Положение нового короля было тяжелым. Уже несколько лет страну охватывали неурожаи и голод. Это явно не давало возможности полноценно собирать налоги. К этому времени материальной основой королевской власти практически становится уже не экономика страны, а личные богатства короля. Но имел ли Родриго достаточно богатств, неизвестно. Мы не знаем его родственных связей. Предполагается, что он был внуком Хиндасвинта^{778}. Об этом сообщает Хроника Альфонса III (5, 1), говоря, что его отец Теудефред был сыном Хиндасвинта, которого отец якобы бросил еще в младенчестве. Это — явно сказочная деталь, целью которой было узаконить власть последнего легитимного вестготского короля в глазах подданных астурийского короля уже в совершенно новых условиях[132]. В арабских же источниках прямо говорится, что он не был королевского рода^{779}.[133] После избрания Родриго резко обострилось внутриполитическое положение. Сыновья Витицы не признали его выбора, вместе с матерью они бежали из столицы и попытались организовать борьбу с новым королем на северо-востоке Испании. Вместе с ними туда отправилась и часть готской знати, в том числе их опекуны Реквизинд и Вайязинд^{780}. Их, по-видимому, поддержала и знать Септимании. Витица оставил своим сыновьям хорошее наследство: позже, когда эти сыновья заключили союз с арабами, те оставили в их владении 3 тысячи имений в виде компенсации за отказ от трона^{781}. Эти богатства вполне могли стать материальной основой сопротивления. Все же войска сыновей Витицы и их сторонников были разгромлены армией Родриго. Полностью уничтожить своего соперника последний, однако, не смог. Вполне вероятно, что между королем и его соперниками был заключен какой-то договор. Семья Витицы все-таки признала Родриго королем, но за это сохранила свое богатств и свои позиции в обществе.

Тот факт, что Витица не сумел навязать избрание королем своего сына, и обстоятельства избрания Родриго показали резкое ослабление королевской власти. Хотя в гражданской войне король одержал победу, само ее возникновение и ее результат стали новыми показателями этого ослабления: ведь, с одной стороны, избрание короля не остановило недовольных, поднявших оружие ради достижения чисто личных целей, а с другой, король был вынужден примириться с мятежниками, явно не имея сил окончательно их сломить. Ни та, ни другая сторона не имели сил для полной победы и были вынуждены пойти на компромисс, оказавшийся, как показали дальнейшие события, лишь временным. Участвовали ли в этой войне другие магнаты, неизвестно. Но нет сомнения, что в это время роль местных магнатов выросла. Как до правления Леувигильда в ряде мест власть фактически принадлежала «seniores loci», так и теперь появляются такие фактически независимые правители отдельных областей. Одним из них был Теудемир, под властью которого находилась обширная область на юго-востоке Пиренейского полуострова[134]. Он владел не только имениями, но и городами и, располагая собственной армией, действовал совершенно самостоятельно. Когда в 698 г. на это побережье Испании пытался высадиться византийский флот, Теудемир, не дожидаясь ни приказа, ни поддержки короля, своими силами отбил это неожиданное нападение (Chron. Рас. 38).

Возможно, что именно в связи с этой гражданской войной Родриго пришлось отправиться на север для новой воины с васконами. Не исключено, что или васконы оказали поддержку сторонникам Витицы, или просто воспользовались обстоятельствами для новой вылазки за пределы своей территории. Королевская армия осадила Пампелон. Однако эту кампанию Родриго пришлось срочно прервать. В самый разгар военных действий он получил известие о вторжении в Испанию нового врага — арабов.

Варварские вторжения и связанный с ними политический хаос, несомненно, повлияли на экономическую и социальную ситуацию в Испании. Однако преувеличивать их воздействие все же не стоит. Для христианских писателей V в., в том числе для Сальвиана и Идация, были характерны апокалиптические настроения, и это, разумеется, повлияло на их видение событий и их последствий. Конечно, факты, сообщаемые тем же Идацием, нельзя подвергать сомнению, но автор явно подчеркивал одну сторону событий, мало обращая внимание на другую. К тому же, как об этом уже говорилось, вторжения, грабежи, разрушения охватывали далеко не весь Пиренейский полуостров, и их влияние на различные его территории было разным. Во всяком случае после установления относительной политической стабильности началось восстановление и мирной жизни во всех ее аспектах.

Как говорилось в соответствующей главе, для Поздней империи характерно сосуществование четырех социально-экономических укладов, причем решающую роль играли отношения, сложившиеся внутри крупнособственнического уклада, и Испания в этом от остальной империи не отличалась. Во время завоеваний испанские магнаты порой пытались организовать сопротивление, как это было, например, в Тарраконской Испании. Но характерно, что значительную роль в вестготском завоевании этой провинции сыграл местный аристократ Винцентий. Олисипон сдал свевам глава этого города Лусидий. Епископ Эмериты активно сотрудничал с вестготским герцогом Саллой. Это ясно говорит о переходе, по крайней мере, части испанской знати на сторону завоевателей^{782}.

Богатые имения испанских латифундистов, как и земли фиска, казалось бы, должны были более всего привлекать варваров. Действительно, некоторые виллы были разрушены и оставлены. Но все же, как показывают и археологические раскопки, и скудные письменные данные, многие виллы продолжали существовать^{783}.

В виллах могли происходить те или иные внутренние изменения. Часто значительная часть построек перестраивается ради создания местной церкви. Так, например, произошло в вилле «Эль Сауседо», где в конце V — начале VI в. на месте части помещений воздвигается базилика^{784}, но сама вилла, как подчеркивают археологи, сохранилась. Подобные явления отмечаются и в других виллах^{785}. По крайней мере, некоторые виллы, видимо, укрепляются. «Хроника» Иоанна Бикларского (а. 572,584), рассказывая о войнах Леувигильда, упоминает кастеллы и связанных с ними сельчан. Поскольку речь идет о Бетике, где не было вестготов, то эти кастеллы могли быть только поселениями местного населения. Исидор Севильский (Etym. V, 2, 11) называет кастеллы наряду с виками и пагами мелкими поселениями, не украшенными достоинством города, населенными простым народом и из-за своей малости приписанными к большим общинам. В принципе эти сведения могли отражать положение, существовавшее в римскую эпоху, тем более что известия о римских виках и пагах до нас дошли. Но то, что Иоанн Бикларский упоминает кастеллы, говорит об их наличии во второй половине V в. Едва ли крестьяне, которые, несомненно, еще сохранялись в Испании, имели возможности создать в Бетике свои укрепления. Поэтому гораздо вероятнее, что эти кастеллы — не что иное, как укрепленные виллы, а населявшие их rustici — зависимые от магнатов люди^{786}.[135] Хозяева всех этих вилл, пережив «смутное время», сохранились не только в виде отдельных индивидуумов, но и как класс^{787}. И даже само по себе оставление и в ряде случаев разрушение вилл не означало крушение латифундий. В период варварских вторжений многие латифундисты предпочитали укрыться в местных укреплениях (castella), о которых, как упоминалось, говорил Идаций, или за стенами городов, покидая свои сельские владения на произвол судьбы^{788}. А позже они, или вернувшись, или, может быть чаще, оставаясь в городе, восстанавливали свою власть. Правда, при этом те, кто жил в городе, сами не занимались хозяйством, ограничиваясь получением ренты^{789}. Но какая-то часть могла и сама хозяйствовать. Один из законов Хиндасвинта предусматривает, что имение, как и в римское время, могло делиться на часть, переданную в пекулий рабам, и собственно господскую (Leg. Vis. V, 4, 13). Многие из испано-римских магнатов обладали значительным богатством. В связи с этим надо вспомнить жену Тевдиса, богатства которой дали будущему королю возможность создать собственную армию в 2 тысячи человек. Косвенные данные позволяют говорить, что владения этой дамы находились где-то в районе Толедо^{790}, т. е. на краю области непосредственного расселения вестготов. Позже знатный римлянин Клавдий располагал огромной массой зависимых людей, с которыми он пришел на помощь епископу Массоне^{791}. Более того, фактическое крушение римской власти и сравнительная на первых порах слабость власти германских королей позволяла местным магнатам увеличить свое влияние на окружающее население^{792}. В некоторых случаях, особенно в более удаленных районах, пока королевская власть не особенно укрепилась, магнаты могли достигать значительного могущества^{793}. Таким был некий Аспидий, владения которого находились в Арегенских горах[136] и которого Иоанн Бикларский (а. 575) называет «господином этого места» (senior loci). Леувигильду пришлось вести с ним настоящую войну, после которой король не только восстановил (или, может быть, лучше — установил) там свою власть, но и захватил значительные богатства.