— Давайте продолжим. Вы пошли к озеру. И что потом?

— Лед очень блестел. Я увидел полынью. Пошел туда. Но в воде ничего не увидел.

— Вы пошли туда? А вы не боялись, что лед проломится?

— Я знаю, где лед крепкий. Кроме того, при необходимости я могу становиться невесомым.

«Нормальному человеку с ним просто невозможно разговаривать», — в отчаянии подумал Валландер. Но все-таки продолжал спрашивать.

— Не могли бы вы описать мне полынью?

— Ее наверняка прорубили рыбаки. А потом она замерзла, но лед еще был тонким.

Валландер задумался.

— По-моему, рыбаки просверливают во льду маленькие дырочки?

— Эта была почти четырехугольная. Может, ее выпилили во льду?

— На Стонгшё бывают рыбаки?

— Здесь много рыбы. Я и сам ловлю. Но только не зимой.

— Что случилось потом? Вы подошли к полынье. Ничего не увидели. Что вы сделали тогда?

— Разделся и залез в воду.

Валландер в изумлении уставился на Хословски.

— Господи, а это зачем?

— Я думал, может быть, удастся нащупать ногами ее тело.

— Вы не боялись обморозиться?

— Я могу становиться нечувствительным к сильному холоду или жаре, если это необходимо.

Валландер понял, что ответ был вполне предсказуем.

— Но вы ее не нашли?

— Нет, я опять вылез на лед, оделся. Вскоре прибежали люди, приехала машина с лестницами. Тогда я оттуда ушел.

Валландер с трудом поднялся с неудобной подушки. Воняло в комнате нестерпимо. Вопросов у Валландера больше не было, и он не хотел оставаться в доме дольше, чем этого требовала необходимость. Хотя, надо признать, Якоб Хословски держался очень любезно и доброжелательно.

Хословски проводил гостя на двор.

— Потом ее достали, — сказал он. — Мой сосед обычно заходит сюда и рассказывает то, что, по его мнению, мне необходимо знать об окружающем мире. Например, он всегда сообщает мне новости местного стрелкового общества. События, происходящие в других местах, он считает менее важными. Поэтому я почти ничего не знаю о том, что делается в мире. Не сочтите за труд ответить, нет ли сейчас мировой войны?

— Мировой нет, — ответил Валландер. — Но много локальных военных конфликтов.

Хословски кивнул. Потом указал куда-то в сторону.

— Мой сосед живет очень близко. Но отсюда его дом не видно. До него, может быть, метров триста. Земные расстояния сложно измерить.

Валландер поблагодарил и попрощался. Уже совсем стемнело. Хорошо, что он взял с собой карманный фонарик. Свет его отражался от стволов деревьев. Валландер думал о Якобе Хословски и всех его кошках.

Дом, к которому он вышел, судя по всему, был построен относительно недавно. Рядом с ним стояла под чехлом машина с надписью «Аварийная служба». Валландер позвонил. Ему открыл босоногий мужчина в белой нижней майке. Он так рванул на себя дверь, словно Валландер был уже далеко не первым из многочисленных незваных гостей. Однако лицо его выражало добродушие и приветливость. Из дома слышался плач ребенка. Валландер коротко объяснил цель своего визита.

— Значит, вас сюда Хословски прислал? — спросил мужчина, улыбнувшись.

— Как вы узнали?

— По запаху, — ответил мужчина. — Но все равно, заходите. Проветрим.

Вслед за широкоплечим хозяином Валландер прошел на кухню. Откуда-то сверху раздавался детский плач. Работал телевизор. Мужчина сказал, что его зовут Руне Нильсон и он работает слесарем. Валландер отказался от кофе и объяснил, что его интересует.

— Такое не забывается, — сказал хозяин дома, когда Валландер умолк. — Я тогда еще не был женат. А на этом месте стоял старый дом. Я его потом снес, когда строил новый. Неужели десять лет прошло?

— Ровно десять лет без нескольких месяцев.

— Он пришел и стал колотить в дверь. Это случилось днем.

— Каким он вам показался?

— Взволнованным. Но собранным. Он стал звонить в службу спасения. Тем временем я оделся, и мы отправились на озеро. Пошли через лес, чтобы срезать дорогу. Я тогда часто там ловил рыбу.

— Значит, он не терял самообладания? Что он говорил? Как объяснял происшедшее?

— Она провалилась. Лед треснул.

— Но ведь лед был довольно толстым.

— Лед — хитрая штука. В нем могут быть невидимые трещины или подтаявшие места. Хотя, конечно, странно, что так случилось.

— Якоб Хословски сказал, что полынья была четырехугольной, и что ее, возможно, выпилили.

— Насчет ее формы не помню. Но она была большая.

— А вокруг лед был крепким? Вы не боялись провалиться? Ведь вы, наверно, весите немало.

Руне Нильсон кивнул.

— Я немного думал об этом потом, — сказал он. — Странно, конечно, что вот так вдруг образовалась полынья, и женщина в ней исчезла. Почему он не смог ее вытащить?

— Как он сам объяснял это?

— Сказал, что пытался. Но все произошло очень быстро. Ее утянуло под лед.

— Так и было?

— Ее нашли в нескольких метрах от полыньи, прямо подо льдом. Она не ушла на дно. Я видел, как ее доставали. Сколько буду жить, не забуду этого зрелища. И никогда не пойму, как она могла быть такой тяжелой.

Валландер непонимающе посмотрел на него.

— Что вы имеете в виду? Что значит «такой тяжелой»?

— Я знал Нюгрена, который в то время работал в местной полиции. Его уже нет в живых. Так вот, он сказал, что, по словам мужа, она весила почти восемьдесят килограммов. Это будто бы объясняет, почему лед не выдержал. Но поверить в это было трудно. Хотя, наверно, когда что-то случается, всегда начинаешь думать: «Как это могло случиться? Да можно ли было этого избежать»?

— Да, конечно, — проговорил Валландер, вставая. — Спасибо, что нашли для меня время. Не могли бы вы завтра показать мне то место?

— Мы пойдем по воде?

Валландер улыбнулся.

— Да нет. Мы уж как-нибудь так. Хождение по воде — это по части Якоба Хословски.

Руне Нильсон покачал головой.

— Человек-то он хороший, хоть и живет с кошками. Но совсем сумасшедший.

Проселочной дорогой Валландер возвращался назад. Керосиновая лампа горела в окне Якоба Хословски. Руне Нильсон обещал завтра в восемь утра быть дома. Валландер завел машину и отправился обратно в Эльмхульт. Мотор работал ровно. Валландер чувствовал, что проголодался. Он решил предложить Бу Рунфельдту поужинать вместе. Они правильно сделали, что приехали сюда.

Но в гостинице Валландера ожидало сообщение. Бу Рунфельдт арендовал машину и уехал в Векшё. У него там были друзья, и он собирался переночевать у них. Сказал, что вернется в Эльмхульт утром следующего дня. Сначала такой поступок разозлил Валландера. А если бы Рунфельдт ему зачем-нибудь понадобился вечером? Правда, он оставил номер телефона своих друзей в Векшё. Но звонить ему Валландер не стал. В конце концов, он был даже рад провести вечер в одиночестве. Он поднялся к себе в номер, принял душ, обнаружив при этом, что забыл зубную щетку. Потом оделся и отправился за покупками в магазин, открытый в вечернее время. Проходя мимо пиццерии, он зашел туда поужинать. Мысли все время возвращались к несчастью, случившемуся с матерью Рунфельдта. Казалось, события постепенно складываются в целостную картину. Поев, Валландер вернулся в гостиницу и около девяти позвонил Анн-Бритт Хёглунд. Он надеялся, что она уже уложила детей спать. Анн-Бритт сняла трубку, и Валландер коротко рассказал о том, что произошло со времени отъезда в Эльмхульт. Сам же он хотел узнать, не найдена ли госпожа Свенсон.

— Пока нет, — ответила Анн-Бритт. — Но мы стараемся.

Валландер быстро закончил разговор. Включив телевизор, он стал рассеянно слушать какие-то политические дебаты и незаметно уснул.

Проснулся он в начале седьмого — отдохнувший и выспавшийся.

В половине восьмого он позавтракал и расплатился за номер. Потом сел у стойки администратора и стал ждать. Через несколько минут появился Бу Рунфельдт. Про ночь, проведенную в Векшё, ни тот ни другой не сказали ни слова.

— Нам с вами нужно съездить, — начал Валландер, — на то озеро, где утонула ваша мать.