положено, норвежской сосной…

В последующие десятилетия семья Контад жила в этом поместье. Они не уехали в эмиграцию во время революции, и замок никогда не разлучался со своими хозяевами.

В 1836 году в Монжоффруа праздновали свадьбу – был создан один из блистательных альянсов, которые были не в новинку для семейства Контадов. Двадцатилетний наследник Анри женился на своей кузине – Софи де Кастеллан, которой не было еще и шестнадцати, но при этом она была девушкой исключительных достоинств: как внешне, так и внутренне. Обладавшей к тому же вполне сформировавшимся характером, несмотря на столь очевидную юность. Послушаем, что по этому поводу говорит Фредерик Сулье: «От своего отца, генерала и графа де Кастеллана, обладавшего фантастическим темпераментом и военным фанатизмом, ставшим легендой, она унаследовала твердый, решительный, немного грубый и весьма своеобразный характер, похожий на мужской… Создавалось впечатление, что шпага никогда не изменяла ей, находясь в ее руке. А мать наградила ее тонким и просвещенным умом…»

Свадьба была очень пышная! Иллюминации, балы и представления следовали одно за другим в таком ритме и с таким блеском, что казалось, будто маркиза стала королевой Анжу.

Торжества удались на славу… чего нельзя сказать о самом браке. Несмотря на свое имя, богатство и отличное здоровье, скромный Анри де Контад имел немало странностей. Не он ли, бывало, насвистывал какой-нибудь мотивчик в салонах? Более того, он обожал бить тарелки. Похоже, наблюдать за тем, как тончайший фарфор превращается в мельчайшие осколки, доставляло ему некую интимную радость. За столом он с удовольствием периодически разбивал свою тарелку локтем, а однажды, купив на рынке несколько дюжин тарелок, он усыпал их останками всю обратную дорогу в замок.

Возможно, эта странность вызовет у кого-нибудь улыбку или покажется всего лишь ребячеством, но все же это, скорее, является признаком очевидного слабоумия. Как бы то ни было, вокруг молодой четы стали множиться сплетни, что якобы «безмятежность союза была не столь продолжительной, не столь полной, как на то надеялись родственники, и что дождевые облака омрачили зарю Гименея… хотя, кто знает, существовала ли она вообще когда-нибудь». Действительно, мадам де Контад никогда не скрывала того факта, что ее муж не был для нее мужем в полном смысле этого слова. И расположение их покоев в замке только подтверждало этот факт. Маркиз жил на втором этаже, в то время как маркиза – на первом. И все видели, как она садилась на коня прямо со ступенек крыльца.

Прекрасная амазонка, она вызывала неизменное восхищение всех, кто бывал с ней на охоте, особенно когда она с красным бантом на плече сопровождала экипаж маркиза де Куаслена. Но не только охота занимала ее мысли и свободное время. Она мечтала о важной роли в политической жизни той эпохи. И ей суждено было сыграть ее в Париже. Но об этом чуть позже.

В 1845 году маркиз де Контад с треском провалился, баллотируясь в депутаты в Перпиньяне, где он был побежден заменитым Араго[50]. Впрочем, чуть позже ему удалось победить Мюрата в Оверни. Но по совету жены он отказался от депутатского мандата в обмен на дипломатический пост и уехал в Константинополь, что дало злым языкам повод сказать, что мадам де Контад выставила своего мужа за дверь…[51]