28 октября. Какая суета! Отбойный молоток мистера Гоббса не дает нам покоя весь день. Я даже переехала в комнату на мансарде, чтобы скрыться от пыли и жуткого шума.

22 ноября. Мистер Гоббс не пускает меня в собственный подпол. Как он сказал, там приключилась небольшая авария и нужно переложить камин заново, а также заменить все остальное. Он улыбался, говоря об этом, и тут я заметила, что его улыбка никогда не затрагивает глаз – они всегда сохраняют ледяной синий оттенок.

15 января. Мне нездоровится, я прикована к постели. Мэри сказала, что я истощена горем и нервным напряжением из-за постоянных переговоров с мамой и папой, а также постоянными письмами из налоговой службы с требованиями заплатить налоги. У меня больше нет денег. «Продай дом мне, дорогая, я уплачу налоги, а ты сможешь жить в нем так же, как и раньше, с единственной разницей, что ты не будешь обладательницей дома на бумаге. Твоя судьба больше никогда не будет в опасности», – предложила мне Мэри. Я не могу пережить такое страдание, как продажа дома, но куда страшнее пустить его с молотка. Мне придется подумать над ее предложением. Мэри дала мне сладкого вина, чтобы успокоить нервы, и настояла на том, чтобы я выпила все без остатка.

20 января. Я никак не могу пробудиться от странных снов, полных кошмарных образов.

21 апреля. Я наткнулась на него в темной гостиной. Он был совершенно голым и прорычал «Узри меня и изумись!» Его глаза вспыхнули в темноте, как горящие угли. Кажется, я потеряла сознание, потому что помню только, как очнулась в собственной постели уже после полудня с сильной головной болью. Мэри сказала, что мне не нужен врач, а только покой, и она сама обо мне позаботится.

Май. Я не знаю, какой сегодня день, они все слились в единый беспорядочный поток. Внизу продолжаются странные сеансы. Я слышу странные звуки, но слишком ослабела, чтобы дойти до лестницы, и к тому же мне очень страшно.

Август. Стоит страшная жара. Весь дом провонял запахом гнили, от которого меня буквально выворачивает наизнанку. Наш квартирант пропал без следа.

1 сентября. Чудовище разгуливает по дому, пугая всех встречных. Оставшиеся слуги – те немногие, что еще не ушли, – боятся его, как огня. Он рассказывает какие-то фантастические, невозможные истории. Как-то раз он объявил, что является последним потомком могущественного рода, хотя я знаю, что он нищ, как церковная мышь, прост, как уличная грязь, и вырос в дешевом приюте в Бруклине. Каждый день он выдумывает все новые небылицы, и становится практически невозможно отличить правду от лжи.

20 сентября. Я больше не стану пить вино из рук этой дурной женщины.

28 сентября. Я чувствую себя ужасно, вероятно, потому, что больше не пью вина. Уже неделю я лежу в постели, мучаюсь от судорог и рвоты. За мной ухаживает наша последняя оставшаяся служанка, Эмили, милая девочка. Она призналась мне, что так же напугана, как и я. Как-то раз она прошла в комнату, которая была обычно заперта, и чуть не разбилась насмерть, едва не свалившись в глубокий желоб. Она предполагает, что ловушка ведет прямо в подпол.

3 октября. Я проснулась ночью от страшных воплей, но не могла понять, слышу их во сне или наяву.

8 октября. Эмили не было уже шесть дней.

10 октября. Я с огромным трудом поднялась с постели и спустилась вниз. Все жалюзи были опущены, и в доме царила атмосфера склепа. «Где Эмили?» – спросила я у мистера Гоббса, стараясь держаться хладнокровно, хотя у меня дрожали колени. «Она уехала к своей сестре, присутствовать при родах», – ответило чудовище. «Странно, но почему она не забрала причитающееся жалованье?» – удивилась я. «Она не пожелала беспокоить вас по такой мелкой причине», – ответил он. «Но почему она оставила свою сумочку?» – спросила я, ведь предварительно я зашла в ее комнату и нашла все вещи нетронутыми. Тут к нам подошла миссис Уайт, без сомнения, привлеченная моим тоном. «Мы проследим за тем, чтобы вещи были переданы бедняжке. Она так волновалась за сестру, что обо всем позабыла».

Какая женщина способна уехать без сумочки?

13 октября. Я попыталась проникнуть в подпол, но была бесцеремонно остановлена мистером Гоббсом. «Там небезопасно», – сказал он, и что-то в его тоне заставило меня замолчать, съежиться и поспешить в свою комнату.

15 октября. Я слышу шепот в стенах моего дома. Боже, какая-то страшная катастрофа вот-вот должна произойти!

17 октября. Миссис Уайт уехала в деревню, чтобы выступить там медиумом. Шарлатанка! Я осталась в доме наедине с чудовищем.

19 октября. Сегодня я увидела, как карета мистера Гоббса уехала в город. Я тут же поспешила вниз и взломала шпилькой замок запертого шкафа. И наконец прочла его ужасную книгу. Богохульный бред сумасшедшего, наполненный дегенеративными суждениями и развратом! Я сделала над собой огромное усилие, чтобы не швырнуть эту дрянь в печь. Боже, в какой же я опасности! Я написала своему кузену еще раз и рассказала ему все, ничего не утаивая. Как я могла продать дом этой дурной женщине? Предательство и обман! Ложь, только ложь и еще больше лжи! Я все переиграю. Я – Ида Ноулс, и этот дом строил мой отец. Но сначала я выясню, что происходит в подполе. Я должна увидеть все своими глазами».

– Что происходило в подполе?.. – спросила Эви у самой себя.

В двери библиотеки заглянул Джерихо. Он едва переводил дух.

– Эви, нужна твоя помощь! У нас толпа посетителей.

– Иду, – коротко сказала она и отложила дневник в сторону.

Мемфис вышел в хмурое утро: казалось, сама погода была в плохом настроении, обрушивала на землю холод, ледяной ветер и дождь. Деревья растеряли свои листья, и теперь они лежали на дороге влажным блестящим ковром. Октавия попросила его подмести дорогу, и он послушался, смел их в кучу, собрал в совок и выкинул в мусорку. Мимо по улице в сторону Бродвея с завыванием пронесся полицейский седан, за ним последовал второй и третий. Мемфис перегнулся через калитку, пытаясь разглядеть, что там происходит. По дороге спешил сосед, и Мемфис остановил его.

– Что случилось?

– На кладбище «Тринити» нашли тело, – запыхавшись, ответил тот.

– Там вообще много тел. Это же кладбище, – сухо пошутил Мемфис.

– Они думают, что это Манхэттенский маньяк, – выпалил сосед и поспешил дальше, вниз по улице, где уже скапливалась толпа. Мемфис отставил метлу в сторону и пошел за ним.

Перед высокими коваными воротами кладбища толпился народ, кто-то еще в пижаме и домашних тапочках, женщины – в ночных чепчиках. Матери шикали на детей и прогоняли их домой, грозясь отшлепать. Полиция оцепила холмы в центре старой части кладбища, где во время войны происходили жестокие битвы. Там стояла памятная стела. Мемфис отошел в сторону и решил забраться на фонарный столб, чтобы лучше все увидеть.

На улице раздался душераздирающий вопль. За ним последовали другие, потише, перемежаемые многочисленными ахами и вздохами. Люди передавали друг другу страшную весть, будто волна горя двигалась прямо по толпе. Мемфис увидел цирюльника Флойда и подбежал к нему.

– Что там, Флойд? Что происходит?

Флойд посмотрел на него потемневшими от горя глазами и покачал головой, будто не веря происходящему.

– Это ужасно, Мемфис.

Мемфису показалось, что он заглотил колючий обломок льда, который медленно опустился внутрь, оцарапав все вокруг, и теперь не хочет таять.

– Кто? – коротко спросил он, но кровь уже шумела в его ушах, как запоздалое страшное предчувствие.

– Гэбриэл Джонсон. Говорят, убийца отрезал его губы и подвесил, как распятого ангела.

Мемфис стоял в заполненном людьми приделе Сионской церкви вместе с теткой Октавией и Исайей. Впереди, под одеялом из лилий, которые прислала лично Мами Смит, стоял гроб Гэйба. На скамьях не было ни одного свободного места, и в церкви яблоку негде было упасть, прихожане жались к стенам. Становилось душно, и женщины обмахивались деревянными веерами, которые предусмотрительно подготовило похоронное бюро.