– Я верю вам, госпожа Мари, – задумчиво глядя на бумаги, вымолвил барон. – Вы, по моим наблюдениям, совершенно не приспособлены для вранья… Подумать только – каков каналья! Такое пятно на герб нашего рода…

– Ну почему же сразу – пятно? – дернула плечиком Алиса, испытывая одновременно досаду и восхищение: барон не пожелал доставить ей удовольствие – ногами не сучил, не краснел, губами не шлепал, – он принял удар с гордо поднятой головой, как настоящий рыцарь из Средневековья. – Ведь об этом, кроме нас двоих, никто не знает…

– А муж ваш – с собаками? – нашел в себе силы пошутить барон. – Или он всецело в вашей власти и вы можете ему довериться, как самой себе?

– Помимо русского он владеет только языком глухонемых, – хмыкнула Алиса. – А я не посвящала его в содержание документов – это его совершенно не интересует.

– Значит, никто в мире, кроме вас и меня, об этом не знает? – вкрадчиво уточнил барон, указав бокалом на бумаги.

– Никто, – бесхитростно подтвердила Алиса.

– Нотариально заверенные копии документов вы не делали?

– Ни нотариально, ни просто копии – не делала.

– То есть, если я правильно понял, кроме этих бумаг, в архиве Остермана нет других документов, исполненных собственноручно Себастьяном де ла Торво?

– Ни документов, ни каких-либо упоминаний, – кивнула Алиса. – Вице-канцлер в своем личном архиве ничего лишнего не держал – а этих трех документов было вполне достаточно, чтобы манипулировать вашим пра-пра…

– Сердце мое – я поражен до глубины души! Вы… вы просто восхитительны! – барон вдруг преклонил колено, схватил руку Алисы и запечатлел на ее ладошке долгий поцелуй.

«Началось! – тревожно напряглась Алиса, плотнее сдвигая коленки, отодвигаясь в глубь кресла и запуская свободную руку в объемные недра своей сумочки в поисках аэрозольного российского дезодоранта – если в глаза прыснуть, действует не хуже газового пистолета. – Вот оно – маньяк распускает крылья! Точнее – руки…»

– Вы просто представить себе не можете, как вы милы в своей наивной простоте, – барон ничего такого распускать и не думал – запечатлел поцелуй, встал с колена и пошел обратно к столу. – Я уже влюблен в вас, госпожа Мари, – я ваш раб…

– А вот это – не обязательно, – насупилась Алиса, насторожившись по поводу «наивной простоты». – Лучше – деньгами…

– Вы являетесь ко мне с этой страшной тайной, не сделав предварительно дубликаты, не уведомив кого-либо, совершенно не позаботившись о своей безопасности… – продолжал барон. – Вы, милое дитя, как будто свалились в этот мир из старинного романа… Вы что, думаете, все носители благородных фамилий по сути своей – рыцари? То есть честны, благородны, великодушны… Да?

– Я внимательно за вами наблюдала, – объяснила Алиса дрожащим голосом, тиская в сумке баллончик с дезодорантом. – Наблюдала и изучала вас, барон. Вы действительно рыцарь – я разбираюсь в людях. Иначе этого разговора не было бы…

– Ннн-да… Рыцарь я, рыцарь, – барон выдернул из старинного секретера три визитки и вручил их гостье. – Возьмите, сердце мое, – я очень надеюсь на продолжение наших отношений… Мой предок Себастьян, полагаю, не задумываясь заколол бы вас стилетом, а бумаги сжег в камине. Но предварительно, разумеется, всласть потешил бы свою похоть, терзая ваши прекрасные формы. А вот я… Вам повезло, госпожа Мари, – я рыцарь. И я очарован вами – я никогда в жизни не встречал такую чистую и светлую душу… Вы хотите продать мне эти бумаги?

– Видите ли, барон… я впервые в жизни занимаюсь таким делом, – Алиса смущенно потупила взгляд – ей отчего-то вдруг стало неудобно. – И я бы рада отдать вам эти бумаги просто так, но… понимаете, у меня сейчас очень тяжелые обстоятельства, долги, денежные затруднения, операция на сына… на глаз сына…

– Ну-ну, сердце мое, – смелее, – подбодрил барон. – Я вас совершенно не осуждаю – каждый человек может быть поставлен в обстоятельства, при которых бывает оправдано даже убийство собственных родителей. Смелее! Сколько вы хотите за эти бумаги?

– Полагаю… полагаю, это может стоить, допустим… – пятьдесят тысяч долларов, – определилась Алиса, твердо решив: если возмутится – буду снижать до двадцати! Меньше чем за двадцать не отдам… – Вы полагаете, что это много?

– Как вам будет угодно, принцесса, – с ходу согласился барон, вынимая из секретера чековую книжку. – Пятьдесят так пятьдесят. Да, если не секрет – что вы собираетесь делать с остальным архивом?

– Пока не знаю, – пожала плечами Алиса, еще не веря тому, что все получилось так легко. – Вы собираетесь выписать чек?

– А вы имеете предложить мне что-нибудь еще? – удивился барон.

– Мне нужны наличные! – выпалила Алиса. – Мне… мне так будет удобнее.

– В таком случае вам придется подождать, – барон тряхнул колокольчиком – спустя несколько секунд в дверях возник засадный бакенбардер Николя. – Потому что в этом замке наличными едва ли найдется двести франков. У вас, Николя, не будет случайно пятьдесят тысяч долларов наличными? До завтрашнего утра?

– Нет, мессир, не будет у меня, – торжественно сообщил бакендардер. – Мессир шутит. Мессир перечисляет мое содержание на мой личный счет. Мессир?

– В таком случае, пригласите ко мне Рене, – сказал барон, открывая чековую книжку. – Придется ему прогуляться в город.

Рене прибыл спустя минуту – вручив ему чек, барон коротко распорядился:

– Круглосуточное отделение «Лионского кредита». Езжайте осторожнее, друг мой, не торопясь, особенно на обратном пути: сумерки – весьма опасное время для водителя…

А сейчас разрешите пригласить вас на ужин, госпожа Мари, – предложил барон сразу после убытия секретаря. – Пока Рене ездит за деньгами, мы постараемся приятно провести время.

– А я не голодна, – стоически сообщила Алиса, вспомнив вдруг, что последним приемом пищи для нее сегодня было механическое поедание шоколадного пломбира в виду банка часиков этак семь назад. – Вы идите поешьте, а я пока прогуляюсь по замку, посмотрю достопримечательности – если не возражаете.

– Что значит – «идите поешьте»?! – Барон с минуту озадаченно хлопал ресницами, пытаясь переварить сказанное дамой. – Ах, да, все забываю, что вы не француженка… Сердце мое, вы – само очарование! Вы так естественны, так милы… и вы просто оскорбляете меня, госпожа моя, отказываясь разделить со мной трапезу! Вы, может быть, и не голодны, но я сегодня хорошо поработал и готов сейчас слопать быка! И я приглашаю вас не просто набить желудок, а насладиться искусством моего повара и продегустировать ряд прекрасных вин. Как вы и приказали – никакой свинины: будут форель и миноги, а также разнообразные паштеты и салаты, которые так искусно готовит мой повар Жан. Прошу вас, принцесса, – не разбивайте моего сердца, не разрывайте на части мой бедный желудок – ни один француз не будет ужинать, если его гостья отказалась разделить с ним трапезу!

– Ну ладно, – милостиво согласилась Алиса. – Раз так – извольте…

Гастрономические приключения Алисы мы живописать не станем – скажем лишь, что ужин удался. Огромные окна замковой столовой выходили на залитую закатным заревом долину, сплошь погруженную в океан сочной зелени, едва разбавленный легким пурпуром пока лишь робко заявляющей о себе осени. Столовая была выдержана в общем стиле: антиквариат, портреты, массивные канделябры, двухцветный фамильный фарфор, скромно приправленный позолотой, тяжелые серебряные приборы, темный хрусталь. Вивальди откуда-то сочился в тон – не оркестр, конечно, но весьма похоже, видимо, качественная аудиосистема. Гармоничным дополнением ко всей этой вакханалии замшелого Средневековья являлся собственно ужин, великолепно приготовленный поваром Жаном: форель, миноги, паштеты, закуски, салаты – в общем, как обещали.

«А пожалуй, здесь чуточку лучше, чем у меня, – с завистью отметила Алиса, вспомнив родную кухоньку с обшарпанным столом, устойчивым ароматом непременного борща и хронически заглядывающими в окно разбойными мордами ризенов. – Живут же люди! Буржуины проклятые…»