Через некоторое время я стал выполнять партийные поручения. Главным было доносить об истинном положении дел в Германии. Мы изготавливали газету, под каким названием — не важно, и тайком, в малом количестве экземпляров переправляли ее через границу. Она печаталась на очень тонкой индийской бумаге, и каждый экземпляр сворачивался в несколько слоев, так чтобы уместиться в ладони. Для контрабанды использовалось множество способов, порой весьма хитроумных. Бывало, экземпляры газеты помещались в жиронепроницаемые мешки, а те — в буксы железнодорожных составов, курсировавших между Берлином и Прагой. В Берлине их забирал железнодорожник, проверявший исправность колес, но какое-то время спустя его схватило гестапо, и пришлось придумывать кое-что иное. Потом кому-то пришла в голову мысль заполучить чешский паспорт и под видом коммивояжера перевозить газеты вместе с образцами товаров. Я вызвался быть курьером, и, хоть и не без труда, у нас все получилось.
В тот год я пересекал чешско-немецкую границу более тридцати раз. Особенного риска в том не было. Существовали только две опасности. Первая — что тебя узнают и разоблачат. Вторая — что человек, забирающий газеты для последующего распространения, попадет под подозрение. Так оно и получилось. Сразу его не стали забирать, установили наблюдение. Обычно мы встречались в зале ожидания одного провинциального вокзальчика и потом вместе садились в поезд. Выходя, я оставлял мешок с газетами на багажной полке, а он потом его забирал. Однажды поезд, уже тронувшись, остановился, и в вагон прямо с железнодорожного полотна вошла группа эсэсовцев. Не зная в точности, по нашу они душу или нет, мы разошлись по разным купе и каждый замер на своем месте. Я слышал, как его забирают, и ждал своей очереди. Но эсэсовцы просто проверили мой паспорт и прошли в хвост поезда. Лишь почти доехав на следующий день до Праги, я обнаружил слежку. К счастью, мне хватило ума воздержаться от посещения штаб-квартиры. То есть к счастью для моих друзей. Я же был не столь удачлив. Когда выяснилось, что я не приведу их к тем, кто им нужен, эсэсовцы решили, что самое лучшее — забрать меня в Германию, а там уж использовать свои способы для получения информации. Понимаете ли, наша газета начала досаждать властям, а иначе, как через меня, до людей, стоящих за ней, добраться было невозможно. Немецкий филиал организации занимался исключительно распространением. Им была нужна голова. Надо было уходить. Более того, надо было уезжать из Чехословакии, потому что немцы известили чешскую полицию о том, что на самом деле я являюсь немцем, разыскиваемым в Германии по подозрению в краже, а паспорт на имя Поля Чиссара был получен мошенническим путем.
В Швейцарии меня пытались похитить. Я остановился в гостинице на берегу Констанцского озера, где подружился с двумя людьми, приехавшими сюда, по их словам, порыбачить на отдыхе. Однажды они пригласили меня с собой. Заняться мне было нечем, и я согласился. В последний момент, по чистой случайности, я узнал, что они не швейцарцы, а немцы, нанявшие лодку на немецкой стороне озера. После этого я сразу же уехал в Цюрих, понимая, что они пойдут по следу, но похитить меня так далеко от границы не решатся.
В Цюрихе я надолго не задержался. Однажды утром я получил из Праги письмо, в котором говорилось, что гестапо каким-то образом узнало мою настоящую фамилию — Шимлер. Разумеется, им и раньше было известно, что Поль Чиссар никакой не чех, а немецкий марксист; но теперь, когда раскрылось мое настоящее имя, не было никакой нужды похищать меня, чтобы переправить в Германию. Я стал человеком, находящимся в бегах. Дважды они почти настигли меня. Швейцария кишела агентами гестапо. Я решил перебраться во Францию. Люди из Праги направили меня к Кохе. Он — один из них.
Кохе оказался поразительным человеком. Я явился к нему без гроша в кармане, он меня одел, приютил, и вот уж сколько времени я живу здесь бесплатно. Но сколько же можно бегать? Денег у меня нет, и Кохе не может дать мне взаймы, потому их нет и у него. Пансионат принадлежит его жене, и единственное, что он может сделать, — уговорить ее позволить мне оставаться тут. Я вызывался поработать, но она и слышать не хочет об этом. Она ревнует его, и ей нравится им командовать. Надо уезжать. Здесь становится опасно. Несколько недель назад стало известно, что во Францию заслан агент гестапо. Удивительно, как эта публика умеет все вынюхивать. Ну а когда за тобой гоняются, развивается особое чутье. Опасность начинаешь кожей чувствовать. Мне удалось изрядно изменить внешность, но, по-моему, меня вычислили. Да и я вроде заметил посланного из Германии агента. Впрочем, он ничего не будет предпринимать, пока не убедится во всем окончательно. Единственный мой шанс заключается в том, чтобы обмануть его. Вы сбили меня с толку. В какой-то момент я решил, что ошибся. А Кохе принял вас за мелкого жулика. — Он пожал плечами. — Я не знаю, кто вы, Водоши, но сказал я вам чистую правду. Что вы намерены предпринять?
— Честно говоря, не знаю. — Я посмотрел на него. — Я мог бы поверить всему услышанному, если бы не одно. Вы так и не объяснили, почему тот факт, что гестапо стало известно ваше настоящее имя, так уж усугубляет ваше положение. Если не удалось захватить и вернуть в Германию Чиссара, почему это может случиться теперь, когда открылось ваше подлинное имя?
Он не сводил с меня глаз. Я заметил, как дрогнули уголки его губ. Больше он ничем не выдал своего волнения. И голос, когда он заговорил вновь, был ровен и бесстрастен.
— Очень просто. В Германии по-прежнему остаются мои жена и сын.
— Понимаете ли, — продолжал он после некоторого молчания, — высылая меня из Германии, власти не отпустили со мной мою семью. Я не видел своих уже более двух лет. Перед тем как оказаться в концлагере, я слышал, что жена увезла сына к своему отцу, в предместье Берлина. Я писал ей из Бельгии и Парижа, и мы договорились, что, как только я устроюсь во Франции или Англии, они с сыном приедут ко мне. Но вскоре выяснилось, что я и один-то в Париже еле-еле концы с концами свожу. В Лондоне было бы то же самое. Я ведь всего лишь немецкий беженец. В Праге я познакомился с одним человеком, который сказал, что у коммунистов есть возможность тайно въезжать и выезжать из Германии. Я безумно тосковал по жене, мне ужасно хотелось поговорить с ней, увидеть мальчика. Именно эта тоска погнала меня по адресу, полученному в концлагере. Разумеется, тайный въезд-выезд из Германии — это сказки. Вскоре я в этом убедился. Но когда подвернулась возможность, я ею воспользовался. Во время своих поездок с чешским паспортом в кармане я трижды тайно встречался с женой.
Она старалась уговорить меня взять ее с ребенком в Прагу, но на это я не пошел. Я жил на гроши, пока они спокойно пребывали под отцовской крышей и мальчик мог ходить в школу.
Когда меня настиг первый удар, я поздравил себя с проявленной предусмотрительностью. Пусть гестапо вернет меня в Германию, если получится! Толку, прошу заметить, от этого никакого не будет, потому что партия знает: сколь бы верен ей человек ни был, пытками можно заставить заговорить любого. Когда меня довели до Праги, выяснилось, что штаб-квартира переехала. Куда — не знаю. Известно только, что нужно было писать в Прагу, до востребования. Но гестапо — организация основательная. Я им нужен. Я недооценил их. Пользоваться чешским паспортом стало слишком опасно, и я вернулся к немецкому, который жена держала в надежном месте, а теперь при встрече передала мне. Наверное, через него меня и выследили.
Узнав об этом, я испугался. В лице моих жены и сына они имеют заложников. Мне придется вернуться, иначе вместо меня в тюрьму бросят их. Я все как следует обдумал. Пока мне не предъявят ультиматум, она в безопасности — под наблюдением, конечно, но в безопасности. Мне оставалось только одно — найти укрытие и ждать вестей. Если с ней все в порядке, если она все еще у отца, можно скрываться и далее, до тех пор пока гестаповцам, возможно, не надоест гоняться за мной и можно будет раздобыть другой паспорт, а там уж вытащить семью.
