Караваев сделал еще глоток коньяка, аппетитно затянулся сигаретой и, достав из кармана блокнот с ручкой, нарисовал на задней страничке почти правильную окружность. По центру вписал треугольник, вокруг аккуратно расположил три кружка. Затем пририсовал внизу, под окружностью, еще один треугольник и после недолгих размышлений перечеркнул его жирным крестом.

– Сам виноват, – буркнул Александр Николаевич. – Язык твой – враг твой…

Увы, Кротом придется пожертвовать. В стройной схеме, сооруженной Караваевым, старый приятель являлся самым опасным и ненадежным звеном, от которого, во избежание краха всего замысла, следовало как можно быстрее избавиться. И если этого не сделает имеющий скверную репутацию Бакан, придется сразу после переговоров срочно что-то придумывать…

Александр Николаевич с хрустом потянулся и, с некоторым сомнением прислушиваясь к внутриличностному борению, плеснул в опустевший фужер коньяка.

Да, в натруженном за последние несколько часов внутреннем мире господина Караваева царил временный хаос. До недавнего момента вроде бы целостная личностная субстанция Александра Николаевича разделилась на некие условные эфемерные сущности, которые теперь устраивали «разборки», не спросясь хозяина – а можно ли вообще? Некий шустрый худобан – Караваеву он виделся облаченным в «бандитский» спортивный костюм и мотоциклетный шлем, – цепкий, верткий, хваткий и назойливый, настойчиво орал, махая на всех остальных когтистыми лапами: «Шанс! Это шанс! Такое бывает раз в жизни! Все бросать и немедля заниматься!!!» Рыхлый толстун в домашних тапочках и банном халате, неуютно съежившийся на широком диване, пытался спорить с худобаном, в качестве аргумента вяло помахивая здоровенным, но безнадежно ожиревшим кулаком: «Заткнись, доходяга! Куда ты нас тянешь? Это ж можно так попасть! Это ж авантюра! Нам и так неплохо живется…» А в углу, сидя на корточках и размазывая слезы по щекам, хныкала какая-то несовершеннолетняя хлипенькая родственница в изорванной комбинашке. Над этой несовершеннолетней худобан совместно с толстуном совсем недавно надругались в извращенной форме, теша необузданную похоть, но она уже успела свыкнуться со своим личным горем, вешаться передумала и теперь, осознавая неотвратимость грядущих перемен, пыталась принять участие в общей судьбе. «Как же вам не стыдно, гады похотливые! – сквозь слезы увещевала насильственно инцестированная. – Разве можно людей обманывать? Разве можно наживаться за счет шантажа? А что вы собираетесь делать с Кротом? Это же вообще ни в какие ворота не лезет! Вы что – совсем сдурели, монстры гормональные?!»

– Да уж, – конфузливо крякнул Александр Николаевич, мотая головой в целях восстановления баланса. – Шанс, конечно…

Безусловно, это был шанс. Тонконоженко – человек влиятельный, баснословно богатый и политически перспективный. Такая прекрасная возможность поймать его за руку при оформлении «заказа» – это все равно, что взять не выпадавший полгода jack-pot в лучшем казино Монте-Карло. Так ведь неизвестно еще, что за типа он собирается «заказывать»! А ну как тот тип окажется еще круче, богаче и перспективнее? Тогда, вместо того, чтобы шантажировать господина Тонконоженко, его можно выгодно продать тому типу. И так и этак – получается вполне прелестная картинка.

– Да я вас разорю, ребята, – забывшись, пробормотал Александр Николаевич, булькая коньяком. – Вы у меня офисное оборудование продавать будете и тачки свои паленые, чтобы семьи прокормить!

Минуточку, минуточку – почему это «вы»? Какие такие тачки? Так вот же, дорогие мои! Вы тут задремали в кресле и не разобрались сразу во всей глубине грандиозных намерений нашего игруна! Александр свет Николаевич, который никогда в жизни не шантажировал никого, кроме, пожалуй, своей секретарши Ирочки (стращал, что, если будет постоянно хихикать во время этого на столе, расскажет про них ее мужу: у нее муж – тяжелоатлет), решил поиметь всех троих фигурантов предстоящего «заказа» одним махом! То есть первым делом сдать Тонконоженко «заказанному», выговорив обязательным условием, чтобы этот «заказанный» на недельку куда-нибудь спрятался. А затем уже во – всю шантажировать «заказчика» и… киллера. Бакана то бишь. Это ведь у Бакана – «паленые» тачки, большие люди типа Тонконоженко такой дрянью не пользуются. То обстоятельство, что с Бакана особенно шибко не наваришься, а «огрести» можно, что называется, «по самое не могу», Караваева шибко не смущало – он никогда ни с чем подобным не сталкивался, но в глубинную мощь своего интеллекта верил свято и всеми фибрами души ощущал, что вполне провернет такую хитрую комбинацию.

А что, спрашивается, подвигло преуспевающего вроде бы со всех сторон владельца ресторана и законопослушного гражданина на такую рисковую авантюру? Да обычные житейские обстоятельства, рутинные и знакомые своей фатальной безысходностью любому обывателю типа нас с вами. Однако об этих обстоятельствах – несколько позже. В нашей баньке кое-какие подвижки намечаются: через оборудованный под смотровое оконце стеклоблок Александр Николаевич увидел, как Крот метнулся к выходу, и сделал вывод, что события стали развиваться как минимум на полчаса ранее запланированного срока…

– А ты как будто не рад мне, – сказал Бакан, входя в гостиную и плюхаясь в большущее кожаное кресло, стоявшее во главе стола. – Где все твои?

Караваев положил палец на тумблер пульта управления и покосился на магнитофоны: на первом послушно дрогнули стрелки индикаторов, бабина неслышно поползла вправо, но спустя три секунды по окончанию фразы встала.

– 25, 26, 27, 28… – автоматически досчитал Александр Николаевич, наблюдая за монитором. Одна камера установлена в гостиной – переговоры должны происходить именно здесь. На всякий случай вторая и третья камеры вмонтированы в прихожей-гардеробе и в общем коридоре. На втором и третьем фрагментах монитора видно, что помещения бани неторопливо и основательно осматривают крепенькие хлопчики Бакана числом шесть: заглядывают в кабинки, по стенкам зачем-то постукивают, переговариваются вполголоса – бабина второго магнитофона крутится неспешно… А в гостиной небольшая заминка: остановившаяся бабина и два фрагмента монитора фиксируют Кротовье замешательство.

– А чего тебе радоваться? Именины у тебя через два месяца, баб с шампанью ты не привез – пустой вон… – нашелся наконец Крот. – Так что, выпивка и порево на халяву не предвидятся. А чего рано так? Договаривались же – к шести.

– Все равно делать нечего – дай, думаю, заеду пораньше, поболтаю с Коляном, – Бакан не сбился встречным вопросом, поинтересовался вторично: – А где твои все?

– Отпустил, – махнул рукой Крот. – Думаю, тут лишние свидетели не нужны…

– Правильно думаешь, – Бакан слегка расслабился, бросил на стол сигареты с зажигалкой, кивнул на кожаный диван: – Присаживайся. Расскажи мне про Тонкого – все, что знаешь.

– По пятьдесят? – заученно поинтересовался Крот, рефлективно подавшись к выходу.

– Можно, – согласился Бакан. – Накрывать не надо – ужинаю в «Космосе». Коньячку и лимончик.

– Секунду, – Крот метнулся в бар, притащил поднос с коньяком и засахаренными ломтиками лимона.

Вслед за ним на пороге возник мужлан под стать Бакану: среднего роста, широченный, с чисто выбритой каменной челюстью. Доложил:

– Типа, все. Посмотрели – ниче такого.

– Ага, – прикрыл глаза Бакан. – Трое – в раздевалке остаются. Остальные – по тачкам. Смотрите там.

– Обижаешь, – присаживаясь за стол и разливая коньяк, буркнул Крот. – Ты меня первый год знаешь?

– Я-то тебя знаю… – Бакан неопределенно хмыкнул. – А вот ты… Ты давно такой херней занимаешься?

– В смысле? – нездорово встрепенулся Крот, едва не пролив коньяк. – Какой херней?

– Держись, держись, Колян! – встревожился прилипший к смотровому оконцу Караваев. – С этим зверем нельзя слабину давать!

– В смысле – заказы оформляешь, – не стал юлить Бакан. – Одним даешь работу, другим проблемы решаешь… Давно?

– Ну… я, в общем-то, ничего такого… – смутился Крот.