Эви взяла подругу под руку.

– Я расскажу тебе один очень большой секрет, имеющий отношение к расследованию. Но сначала ты должна будешь поклясться на Библии…

– Эви, я – атеистка.

– Тогда клянись на атеистской Библии, мне все равно.

– Такой Библии не существует.

– Тогда нам надо ее придумать. Клянись могилой нашего любимого сердцееда!

– Клянусь могилой Рудольфа Валентино, – послушно сказала Мэйбел.

– Из достоверных источников я получила сведения, что в доме могут скрываться улики, которые прольют свет на личность убийцы. – По факту это не было ложью.

– А я думала, что полиция уже задержала убийцу – Джейкоба Колла. – Мэйбел внимательно посмотрела на Эви. – Ты, похоже, не считаешь его виновным?

– Давай назовем это интуицией.

– О нет! – воскликнула Мэйбел. – Нет-нет!

– Прошу тебя, Мэбси. Мне это очень нужно. – Она как на духу выдала подруге все, что успела узнать за время расследования, – как держала в руках пряжку Руты, как слышала жуткий свист, историю о связи Гоббса с домом Ноулсов, и главное – о странном коротком визите Мемфиса Кэмпбелла и его словах о том, что в доме снова кто-то живет.

– Ужас какой, Эви! – воскликнула Мэйбел, содрогнувшись. Эви прекрасно знала, что это означает, – сейчас ее подруга выдумает план. – Мы не пойдем туда без соблюдения необходимых предосторожностей. – Она поманила Эви за собой, и они спустились к мальчикам, игравшим в бейсбол.

– Вы знаете, что это за дом, там, на холме?

– Конечно, мисс, – ответили они.

– Там живет кто-нибудь? Может быть, кто-нибудь входит и выходит?

– Туда никто по доброй воле не ходит. Даже на спор, – твердо сказал один из мальчишек.

Мэйбел выразительно посмотрела на Эви, словно говоря: «Вот видишь?».

– Что ж, а мы… пойдем. Это… на спор. Для нашего женского клуба, – сообщила им Мэйбел.

Тот мальчик, что постарше, сокрушенно покачал головой:

– Вы себе могилу роете, мисс.

– А не хотите ли вы заработать десять центов, ребята?

Мальчики дошли с ними до угла улицы – дальше, как они сказали, ходить им не разрешалось.

– Если мы с мисс О’Нил не вернемся через полчаса, вызовите полицию, – проинструктировала их Мэйбел.

– Мы не станем вызывать полицию даже ради папы римского. Она еще хуже, чем сам дом.

– Ладно, тогда если мы не вернемся через полчаса, бросьте мяч в одно из окон со всей силы, а потом бегите за родителями. Пойдет?

– Но это наш единственный мяч.

– Пятьдесят центов, – непоколебимо сказала Эви.

– За пятьдесят центов? Мисс, да я брошу лучше Бэйба Рута.

– Чудненько! – Эви вручила каждому из них по четвертаку. – Так, оставайтесь здесь и продолжайте играть как ни в чем не бывало, но глаз не сводите с дома. Вы – рыцари, которым доверили ответственную миссию.

– Чего?

– Короче, палите как следует эту развалину и не смейте сваливать, пока мы не вернемся, – процедила Эви. Она заставила ребят по-уличному поклясться и поплевать на землю, и затем они с Мэйбел рука об руку направились в логово убийцы.

В прежние времена дом был очень красивым: декоративные башенки, застекленная терраса, высокие стрельчатые окна, два дымохода от каминов и один очень широкий, совершенно непонятного предназначения. Теперь все окна были заколочены, осталось только два, да и те были загорожены деревянными жалюзи, державшимися на проржавевших гвоздях и грозящими в любой момент отвалиться. Двойные дубовые двери посерели от времени. Там, где раньше висела дверная колотушка – сейчас ее уже украли, – остались царапины на древесине. Дверь была заперта.

– Где-то должен быть вход, – сказала Эви. – Надо поискать как следует.

Она споткнулась о валявшийся на земле кулек. Это оказалась кукла с потрескавшимся фарфоровым лицом. Вокруг трещин уродливой зеленью расползлась плесень.

На заднем дворе дома они обнаружили черный ход для прислуги. Вынув из прически шпильку, Эви повозилась с замком, и тот поддался. Дверь со скрипом распахнулась, и девочки вошли в небольшую кладовку, уставленную высокими шкафами. Здесь стоял запах гнили и разложения, под потолком в узких полосках солнечного света, просочившихся через заколоченные окна, крутилась пыль.

Эви достала из кармана фонарик. Его луч выхватил луженые потолочные перегородки, унизанные комьями пыли.

– Какого черта мы здесь ищем, Эви? – не выдержала Мэйбел.

Она и сама не знала точно. Ей была необходима вещь, которую можно прочесть.

– Постарайся найти старый кулон в виде пентаграммы.

– Той пентаграммы, которую за собой оставляет убийца? – с опаской спросила Мэйбел.

– Это всего лишь кулон, ничего страшного, – соврала Эви. – Не волнуйся, старушка. О Боже…

Они вошли в помещение, которое раньше служило бальным залом. Большая часть мебели была покрыта простынями, так что дом больше походил на кладбище, чем на жилую постройку. Рядом с отделанным камнем камином горбился старый вельветовый диван, изъеденный плесенью. Часть его набивки высыпалась на пол. Выцветшие грязные обои свисали со стен клоками. Кое-где они были оторваны полностью, так что виднелась гнилая древесина. Все, что имело хоть малейшую ценность, было увезено отсюда давным-давно. Здесь не было ни книг, ни утвари, ни безделушек – ничего, что могло бы пригодиться Эви. Даже светильники сняли со стен и унесли. В углу грустил старый рояль, увитый паутиной. Он щерился целыми рядами оторванных клавиш. Эви легонько нажала одну из уцелевших, и она визгливо завопила в пустом пыльном пространстве. Из-под двух соседних клавиш выбежал маленький черный паучок, и Эви брезгливо отдернула руку. На дальней стене висело растрескавшееся зеркало, отражавшее мир калейдоскопом изломанных кусочков. Эви на мгновение показалось, что в одном из них происходит какое-то движение, и она подскочила от неожиданности.

– Что такое? – спросила Мэйбел. Эви выдохнула – это подходившая Мэйбел отразилась в зеркале.

– Все в порядке. – Она еще раз внимательно оглядела зал. – Забавно.

– Что именно?

– С улицы хорошо видна очень толстая каминная труба, но сам камин не такой уж и большой.

– Мы пришли не архитектурные изыски оценивать, Эви. В любую минуту ребята могут побежать за родителями. Если только они уже не улизнули в магазин за газировкой. Зря ты заплатила им деньги вперед.

– Не прекращай поиски, – деловито ответила она.

– Но что мне искать? – воскликнула Мэйбел.

Если бы я сама знала.

– Я иду наверх.

Мэйбел бросилась к ней:

– Евангелина-Мария О’Нил! Не пытайся оставить меня здесь одну! Мы будем держаться вместе, как Джордж и Айра Гершвины[60]!

– Ах, эта «Рапсодия в блюзовых тонах». Ты ведь не позволишь мне загрустить[61], – отшутилась Эви, хотя в таком страшном месте юмор казался неуместным.

– Может быть, мы уже пойдем дальше?

Огромная лестница вела на второй этаж. Красиво вырезанные стойки перил местами прогнили насквозь. Ступеньки жалобно скрипели под каждым их шагом, и Эви надеялась, что лестница не обрушится прямо под их ногами. Она водила фонариком по сторонам. На стене показался ряд старинных портретов, написанных маслом, весь серебристый от толстого слоя паутины. От лестницы вправо и влево расходился коридор с дверями в комнаты. Эви смотрела во все глаза, надеясь заполучить вещицу, которая хранит какие-нибудь воспоминания.

– Сюда. – Эви повернула направо. Она попробовала одну за одной несколько дверей, но все они оказались заперты. В самом тупике девушки увидели еще одну лестницу: узкую и крутую. Она вела в чердачную комнату с заколоченным мансардным окном. Тонкие лучи света пробивались через трещины в древесине, но этого было недостаточно, чтобы разглядеть комнату. Эви принялась водить фонарем из стороны в сторону. В отдалении стояла кровать с пологом, закрытая простынями, рядом трюмо с ящичками и платяной шкаф. Мэйбел осторожно распахнула скрипучие дверцы шкафа. В нем не было ничего, кроме нескольких старых, полуразвалившихся шляпок. В ящике трюмо пылились мутное зеркальце и расческа.