Уже говорилось, что Южная Испания долгое время практически оставалась независимой. Поэтому неудивительно, что там местное магнатство долго сохраняло свои позиции. Надписи свидетельствуют о существовании в Бетике «сенаторов», носящих римские титулы illustres, clarissmi[137]. Таким были некая Паула из Гиспалиса или Александрия и ее сын Проб{794}. Эта знать была достаточно богата и сильна, чтобы с помощью своих частных отрядов оказывать сопротивление вестготским королям{795}. Однако сведения о таких магнатах не ограничиваются Бетикой. Они известны и из Лузитании, особенно из Эмериты{796}, и даже из Кантабрии, как это видно из «Жития св. Эмилиана»{797}. Один из этих «сенаторов» — Сикорий — носил иберское или кельтиберское имя{798}, и это ясно говорит о сохранении слоя испанского магнатства даже в этой маргинальной части Испании. Все эти сведения довольно отрывочны, и во многих других частях Пиренейского полуострова они отсутствуют, даже там, где должны были быть, как, например, на средиземноморском побережье{799}, но это вполне объяснимо случайностями упоминаний, хотя не исключено, что то сопротивление, которое оказала знать Тарраконской Испании вестготам и ее возможное участие в восстаниях Бурдунела и Петра могли привести если не к полной ликвидации местной римской аристократии, то к весьма значительному подрыву ее политического и экономического значения. С другой стороны, известно, что до византийского завоевания отец Леандра и Исидора знатный испано-римлянин Севериан жил в Карфагенской Испании (может быть, и в самой Картагене), откуда он перебрался в Гиспалис{800}. Следовательно, и на юго-востоке Пиренейского полуострова тоже имелась испано-римская знать. А тот факт, что римские магнаты сохранили свои позиции в столь удаленных друг от друга и столь различных районах, как Бетика и Кантабрия, говорит о повсеместности сохранения этого слоя общества и его заметной роли в социальной и экономической жизни страны.
Этот слой общества резко противопоставлялся остальному населению. Исидор (Etym. X, 184) пишет, что знатный человек (nobilis) отличается от простого (vilis) тем, что известно его имя и его род. И такое определение явно навеяно не только римской литературной традицией, но и реальным положением{801}, тем более что сам Исидор принадлежал к этой знати. Старое римское деление общества на «почетных» (honestiores) и «низших» (humiliores) полностью сохраняется в вестготской Испании, как об этом свидетельствуют различные вестготские законы.
Народная керамика V — VI вв.
Что же касается населения, которое Исидор называет «простым», то оно состоит из ряда групп, в том числе и тех, кто выступает в качестве эксплуатируемых в имениях магнатов. Интересные данные по этому поводу дают так называемые «вестготские формулы», являющиеся собранием образцов документов кордубского нотария и отражающие положение в Кордубе и ее окрестностях в первой четверти VII в.{802} Поскольку Кордуба все это время оставалась римским городом, то эти документы свидетельствуют о положении именно в римском секторе общественной и экономической жизни.
Среди них определенное место занимают прекаристы. Это были крестьяне, которые были вынуждены отдать свой участок земли крупному землевладельцу, дабы получить его обратно уже в качестве прекария за ту или иную помощь. Став прекаристом, такой крестьянин обязуется неуклонно выплачивать землевладельцу десятую часть всего полученного на этом участке (Form. Vis. XXXVI, XXXVII). Такой прекарий был широко распространен еще в римское время, но тогда он являлся фактическим отношением без формального обязательства{803}. Теперь же это оформляется специальной грамотой, сопровождаемой клятвой{804}. Обращают на себя внимание еще два момента в такой грамоте. В одном образце говорится, что десятина новому хозяину земли выплачивается по древнему обычаю (secundum priscam consuetudinem), и это явно связывает прекарий вестготского времени с римским. И второй момент: прекарист обещает выплачивать эту часть, как это обычно у колонов. Прекарист, таким образом, приравнивается к колону. Между тем собственно в вестготских законах колоны как таковые не упоминаются{805}. Но зато их упоминает Исидор (Etym. IX, 4, 36), о colonis agrorum говорит II Гиспалийский собор в 619 г., упоминания о них встречаются в законах, относившихся к римскому населению Вестготского королевства. В завещании диакона Винцента упоминаются колоны и рабы вместе с их пекулиями{806}. Наличие колонов во время существования этого королевства едва ли можно подвергнуть сомнению{807}, но эта категория зависимого и эксплуатируемого населения относилась исключительно к римским структурам общественной жизни.
В отличие от колонов рабы (servi, mancipia) довольно часто встречаются в законах, относившихся как к готскому, так и к римскому населению. Крушение Западной Римской империи ни в коем случае не привело к исчезновению рабства. Более того, обстановка завоеваний, многочисленных войн, политического хаоса способствовала увеличению числа рабов. Исидор (Hist. 61) прославляет короля Сисебута за то, что тот выкупал у своих воинов рабов, в каковых обращались пленные. Период 500—650 гг. считается временем апогея рабства в варварских государствах{808}. В Вестготской королевстве рабов тоже было довольно много. Десяток рабов считался собственностью относительно бедных хозяев, по крайней мере церковных{809}. Деление всех людей на рабов и свободных считалось само собой разумеющимся. Кроме войн, само экономическое развитие порой вело к распространению рабства. Одна из «вестготских формул» (XXXII) предусматривает возможность самопродажи человека даже вопреки закону. В таком случае человек за энное количество солидов продает свой статус и поступает полностью под власть и господство (iure dominioque) господина, который теперь должен защищать нового раба и власть которого определяется старой римской формулой «имеешь, владеешь и властвуешь» (habeas, teneaset possideas). Поскольку это не уникальный документ, а типовой образец, то можно говорить, что такие случаи были далеко не единичными. Эрвигий дополнил старый закон Леувигильда о самопродаже разрешением родственникам выкупить такого раба за ту же сумму (Leg. Vis. V, 4, 10).
Раб считался лишь вещью и не являлся субъектом права. Он мог быть продан, подарен, обменен{810}. Брак раба со свободной женщиной запрещался, и если несмотря на предшествующее троекратное наказание брак сохранялся, жена раба тоже становится рабыней, как и их дети (Leg. Vis. III, 2,3). В «вестготских формулах» (VIII, IX) дарения церкви или монастырю рабы рассматриваются такой же частью имения, как земля, здания, виноградники, леса и т. д. До законов Хиндасвинта (Leg. Vis. II, 2, 7; 9) раб находился в полной власти своего господина, и только эти законы определили предание в случае совершения преступления раба суду. И только закон Рецесвинта (Leg. Vis. VI, 5, 13) запретил калечить раба.