Сейчас Саша воспринимал происходящее как романтическое приключение, особенно после первоначального кошмара, когда по ночам к нему приходила красивая женщина и на его глазах превращалась в нечто похожее на "человека — летучую мышь". Конечно, неприятностей хватало. Например, его почему-то все время норовили избить и часто приводили свои намерения в действие, но бесконечная учеба ему надоела гораздо больше, да и скукота осеннего города приелась. Сон начал превращаться из муки в отдых.
Сон? Он и сам не знал, как назвать то, что он видит каждый день. Раньше, когда он закрывал глаза, то надеялся, что проснется у себя в комнате, а из колонок будет орать "U2". Не тут-то было. Не помогло даже многократное ущипление себя за мягкое место. Все равно по утрам он видел лес без признаков поздней российской осени и своего спасителя, который напугал его при первом знакомстве больше, чем все предыдущие спецэффекты. Тогда у Алекса все руки были в крови.
Чтобы сохранить присутствие духа, Саша даже рационально решил, что находится в Подмосковье, и вокруг разворачивается игровое шоу. Говорят, такие игры вошли в моду, особенно у состоятельных людей. Но после случая у реки, которая была явно шире, чем Москва-река, и замка, который не походил, при всем желании, на новорусский особняк, его охватила апатия. Не то, чтобы ему стало совсем наплевать на свою жизнь и будущее, просто пришло понимание того, что это надолго, если не навсегда.
"Если уж обживаться, так обживаться".
— Дяденька, а чейто ты рисуешь? — Саша не увидел, как маленький чумазый карапуз подошел к нему сзади. Он повернулся на его голос и по тому, что тот показывает на иероглифы, догадался о содержании вопроса.
— Пишу я. А что… Да я и сам не все понимаю. — Саша ответил честно и серьезно. Малыш в ответ захлебнулся в смехе, закрыв глаза ручками. Ему очень понравилась незнакомо звучащая речь.
— Дяденька, а ты не друидина?
— Нет, нет. Оставь его в покое, Горан! — пришла на помощь вновь появившаяся Милуша. — Не видишь, он тебя не понимает.
— А если он друидина, то его убьют? — Малыш не унимался и хотел знать точно, как же ему относится к незнакомцу, который расположился на его любимом большом камне во дворе.
— Конечно, если бы он был друидом, то тогда, да. А так нет. Пошли, я сказала!
Горан обиженно засопел и упер руки в боки. Идти по доброй воле он не собирался. Наверняка все закончилось бы плачем и соплями, если бы Милуша не схватила малыша, без лишних разговоров, и не понесла бы к дому.
Саша, ставший немым свидетелем перепалки, так и не понял до конца, что от него хотел этот карапуз. Он продолжил рисовать руны.
"Вот это, кажется, глаз, а это… дом…"
Саша не знал, что рисует магическую формулу Сбережения Человека. Ловец так и не смог объяснить ему истинный смысл этих символов.
* * *
Он очень старался. Атаман постанывал, затыкал громкие охи кулаком, но не кричал. Слишком гордый он был для того, чтобы кричать от боли. Да и болезнь была, по его мнению, ненастоящая. Вот кабы ранили его дриады отравленной стрелой, как они это любят, вот тогда бы… А так даже рассказывать неловко. Пару дней назад полез он в погреб нормальным человеком, а вылез на карачках — в поясницу ему стрельнуло. Так и валялся бы, вскрикивая при каждом неловком движении, если бы не лекарь.
— Нет, любезный… От поясничных болей ты у меня не умрешь. — Ловец осторожно втирал в могучую атаманскую спину бальзам, который он приготавливал почти весь вчерашний день. — "А умрешь ты от язвы желудка, дорогой".
Ловец знал диагноз наверняка. Это его способность сравнима с магическим третьим глазом у магов — красное пятно на фоне сине-зеленого здоровья всех остальных органов. Стоило ему произвести осмотр, как картина становилась ясна. Знание, превратившееся в слова, приходило, само собой. Не зря же классическая школьная легенда — "Лекарь" — широко используется полевыми агентами уже не одно десятилетие. С такой профессией и к крестьянину в дом зайдешь, и к высокому лорду позовут, коли надобность возникнет. Тем более, что пользу людям можно действенную приносить почти каждодневно, что очень близко к пропагандируемому в Школе девизу: "Мы помогаем этому миру, он помогает нам".
Фирс даже не поверил, когда смог спокойно встать и разогнуться. Правда, в спине остался еще неприятный зуд.
— Повтираешь бальзам еще седмицу и все пройдет окончательно, — опередил вопрос Ловец. — Как приготовить хозяйке раскажу.
— Спасибо, лекарь. Услужил.
На голос отца в горницу заглянула невестка третьего сына.
— Накрой на стол гостю.
Только после этой фразы Ловец вздохнул с облегчением. Если завостравский вольный фермер называет тебя "гостем", то это многое значит. В этих местах, в отличие от остального королевства, цену слову знали. Так жизнь их воспитала: немногословные, необразованные, подчас диковатые, но свободные и сильные.
Когда вилланы побежали на левый берег Востравы, здесь уже были замки, и вовсю шла борьба между друидами и людьми. Но они не испугались. Валили и жгли лес, расчищали себе поля да параллельно воевали против всех и каждого.
Много народу тогда погибло, много еще погибнет. Ведь это только в престольной Рокане считают, что, провозгласив всеобщее равенство людей и нелюдей, можно добиться мира в королевстве. Здесь, на левом берегу Востравы, свои законы.
— Зови монаха, невестка! — Атаман фермерского поселка сел за большой, рассчитанный на всю патриархальную семью, стол.
"Монаха нам только не хватало. — К сожалению, события следовали не по воле Ловца. — Не нравится мне все это".
— Ты, лекарь, садись. Преломим хлеб.
Вскоре пришел худой, клювоносый монах. Выцветшая, когда-то черная мантия, истоптанные сапоги и длинная гибкая палка. Такими палками монахи Ордена Святой Земли чудеса творили в бою, выходя один против десятерых.
— Мир этому дому! — возгласил монах.
— И тебе, божий человек. Садись и ты с нами. Обсудим дела наши.
Монах, зыркнув на Ловца черными глазами, сел на противоположный от него конец стола.
— Выдай нам его, атаман. — Божий человек не был настроен на долгие разглагольствования. — Орден не забывает доброты.
— Эк ты сразу как! — атаман удивился ненависти, проскользнувшей в голосе божьего человека, но ничего более не добавил.
— Он устроил пожар в замке д` Кригоф, — монах истолковал нейтральную реакцию Фирса в свою пользу. — В пожаре погибли барон и его сын.
"Оперативно они сработали". — Ловец понимал, что говорить сейчас бесполезно, и молчал, сосредоточившись на поданном супе.
— Надо же! — Фирс решил схитрить, притворившись знать не знающим, ведать не ведающим крестьянином, у которого хата всегда с краю.
Ловец решил молчать как можно более красноречиво.
"Хорошо, что я легенду не меняю и называюсь, как и раньше Алексом, иначе Фирс меня выдал бы. Гостил бы у него не я — Алекс Лекарь, — а другой какой-нибудь прохожий врун и вор чужого имени. А так, я честный, потому что не скрываюсь. Это плюс".
— Он своими магическими богопротивными кознями и ваш поселок спалит. У вас, фермеров, палисад со рвом от врагов внешних стоит, — монах уже входил в священный раж странствующего проповедника, у которого и земля будет плоской, если он в это поверит, — а вы от внутренних защититься не можете. Лезут они к вам в дом, в душу проникают и поганят ее своими нечестивыми делами. Отдай его нам, и разреши скромному монаху здесь поселиться, дабы наставлять людей на путь истинный.
От последних слов, атаман аж поперхнулся гороховым супом, который он уплетал, не упуская, однако, ни одного слова проповедника.
— Так ведь, падре, у нас здесь нет ведьмов всяких.
— А этот, кто? — Монах гневно вытянул костлявую руку в направлении Ловца. — Что он вам наплел?
Если бы он умел пользоваться магией, то испепелил бы лекаря одним взглядом.