— Кого?

— Одного моего знакомого, — отмахнулся Ловец, и, спохватившись своей невежливости, добавил: — Спасибо, но это не важно.

— Рад был помочь. — Франк был действительно рад оказать услугу этому человеку, к которому у него была неясная по своей природе и потому тщательно скрываемая симпатия.

— Прощайте.

Рыцарь необычайно быстро растворился в толпе.

Франк еще некоторое время думал о своем недавнем собеседнике. Он не пришел к какому-то определенному выводу относительно рода занятий и деловых интересов этого человека. Одно он знал твердо: слава Богам, они занимались разными делами. Эта мысль успокаивала.

Делегат съезда достал листок бумаги и размашисто написал вверху:

"Вы спрашиваете: Какая партия возьмет ответственность за страну?

Есть такая партия!!!"

— … А это тебе за то, что подсматливал в замочную скважину, — звонкая пощечина поставила жирную точку в конце короткой обвинительной речи.

— Не пачкайтесь, маркиза, — герцог попытался остановить разъяренную даму, но делал это не слишком настойчиво.

— Ничего. Пусть пливыкает. Сам-то по молдам бил очень плофессионально.

Еще несколько ударов костлявых пальцев обрушились на щеки привязанного к стулу человека, прежде чем женщина успокоилась.

— Никто не жаловался, — высказался пленник, рискуя получить еще одну порцию оплеух. Маркиза, хоть и принадлежала к "слабому полу", обладала хорошо поставленным ударом, натренированным на своих многочисленных горничных.

— Вот за счет этой вилланской наглости подобные животные и вылезают на самый верх.

Согласна с вами, гелцог. Настоящий дволянин никогда и ни за какие деньги не стал бы заниматься такими мелзостями. Только плостолюдин, лишенный понятий чести и полядочности, будет лаботать… Фу, гадость-то какая!.. Лаботать за деньги.

Герцог часто закивал головой, выражая полное согласие с мнением шепелявой заговорщицы:

— Вы совершенно правы. Сейчас все хотят работать, а не служить. Предатели, кругом одни предатели.

— Меня всегда потрясало в придворных умение заниматься мерзостью и при этом сохранять понятия о чести и приличиях, — заявил пленник, внимательно выслушавший обмен мнений двух сиятельных собеседников. Он был по-виллански невежлив и высказался без приглашения присоединиться к разговору. — Интересно, как вы собираетесь совместить свою присягу трону и Августейшей фамилии и то, что сейчас вытворяете?

— Поговори, поговори напоследок. Скоро тебя и таких как ты наглых хамов поставят на место.

— А тех, кто не захочет на это самое место вставать?

Маркиза громко и по-прежнему шепеляво рассмеялась.

— А тех, кто не захочет, мы укоротим. На голову. Уж я позабочусь, — пообещал герцог, воинственно щелкнув о ножны своего парадного меча.

— Что-то я очень сомневаюсь, что тебе, безмозглый пердун, позволят принять хоть какое-то самостоятельное решение. Ты ко мне с этой старой кошелкой в камеру таскаешься, чтобы властью насладиться, а сделать ничего не можешь. Хозяева тебе велели меня беречь, вот ты и бережешь.

Старая кошелка, конечно же, не простила пленнику "старой кошелки" и залепила ему целую очередь пощечин, предварительно повернув богато украшенные перстни камнями к ладони. С расцарапанного лица на порванный мундир часто закапала кровь.

— Осторожней маркиза, — предупредил герцог, — он нам нужен живой.

— Ничего. Этому гаду мало будет, — поделилась опытом дама, — он пливычный.

— Интересно, зачем я вам живой? Что вы будете делать с моими гадкими и грязными знаниями? А, герцог? — Пленника не слушали. Рыцарь заколотил в дверь, чтобы сторож поскорее открыл дверь каземата. — Эй!.. Командор Великого Похода! Я к тебе обращаюсь!

— Заткнись! Если хочешь жить, заткнись!

Затыкаться пленник не пожелал:

— Давай я тебе расскажу, как некий банкир, имеющий большие деловые связи в высшем свете, ссужал деньги одному герцогу для того, чтобы тот приискал ему пару продажных магов для покупки некоторых очень нужных ему заклинаний. Герцог все сделал, как договаривались, а потом вспыхнуло восстание в западных провинциях, подавляя которое, светлейший нарушитель законов сделал себе военную карьеру.

Придворный выслушал до конца и даже не попытался выхватить меч, чтобы зарубить негодяя, позволившего себе такие оскорбления.

— Ничего, сволочь, когда ты им больше не понадобишься, я попрошу, чтобы тебя отдали мне на попечение, — пообещал герцог перед тем как он и его спутница вышли.

— По-моему, очень поучительная история! — крикнул вслед связанный сказитель.

— Я тебя ланьше пликончу, — сообщил голос маркизы.

Охранник развязал затекшие руки избитого узника, который тут же сполз на пол.

— Какое сегодня число?

Пленник знал ответ, но постоянно пытался разговорить сторожа. Личный контакт с охраной способствует побегу или, в худшем случае, облегчает мучения.

— Хоть день назови.

Сторож молча вышел, забрав с собой стул с высокой спинкой, к которой привязывали допрашиваемых. Обычный, самый стандартный стул, сотни, если ни тысячи которых были во всех полицейских участках страны. Такая преемственность не могла не радовать. Если уж где и был порядок среди дворянской вольницы Великого Похода, так это по части тюремной службы.

— У заключенного есть жалобы и просьбы? — спросили из-за закрытой двери.

Никаких просьб и уж тем более жалоб быть не могло, а если и были… Ответа не стали дожидаться, с лестницы донеслись шаркающие шаги.

"Четвертые сутки ареста".

Впрочем, арестом его заключение никто не называл. Даже он старался не употреблять это слово. Для настоящего, легального ареста нужен ордер, заверенный подписями и печатями. С ним обошлись гораздо проще и без подобающих формальностей. Вломились в дом, перебили посуду, книги порвали и стены поломали, — искали архивы и рабочие документы. Не нашли и, естественно, обозлились. Но при всем возмущении несговорчивостью задержанного сильно не били.

"Это была их первая ошибка. Могли бы для правдоподобия сделать что-нибудь эдакое… Руку, допустим, сломать. Глядишь, я бы размяк".

Но руку ему не сломали и даже дали время собрать вещи и мысли. Дальше происходило уж совсем что-то неожиданное. Ежедневно, почти в одно и то же время приходили двое великосветских болтуна-заговорщика и начинали реализовывать свои комплексы. Так и то, старались не причинить особого вреда и, не дайте Боги, задать конкретного вопроса. Они вообще вопросов не задавали, у них были одни ответы.

В оконце посмотрело пробегающее мимо солнышко.

— Слушай! — донеслось с башни, откуда-то с верху.

Пост находился прямо над казематом, крики стражников регулярно разносились над башнями.

Башнями?

Конечно. Где могло быть такое эхо?

— Слушай! — полетело с соседнего поста. — …шай-ай-ай-ай…

Скоро должны принести ужин: кусок хлеба, молоко и плохо прожаренный кусок мяса. Молоко и мясо было добавлением к тюремному рациону, и, скорее всего, на такой роскоши настояли неизвестные благодетели, который почему-то запретили его трогать.

"Если это волшебники, то почему они меня не выворачивают?"

У магов было полно способов разговорить человека, тем более что человек ничего скрывать и не собирался. Он знал наверняка, что пытки будут его концом. Он не выдержит их ни при каких условиях. Следовательно, можно играть в сотрудничество, выдавая информацию частями, обильно снабжая действительно ценные сведения всевозможными выдумками, на проверку которых может уйти уйма времени.

Этот "гениальный" по своей примитивности план был придуман, пока его везли с завязанными глазами по Рокану. (То, что его не вывезли за Город он определил по цокоту копыт по замощенным улицам). План-то планом, но его не допрашивали. Совсем.