– Это завещание, сынок, – легкая улыбка продолжала насильственно владеть губами матери – не будь ситуация столь трагичной, можно было бы подумать, что она непринужденно шутит. – Ты понял, что там написано?

Альберт не отрываясь смотрел на мать – пытался уловить в глазах ее какой-либо намек на прояснение ситуации. Понял ли он, что там написано? Понял. Грамоте разумеет. Их фамильная усадьба и двести тысяч долларов – Наде. За верную службу. Дача и три машины – Фонду содействия правоохранительным органам. Контрольный пакет – Войтову. За все ту же службу. Объекты недвижимости и денежные средства, принадлежащие по праву наследования лично А. П. Пучаевой, – опять Фонду содействия правоохранительным органам, часть – Региональному управлению по борьбе с оргпреступностью. За исключением шестисот тысяч долларов, которые передаются «Белогорпромбанку» для учреждения ежегодной премии сотрудникам правоохранительных органов за безупречное раскрытие заказных убийств… И про сынулю сказано: двухкомнатная квартира на имя матери в Москве, в которой проживает Альберт, с момента вступления в силу завещания отходит в его полную собственность, так же, как и сто тысяч долларов, которые он может в любой момент получить в «Белогорпромбанке»… С буквами все понятно. Непонятно – зачем все это написано. Что это вообще такое?!

– Завещание составлено с соблюдением всех норм права, – бойко прощебетала девушка с ноутбуком. – Перспектива обжалования в суде совершенно отсутствует. К завещанию имеются необходимые документы, обеспечивающие его легитимность: заключение экспертной комиссии о дееспособности…

– Это еще кто?! – заторможенно поинтересовался Альберт, продолжая безотрывно смотреть на мать. – Зачем она здесь? Зачем вообще…

– Это юрист холдинга, – пояснил Войтов. – Она может дать любые консультации по существу дела и компетентно разъяснить все нюансы.

– Я… простите… Я ничего не соображаю, – Альберт положил скоросшиватель с документами на широкий подоконник, потер виски и озабоченно посмотрел на Войтова. – Дядь Вань… эмм… Иван Иванович – вы не хотите ничего объяснить?

– Я составлю протокол, – искательно улыбнулась Альберту девчушка с ноутбуком. – Вы ознакомились с завещанием в присутствии управляющего холдингом «Белогорпромбанк» Войтова Ивана Ивановича, а также нотариуса центральной городской…

– Подождите, подождите, – досадливо махнул на нее Альберт – вот еще недоразумение выискалось! – Какой протокол, о чем вы? Я хочу… все знать! Я имею на это право!

– Девочки – подождите в фойе, – распорядился Войтов. – Протокол не к спеху…

Дамы послушно покинули палату – Альберт машинально отметил, что Надя, по-прежнему избегавшая встречаться с ним взглядами, покраснела как маков цвет. Что это с ней? Застеснялась чего-то? Но это, в общем, не так уж и важно – а важно то, что Наде так идет это приятное покраснение! Секретарша у него будет – прелесть!

– Нине Павловне трудно говорить, – объяснил Войтов свое нежелание покидать палату. – Я в курсе, поясню, что нужно…

– Я не понял – вы чего тут устроили? – Альберт взял скоросшиватель, помахал им перед носом у Войтова. – Это что за эксперименты, дядь Вань? Ну и шуточки у вас, я вам скажу!

– Это не шуточки, – Войтов недовольно поморщился. – Ты взрослый мужчина, детство кончилось. Ты только что зачитал текст завещания, это серьезный юридический документ… который лишает тебя права на наследование принадлежащих Нине Павловне имущества и средств. Только я что-то не понял по твоей реакции, как ты это вообще воспринимаешь. Ты в порядке?

– Я? – Альберт осторожно присел на краешек кровати, бездумно уставился на желтоватый пластик скоросшивателя. Попытался сосредоточиться – не получалось. В голове не укладывалось, что все это всерьез, на самом деле. Такого с ним просто не могло произойти, это не то чтобы нерационально – это просто что-то чудовищное!

– Я в порядке… В полном порядке. Что назло милицейским постам. Бьют ребята на Малой Рогатке. Из рогаток по вооробьям…

– Э-э, – Войтов озабоченно нахмурился, шагнул к Альберту, щелкнул у него перед лицом пальцами. – Ты что – в шоке?

– Я? – Альберт пожал плечами, глупо хмыкнул. – Да, пожалуй. Я в нем. Ничего не понимаю…

Войтов досадливо крякнул, потянулся к тумбе, стукнул пальцем по кнопке вызова. Тотчас же, как чертик из коробки, в палату заскочила медсестра, профессиональным взглядом оценила обстановку, узрела бледного Альберта, покачивающегося бездумно на краешке кровати, и метнулась было к двери:

– Щас я – нашатырь…

– Нет, голубушка, – нашатырем тут не обойтись, – Войтов сунул сестре в ручку розовую купюру. – А организуй-ка нам спиртику, детка. Грамулек сто, не меньше.

Медсестра кивнула, сказала: «Щас» – и удалилась. Вернулась, как по волшебству, секунд через тридцать – Войтов, доставший ради заполнения паузы платок, толком высморкаться не успел.

– Я… спиртного не пью в такое время, – вяло заявил Альберт, наблюдая, как управляющий разбавляет спирт в кружке. – А такое я вообще не пью…

– Пей, а то по харе дам, – грубо предупредил Войтов, пихая кружку под нос молодому человеку и демонстрируя увесистый кулак. – Ниночка, извини… Ну?!

– Все-все – я уже… – Альбертова система восприятия, независимо от эмоций проанализировав кулачище, сообщила пребывавшему в прострации, что в случае неповиновения с ним поступят крайне некорректно. – Кхе-кхе… Господи, какая гадость!

– Ну вот – уже лучше, – одобрительно буркнул Войтов. – Давай, приходи в себя побыстрее – хватит матери нервы трепать.

– Трепать? – удивился Альберт, обнаружив вдруг, что язык ему уже не совсем подвластен. – Кт-то треплет-то?

– Слабенький, – констатировал Войтов. – Всего-то стакан водки выдул, а повело, будто с литра. Пить тебе нельзя. Давай по-быстрому порешаем все вопросы, пока не окосел. Ты готов?

– Т-ты, дядь Вань, убирайся к черту, – махнул рукой Альберт. – Мне надо с матерью…

– Что ж ты, сынок! – слабо вскинулась Нина Павловна. – Чего это ты… со старшими так…

– Я – со старшими?! – Альберт вскочил и, горестно вздев руки к потолку, возопил: – Я-я-аа?! Оо-о-о, господи… Мама! Мамочка!!! Вот это да… Вот это… Ты только что объявила – под протокол, – что лишаешь меня всего! Что делаешь своего единственного сына нищим! По миру пускаешь! Что… что фактически убиваешь своего единственного ребенка, которого родила в тяжких муках! Мама – да ты не в себе! Ты просто с ума сошла! Что с тобой?!

– Если ты не будешь вежлив с матерью, я тебя обижу, – пообещал Войтов, глядя на Альберта уставшим взором все повидавшего санитара психиатрической больницы. – Хочешь разговаривать – успокойся, сядь и задавай вопросы по существу. Ты меня понял?

– Я понял, дядь Вань, понял! Обижайте меня, обижайте! Убейте меня, застрелите… – Альберт плюхнулся на кровать, скрестил руки на груди и попытался ровно дышать, насильственно загоняя гнев в пятку. Рациональный рассудок, насильственно выдранный из уютной прострации алкогольным шлепком, подсказывал закаленному в психо – тренингах молодому человеку, что прямо здесь и сейчас имеется реальная перспектива в дополнение ко внезапно свалившейся на него проблеме получить порцию изрядную физических оскорблений – Войтов всегда славился тем, что слово держал и в критических ситуациях был скор на руку. Тот же рассудок подсказывал, что эмоциями – истерикой, криками и стенаниями – здесь ничего не добьешься: в данный момент это не близкие, а оппоненты, с которыми необходимо вести диалог на основе жесткой логической аргументации.

– Я готов, готов… За что? Мне скажут, за что меня так… наказывают?

– Во-первых, никто тебя по миру не пускает – не надо усугублять, – Войтов хмыкнул и недовольно покрутил головой. – «По миру…» У тебя есть то, чего нет у сотен тысяч молодых людей, начинающих свой жизненный путь: хорошее образование, квартира в Москве, необременительная перспективная работа и приличный стартовый капитал.

– За что? – тихо напомнил Альберт. – Мама! Мамочка! За что вы со мной – так?!