Уилл прошел лабиринтами полицейского участка, миновал комнату ожидания с полуопущенными жалюзи, где двое мужчин в строгих темных костюмах ждали встречи с начальником полиции. Они сидели спокойно и тихо, будто у них не было никаких причин торопиться. Будто они привыкли к такому положению вещей и эта встреча не способна ничего изменить.

Уилл побледнел и прибавил шагу, толкнул дверь участка и вышел в сероватое утро. Бросив два цента газетчику, он взял свежий выпуск и раскрыл статью о смерти Манхэттенского маньяка с фотографией офицера Лиги на фоне американского флага и крупной надписью «ГЕРОИЧЕСКИЙ ОФИЦЕР СПАСАЕТ ГОРОД». Быстро они работают. И ни единого упоминания о музее или Уилле. Положив газету на ближайшую скамейку, Уилл спрятал руки в карманы, чтобы не было видно, как они трясутся.

Мемфис подождал, пока Октавия уснет покрепче, закрыл дверь в комнату, где спали они с Исайей, и тихо подошел к постели брата. Затем пристально посмотрел на свои руки. Прошло уже три года с тех пор, как Мемфис попытался вылечить маму, почувствовал присутствие духов и услышал шелест крыльев в последний раз. Возможно, он навсегда лишился своего целительского дара. Но он устал бояться выяснить почему.

Мемфис опустился на колени перед кроватью и подумал, что стоило бы помолиться, но о чем? Просить ли у Бога помощи или вымаливать его прощение? Он сам не знал, верил ли хоть во что-нибудь из этого, поэтому просто молча положил руки на брата и подумал об исцелении. Стоя на коленях рядом с братом, он ничего не чувствовал. Ни теплоты в руках, ни запаха цветов, появлявшегося перед тем, как он погружался в зыбкий мир духов.

– Я не собираюсь сдаваться, черт побери, – процедил он сквозь сжатые зубы. – Ты слышишь меня? Я не сдамся!

Мемфис сделал глубокий вдох. Внезапно его руки свело судорогой. И вдруг словно открылся невидимый кран: по его венам пробежало знакомое тепло. Еще не успев ничего понять, он провалился в призрачный мир, почувствовал, как его окружают духи, почувствовал их легкие прикосновения к его плечам, рукам – они возрождали великую цепочку исцеления. И тут раздался мамин голос – нежный, низкий:

– Мемфис.

Она была в легком одеянии, сияющем, как озеро под луной. Не изможденная и не худая, как в их последнюю встречу, – здоровая и красивая, хотя и очень печальная. Это была его мама, и он готов был со всех ног бежать к ней.

– У нас мало времени, сынок.

– Мамочка! Это ты?

– Я должна сообщить тебе это, пока есть возможность. Тебе предложат сделать великий выбор и принести великую жертву, – грустно сказала она. – Это необходимо будет сделать, но только ты вправе решать, какой путь выбрать. Шторм надвигается, и ты должен быть к нему готов.

– А что с Исайей?

Мама не отвечала.

– Есть кое-что, о чем я тебе никогда не рассказывала. Я должна была сказать тебе это…

Успокаивающее присутствие духов рассеялось. Они стояли на перекрестке из его кошмаров. Вдалеке виднелся амбар и кривое дерево. На небе клубились темные облака и вспыхивали молнии. Мама с ужасом посмотрела наверх. Поднялся сильный ветер, яростно вздымавший тучи песка и пыли.

– Ты не можешь вернуть прошлое, Мемфис. То, что ушло, – ушло. Обещай мне!

Облако пыли приближалось к ней.

– Мама, беги!

– Обещай мне! – крикнула она и скрылась в пыльной туче.

Мемфис бросился бегом по дороге, надеясь обогнать удушливую пыль. Краем глаза он заметил, как по правую руку от него через поле идет человек в цилиндре и странном темном плаще. Посевы, которые он проходил, тут же поникали и чернели. Над дорогой пролетел ворон.

Резко вынырнув из транса, Мемфис повалился на пол с громким стуком. Он весь промок от пота, его било мелкой дрожью. Ему удалось отправиться туда, где он бывал во время целительства. Удалось увидеть маму.

– Мемфис. А что ты делаешь на полу?

Исайя проснулся и смотрел на него заспанными глазами, словно это было обычное утро.

– Исайя? – выдохнул Мемфис. – Исайя?

– Да, меня так зовут. Ты сегодня какой-то смешной. – Исайя потянулся. – Как же пить хочется.

Его брат исцелен. Он исцелен, и сделал это Мемфис. Его ладони еще покалывало от работы. Он не лишился дара – все вернулось. Мемфис крепко обнял брата и заплакал.

– Что случилось?

– Ничего. Ничего, малыш. Теперь все просто замечательно.

– Но я все равно хочу пить.

– Я принесу тебе что-нибудь. Сиди здесь и не уходи куда-нибудь.

– Никуда не уходи, – сонно поправил Исайя.

– Точно.

Мемфис побежал в кухню и подставил стакан под кран, жалея, что он не может наполниться быстрее.

– Спасибо, – сказал он, не зная, кому он это говорил и зачем. Выключив воду, он поспешил назад к Исайе.

За окном кухни в небе сверкнула молния. Ворон молча смотрел на нее.

Эви с Тетой и Мэйбел вышли на улицу свежим, ярким днем. Погода стояла замечательная, на небе ни облачка. Воздух был такой чистый, будто только что появился. Эви ужасно хотела купить новую шляпу. Прошло четыре дня с тех пор, как она стояла лицом к лицу с Джоном Гоббсом в той ужасной комнате. С тех пор как она заперла его душу в своей самой ценной реликвии и уничтожила ее ради того, чтобы все спаслись. Даже сейчас ее рука время от времени невольно поднималась к шее, но каждый раз натыкалась на пустоту. С тех пор ей не приснилось ни одного сна, но она старалась об этом не думать. Она вообще старалась не думать ни о чем из этого. Они с дядей Уиллом практически не обсуждали ту ночь. Казалось, он замкнулся даже больше, чем раньше, обложился книгами и газетными вырезками, превращаясь в безмолвного призрака. Когда-нибудь потом она спросит его о Пророках. О том, как ей узнать, есть ли похожие на нее, и как ей стать сильнее и лучше контролировать свои способности. Эви столько всего хотелось узнать. Но это могло подождать. Сейчас они с Тетой и Мэйбел направлялись на трамвае в какой-то шляпный магазин, который порекомендовала Тета, и Эви намеревалась купить шляпку-клош с лентой, завязанной красивым бантом, обозначавшим, что она свободна и доступна, но не слишком. Это был их город и их время. Она пообещала Мэйбел, что восполнит все пропущенные встречи и невыполненные обещания, и решила на этот раз сдержать слово.

Трамвай встал на светофоре, и прямо перед тем, как он снова поехал, из толпы вынырнул Сэм и заскочил на приступку, ухватившись за перила рядом с Эви.

– Привет, дамочки! – сказал он.

– Сэм! Слезь немедленно! – строго сказала Эви.

Он выразительно оглянулся на быстро мелькавшую улицу.

– Что-то мне подсказывает, что идея плохая.

– Я просто в шоке, что они выпустили тебя из Склепа.

– Спиши это на мое очарование, сестрица. Я ведь хорошо умею обращаться с наручниками. – Его улыбка предполагала что-то развратно-хулиганское, и Эви закатила глаза.

– Я просто хотел предупредить тебя, что уеду на несколько дней.

– Я надену черную вуаль и буду плакать каждую ночь.

Тета и Мэйбел прыснули и отвели глаза.

– Ты будешь скучать. Я же тебя знаю, сестрица. – Он по-волчьи ухмыльнулся.

– Эй! – воскликнул кондуктор. – А ну слезай отсюда!

– Сэм, у тебя сейчас будут проблемы!

Сэм заулыбался:

– Ах, детка, а я думал, что ты любишь решать проблемы!

– Может, ты слезешь, пока не убился?

– Тебя так беспокоит мое здоровье?

– Слезай сейчас же.

Сэм спрыгнул с приступки, чуть не столкнувшись с женщиной, катившей коляску.

– Простите, мэм. – Он отряхнул руки и крикнул им вслед: – В один прекрасный день, Эви О’Нил, ты втюришься в меня по уши!

– После дождичка в четверг! – крикнула ему Эви.

Сэм изобразил, что поражен стрелой и падает. Эви прыснула.

– Идиот.

Тета изогнула бровь.

– Этот парень сохнет по тебе, Эвил.

Она закатила глаза в ответ.

– Не валяй дурака. Никакого отношения к любви это не имеет. Этот парень просто хочет то, что не может получить.