Литмир - Электронная Библиотека

— Позвать фотографа? — спросил Нюберг.

— Достаточно, если ты сам сделаешь несколько снимков, — ответил Валландер. — Все равно ее нужно оттуда доставать.

Он обернулся к Анн-Бритт.

— В сейфе голова. Высохшая голова человека. А может, обезьяны.

Анн-Бритт наклонилась вперед и заглянула в сейф. Валландер отметил, что она даже не вздрогнула. Чтобы не мешать Нюбергу и его помощнику работать, они вышли из кухни. Валландер заметил, что вспотел.

— Голова в сейфе, — сказала Анн-Бритт. — Неважно, высохшая или невысохшая. Обезьянья или не обезьянья. Что это может значить?

— Похоже, Хольгер Эриксон был личностью даже более сложной, чем мы предполагали, — ответил Валландер.

Они ждали, пока Нюберг с помощью ассистента вынет все из сейфа. Было девять часов. Валландер рассказал Анн-Бритт о посылке из Буроса. Анн-Бритт перебрала содержимое коробки, но тоже не смогла дать ответ на вопрос: «Что это значит?» Решили, что, так как Валландер в прошлый раз торопился, нужно снова и более тщательно осмотреть квартиру Ёсты Рунфельдта. Хорошо бы Нюберг мог послать туда кого-нибудь из своих помощников. Анн-Бритт позвонила в отделение, и узнала, что получен ответ на ее запрос: в датскую полицию за последнее время не поступали сведения об утонувших в море людях. У полиции Мальмё и Морской спасательной службы также нет никаких данных о вынесенных на берег телах утопленников. В половине десятого появился Нюберг, неся перед собой голову и остальные предметы, найденные в сейфе. Валландер отодвинул в сторону стихотворение о пестром дятле. Нюберг поставил голову на стол. Кроме нее в сейфе лежали несколько старых ежедневников, записная книжка и коробка с медалями. Однако внимание присутствующих было приковано к голове. Дневной свет рассеял все их сомнения. Голова принадлежала человеку. Чернокожему. Может быть, ребенку. Или юноше. В увеличительное стекло Нюберг увидел, что в некоторых местах кожу проела моль. Валландер поморщился от отвращения, когда Нюберг, наклонившись, понюхал голову.

— Кто может разбираться в высохших головах? — спросил Валландер.

— Музей этнографии, — ответил Нюберг. — Правда, теперь он, кажется, называется Музей народов. Полицейское управление как-то разослало замечательный справочник. Там написано, куда следует обращаться с разными, даже самыми немыслимыми вопросами.

— Значит, давайте им звонить, — сказал Валландер. — Хоть сегодня и выходной, вдруг удастся отловить какого-нибудь консультанта.

Нюберг принялся заворачивать голову в целлофановый пакет. Анн-Бритт присела к столу и начала перебирать разложенные на нем предметы. Медали, лежащие на шелковой подушечке, были иностранными, с надписью на французском языке. Смысл надписей они не поняли. Нюберга тоже спрашивать не стали. По-английски он еще с грехом пополам изъяснялся, но французского наверняка не знал. Потом взялись за ежедневники. Они были старыми, начала шестидесятых годов. На первой странице стояло имя: «Харальд Бергрен». Валландер вопросительно взглянул на Анн-Бритт. Она покачала головой. До сих пор в материалах расследования это имя не упоминалось. В ежедневниках записей было немного. Отдельные часы. Инициалы. В одном месте крупно: «Х.Е.» Это было 10 февраля 1960 года. Больше тридцати лет назад.

Валландер открыл записную книжку. Увидел испещренные мелкими буквами страницы. И понял, что перед ним дневник. Первая запись относилась к ноябрю 1960 года. Последняя — к июлю 1961 года. Почерк был неразборчивым. Глядя на него, Валландер вспомнил, что так и не зашел к глазному. Он одолжил у Нюберга лупу. Стал перелистывать страницы. Выборочно прочитывал фразы.

— Речь идет о Бельгийском Конго, — сказал он. — Кто-то был там во время войны. Воевал.

— Хольгер Эриксон или Харальд Бергрен?

— Харальд Бергрен. Только кто это такой?

Валландер отложил книжку в сторону. Это важно. Нужно прочитать внимательно и не спеша. Валландер не сомневался, что Анн-Бритт и он думают об одном и том же.

— Сморщенная человеческая голова. Дневник с записями об африканской войне.

— И западня с кольями, — подхватила Анн-Бритт. — Напоминание о войне? У меня, например, эта голова ассоциируется с тем миром, где людей бросают на колья.

— У меня тоже, — ответил Валландер. — Не знаю только, что нам это дает.

— Кто такой Харальд Бергрен?

— А вот это нам нужно побыстрее узнать.

Валландер вспомнил, что как раз сейчас Мартинсон, скорее всего, беседует в Сварте с человеком, долгие годы знавшим Хольгера Эриксона. Он попросил Анн-Бритт позвонить Мартинсону на мобильный. Отныне они должны при всяком удобном случае упоминать Харальда Бергрена, чтобы как можно больше узнать об этом человеке. Анн-Бритт набрала номер. Подождала. Потом отрицательно покачала головой.

— Он отключил телефон.

Валландер рассердился. Как можно отключать телефон во время работы!

Правда, сам он тоже был не без греха. Отключал телефон даже чаще других. По крайней мере, временами. Но Анн-Бритт не стала ему об этом напоминать.

— Я попробую его найти, — сказала она и встала.

— Харальд Бергрен. Надо им заняться. Передай это всей группе.

— Хорошо, сделаю, — пообещала она.

Оставшись один в комнате, Валландер зажег настольную лампу. Он хотел открыть дневник, и тут заметил, что под его кожаной обложкой что-то лежит. Очень осторожно Валландер достал фотографию, черно-белую, захватанную руками и в чем-то испачканную. Один угол оторван. Неизвестный фотограф запечатлел троих парней. Они смеялись в камеру, были молоды и одеты в какую-то униформу. Валландер вспомнил фотографию, стоящую в комнате Ёсты Рунфельдта: тропический ландшафт, и он на фоне огромных орхидей. Здесь природа тоже была явно не шведская. Валландер стал рассматривать фотокарточку в лупу. В момент съемки солнце стояло высоко — предметы на фотографии не отбрасывали теней. Парни сильно загорели. Рубашки расстегнуты, рукава закатаны. У ноги каждого — ружье. Они стоят, прислонившись к камню странной формы. Сзади открытая местность. Почва то ли каменистая, то ли песчаная. Валландер пристально вглядывался в лица. Парням было лет по двадцать-двадцать пять. Перевернув фотографию, Валландер посмотрел на обратную сторону. Ничего. Скорее всего, снимок относился к тому же времени, что и записи в дневнике. Начало шестидесятых годов. На это указывали и прически молодых людей. Все они были коротко стрижены. Хольгера Эриксона среди них быть не могло. В 1960 ему было уже за сорок.

Валландер отложил фотографию в сторону и выдвинул ящик письменного стола. Он вспомнил, что видел здесь конверт с несколькими снимками на паспорт. Достав один, он положил его перед собой на стол. Снимок был сделан недавно. На обороте ручкой стоял год — 1989. Хольгеру Эриксону здесь семьдесят три. Валландер разглядывал его лицо. Острый нос, тонкие губы. Он попытался мысленно убрать морщины и представить, как выглядело это лицо в молодости. Потом снова вернулся к фотографии с изображением трех молодых людей. Он внимательно изучал их лица. Крайний слева чем-то напоминал Хольгера Эриксона. Валландер откинулся назад и закрыл глаза. Хольгер Эриксон умирает в канаве. Мы находим в его сейфе высохшую человеческую голову, дневник и фотографию. Внезапно Валландер открыл глаза и выпрямился на стуле. Он снова вспомнил про взлом, о котором Хольгер Эриксон заявил в полицию за год до смерти. «Сейф преступники не тронули». А вдруг тот, кто забрался в дом, не смог найти сейф — ведь мы тоже обнаружили его не сразу. Содержимое сейфа с тех пор вряд ли изменилось. Может быть, именно оно интересовало преступника. Но попытка не удалась, он решил не возобновлять ее. А год спустя Хольгер Эриксон погиб.

Валландер чувствовал, что какая-то логика в этом есть. Лишь одна вещь не укладывалась у него в голове. Преступник не мог не понимать, что когда Эриксон умрет, его сейф рано или поздно будет обнаружен. В крайнем случае, его найдут те, кто унаследует дом. Но все-таки зацепка появилась. А это уже хорошо.

25
{"b":"226118","o":1}