Есть одно искушение, которому я не всегда могу противостоять. В идеале после, скажем, двух недель ежедневных концертов выходной должен быть “днем поста”, его следует провести по большей части в кровати, и вообще работать лишь столько, сколько требуется для поддержания физической формы. Но стремление деятельно отходить от рутины дает о себе знать и тут, и часто выходные используются неправильно — в ущерб грядущему концерту. Соблюдение субботы, в старинном благочестивом духе, было бы прекрасным делом для скрипачей. Однако самый большой враг исполнительского искусства — это переедание.
Я вырос на здоровой пище: мама готовила нам салаты, давала много свежих фруктов и овощей, умеренное количество мяса, изредка сладости и никогда не кормила жареным. Однажды бакалейщик, воспользовавшись отсутствием у нее научного интереса к проблеме, убедил ее в несравненных преимуществах консервированного шпината (поскольку его не требуется мыть). Мы приехали в лавку на машине и увезли оттуда целый ящик консервов. Мама приготовила шпинат, мы попробовали получившееся блюдо, и на том консервированным продуктам в нашем доме пришел конец: остальные банки отправились на помойку. Между прочим, ныне известно, что сок шпината может воздействовать на жесть, и это приводит к появлению токсичных веществ. Так с детства у меня сформировалась предрасположенность к здоровой пище и, как уже говорилось, доктор Уолтер Б. Прайс утвердил меня в ней. В соответствии с его изысканиями я несколько поменял диету, как и другие окружающие меня люди.
В моей школе не покупают белую муку и сахар-рафинад, и дети редко болеют, всегда в хорошем настроении и готовы к энергичным занятиям и играм. Я также деятельно участвовал в открытии магазина Wholefoods в Лондоне, где продаются экологически чистые продукты. Очень сожалею, что у меня нет собственной экологической фермы, но чтобы компенсировать этот пробел, я езжу на ферму Сэма Мэйелла в Шропшире. Помню, однажды он продемонстрировал мне весьма наглядный урок. Он показал два расположенных рядом поля: одно из них искусственно удобрялось, и пшеница на нем была вдвое выше, чем на другом, где использовались только натуральные удобрения. Но разразилась сильная буря, и высокая пшеница вся полегла, в то время как низкая, выносливая, осталась неповрежденной. После некоторых финансовых неурядиц Wholefoods ныне приносит прибыль; однако это некоммерческая организация, доход от нее идет на открытие других магазинов и на просвещение публики.
Между тем я сам нахожусь на пути к вегетарианству. Мне кажется, что в питании человек продвигается следующим образом: сперва он ест четвероногих животных, потом двуногих птиц, безногих рыб и, наконец, фрукты, овощи и злаки. Я еще не прошел этот путь до конца; в компании я поддаюсь искушению отведать рыбы, реже — мяса. Но мои убеждения ведут меня к строгому вегетарианству. Дело не в том, что оно кажется мне более здоровым или гуманным, его правомерность подтверждается чисто экономически: если бы все питались исключительно “от земли”, а не “от земли через посредство животных”, земли хватило бы, чтобы прокормить нас всех. Однако для меня решающий аргумент — это разное влияние, которое оказывает на концертное выступление мой желудок: тяжелый, еще не переваривший обеденные блюда, или легкий, после приема хорошей, быстро усвояемой пищи. Незадолго до выступления необходимым дополнением может послужить отвар из пророщенных зерен с молотыми дрожжами и медом или с одной из продлевающих жизнь смесей, которых ныне продается все больше.
Надеюсь, читатель не будет недооценивать важность этих интимных деталей. Я верю, что удовольствие можно находить в самых элементарных функциях нашего тела. В политических и философских трудах и государственных анналах вы не найдете упоминаний о пищеварении, мочеиспускании и дефекации; тем не менее вся жизнь подчинена ходу этих процессов, и они, несомненно, дают нам первый урок того, как надо заранее принимать во внимание последствия и как важно уметь откладывать на будущее получение удовольствия. Китайцы, которые, подобно индусам, обладают чувством времени, в своем питании учитывают проблемы отложенного и сиюминутного наслаждения. Если бы мы все поступали так! Большая часть болезней обусловлена теми неприятностями, которые мы причиняем себе сами, а между тем мы ищем виноватого вовне; ибо человеческая натура сопротивляется, когда ее пытаются отделить от ее же вредных, но приятных привычек. Однако музыкант знает: винить некого, он сам несет бремя своих фальшивых нот.
Иногда не приходится обвинять даже обжорство. Один такой случай произошел на утреннем концерте в Милане. В свое время мне хотелось только забыть о нем, но теперь я вспоминаю его с полным самообладанием.
Мы с Дианой приехали в Милан с юга Франции в ужасно переполненном поезде, где заботливые итальянские матроны потчевали своих домочадцев чесночной колбасой — не участвующий в пиршестве иностранец чувствовал себя тут особенно одиноким. Вскоре после полудня мы прибыли и, предполагая, что концерт будет вечером, легли в постель, чтобы отдохнуть от тесноты в дороге. Вдруг зазвенел телефон, возвещая, что через час мне нужно быть на сцене. Мы вскочили, приняли душ, оделись и помчались к публике, не имея ни минуты, чтобы заглянуть в ноты. Я знал, что мне предстоит исполнить Концерт Паганини си минор, который я не играл уже много месяцев. Проигрывая его в голове, я совсем забыл, что в первой части у солиста имеется каденция.
Мы добрались до “Театро Нуово” (“Нового театра”), где мне предстояло выступить в подземном зале — месте, где я с тех пор отказываюсь играть. Я очень одобряю подземные фабрики, но подземные концертные залы — это просто несчастье! Атмосфера, теснота, освещение, акустика — все было столь угнетающим, что и не передать словами. В этих мрачных условиях на меня обрушилась необходимость сыграть отсутствующую каденцию. Все, что я смог сделать, это исполнить несколько арпеджио вверх и вниз и перейти непосредственно к заключительной трели. Я не слишком гордился собой в тот день и менее всего в тот момент, когда Рафаэль Кубелик пришел ко мне за сцену с такими же сердечными и ободряющими словами, как и всегда. Мальчиком он много путешествовал со своим отцом, великим скрипачом Яном Кубеликом, и, полагаю, знал, что в карьере всякого артиста неизбежно есть несколько таких постыдных случаев.
Сразу с концерта мы понеслись в отель, спросили у портье, когда отходит ближайший поезд в Венецию, кое-как побросали вещи в чемоданы и — скорее на вокзал, в поезд. Через несколько часов мы плыли в гондоле по Большому каналу под летним ночным небом. Концерт был далеко в туманном прошлом, волшебство Венеции утешило нас в настоящем. Я никогда не был так счастлив.
Бегство со сцены, как с места преступления, — это большое благо в жизни гастролирующего артиста. Даже если концерт прошел безупречно, мне приятно потом остаться одному, в тишине. Когда работа сделана, я хочу двигаться вперед, если только не оказываюсь в городе, где живет много моих друзей.
Концертный зал объединяет массу людей — богатых и бедных, простых и великосветских, благородных и беспутных. Один из самых приятных побочных результатов жизни музыканта — это добрые отношения со множеством самых разных человеческих типов, сколь бы плохо они ни понимали друг друга. Возможно, я так ценю эту особенность потому, что в юности был очень одинок. Но как бы то ни было, ныне я наслаждаюсь бескорыстной дружбой, которая возникала даже без каких-либо личных контактов, — дружбой, находящей выражение в письмах и подарках, приходящих из года в год и ставших уже традицией. Я хочу выделить одну даму — Анджелу Мэррис. Мисс Мэррис была на всех моих концертах в Англии и многих выступлениях за границей — несколько лет назад мы отпраздновали наше, так сказать, тысячное совместное выступление. У нее имеется самое полное собрание моих записей — более полное, чем у меня самого или у компании EMI. Ее привязанность выражается также в свитерах, связанных ею для меня по мерке.
