Во-вторых, король не только присутствовал на соборе. Он обращался к собору со специальным посланием (tomus), в котором не только приветствовал собравшихся прелатов, но и определял темы последующего обсуждения. Со времени представления такого послания Рецесвинтом VIII Толедскому собору в 653 г. это становится правилом. В этом послании фактически устанавливалась и тональность обсуждения. Так что высший орган испанской церкви не только не мог собраться по инициативе самой церкви, но и не мог сам определять свою повестку дня, рассматривая то, что предложено королем^{1007}. Поместные соборы (синоды) тоже не оставлялись без королевского присмотра: на них присутствовали специальные королевские чиновники, контролировавшие ход такого собрания^{1008}.

В-третьих, в идеале на соборе присутствовали все епископы королевства, которых иногда представляли их викарии. В соборах могли принимать участие и аббаты, но их было меньшинство. Епископов же назначал король. Хотя официально требовалось согласие, consensus, между королем и митрополитом той или иной провинции, наделе оно превратилось в чистую формальность, и только при отсутствии королевского решения в дело реально вступал митрополит^{1009}. В этих условиях епископы практически полностью зависели от короля. Поэтому не удивительно, что за все время существования Вестготского королевства, включая весь период после 589 г., не было ни одного случая, чтобы какой-либо собор встал в оппозицию к королю, пытаясь навязать ему свою волю. В свое время Исидор приветствовал Свинтилу, считая его религиознейшим государем и поддерживая его мероприятия, но когда свергнувший при помощи франков Свинтилу Сисенанд созвал IV Толедский собор, тот под руководством того же Исидора и полностью оправдал узурпатора, и осудил свергнутого короля. Возведя выступление против короля в ранг святотатства, этот собор полностью признал власть нового короля, достигшего трона таким выступлением. В 675 г. XI Толедский собор, официально не являвшийся общегосударственным, но представлявший большинство испанских иерархов, полностью поддержал Вамбу, а созванные его преемником Эрвигием XII и XIII соборы осудили ряд мероприятий Вамбы и приняли меры по корректировке государственного курса.

В целом теоретически можно говорить не о подчинении светской власти церковной, а о согласии этих двух властей. В некотором смысле символом такого согласия являлся акт помазания короля, совершаемый толедским митрополитом. А конкретные взаимоотношения государственной власти и церковной иерархии зависели от конкретного же соотношения сил. Тот же акт помазания мог рассматриваться и как признание особого положения короля, единственного из всех смертных обитателей королевства непосредственно связанного с Богом, и как признание верховенства духовной власти, осуществлявшей это помазание^{1010}. При «сильных» королях, как Хиндасвинт или Вамба, церковь превращалась в оружие королевской власти — важное, но лишь оружие. С ослаблением королевской власти роль церковной иерархии увеличивалась. Едва ли случайно столь большое количество соборов собирается в последние два с небольшим десятилетия существования вестготской Испании. В это время и поместные соборы могли принимать решения, практически касавшиеся всей государственной жизни. Таким был III Цезаравгустанский собор, созванный Эгикой, который, как об этом уже говорилось, принял постановление об обязательности ухода в монастырь вдовы умершего короля, что в тех условиях имело несомненное политическое значение.

В Вестготском королевстве сохранилось римское деление на провинции. За Пиренеями под властью вестготов осталась только одна провинция, которая и стала называться просто Галлия (иногда во множественном числе — Галлии, хотя ни о какой другой Галлии, кроме Септимании, речи идти не могло) и которая более или менее совпадала с прежней I Нарбоннской Галлией. Как и в римское время, отдельной провинцией была Галлеция, которая, как уже говорилось, официально считалась одной из трех частей государства. Под ней подразумевалась территория бывшего Свевского королевства, и поэтому она не точно совпадала со старой римской провинцией. Известно, что эмеританский митрополит Горонтий обратился к королю Рецесвинту с призывом вернуть церковную провинцию Лузитанию в ее прежние пределы, возвратив ей приходы, ранее оказавшиеся на территории Свевского королевства^{1011}. Поскольку церковное деление обычно совпадало с гражданским, можно говорить, что северная часть Лузитании, подчиненная в свое время свевам, так и осталась в составе Галлеции, по крайней мере, до правления Рецесвинта. Остальная часть Испании делилась на несколько провинций, и порой страну, кроме Галлеции, называли «все провинции Испании». Если не считать Лузитании, лишившейся своей северной части, остальные испанские провинции сохранили свою территорию. Та часть Галлеции, которая не была подчинена свевам, была присоединена к Карфагенской Испании. Однако в течение нескольких десятилетий юго-восточная часть Испании находилась под властью византийцев и образовывала провинцию Спанию, естественно, ликвидированную после нового вестготского завоевания. В состав византийских владений вошла значительная часть Карфагенской Испании, в том числе ее столица Картагена. После этого центр провинции был перенесен в Толедо, а сама провинция стало часто называться Карпетанией по имени доримской области^{1012}.[160] И после вытеснения византийцев центр провинции остался в Толедо. С целью увеличения авторитета столицы и ее митрополита к этой провинции, как кажется, были присоединены некоторые территории Тарраконской Испании.

В римское время испанские провинции, а также Тингитанская Мавретания по ту сторону пролива составляли диоцез Испанию (или Испании), управляемый викарием, подчиненным префекту претория для Галлии. Теперь никаких следов ни префектуры, ни диоцеза не осталось. Правда, Теодорих, как об этом в свое время говорилось, восстановил галльскую префектуру, но неизвестно, распространялись ли его полномочия на Испанию. Амаларих назначил было префекта для Испании, но этот опыт оказался кратковременным и никаких последствий не имел. Так что никакого общего управления испанскими провинциями, отдельного от общегосударственного или параллельного ему, в вестготское время не существовало.

В период Поздней империи испанскими провинциями обычно управляли президы и в виде исключения консуляры^{1013}, которые в случае необходимости могли заменяться комитами, имевшими не только административную, как президы, но и военную власть. Римская гражданская администрация исчезла, видимо, еще до полного захвата Пиренейского полуострова варварами. Но когда вестготы прочно овладели полуостровом, они ее на уровне провинций восстановили^{1014}. Теперь провинциями управляют ректоры. В Поздней империи термин «ректор» являлся общим названием провинциальных наместников, подчинявшихся викариям диоцезов^{1015}. В Вестготском королевстве он стал единственным наименованием главы провинциальной гражданской администрации. Ректором провинции был римлянин, и он осуществлял власть над римским населением провинции. Судя по закону Рецесвинта, ректор был связан с имущественными проблемами и, вероятно, не имел даже судебной власти, поскольку наряду с ним существовал судья (iudex) (Leg. Vis. XII, 1, 2). Кодекс Рецесвинта, перечисляя лиц, обладавших судебными полномочиями, ректора провинции не упоминает (Leg. Vis. II, 1, 27). Тем не менее должность ректора провинции была довольно высокого ранга. Эрвигий в своем послании XII Толедскому собору в 681 г. называет «религиозных ректоров провинций» наряду со «светлейшим сословием герцогов»^{1016}. После этого ректоры не упоминаются, но вполне возможно, что они существовали до самого конца Вестготского королевства. Однако реально их полномочия были невелики. Они, по-видимому, ограничивались сбором налогов с местного населения^{1017}.[161] Все большее значение в управлении провинцией приобретает герцог.