Ожидание Степана Николаевича оказалось для Лолиты тяжелым, прямо-таки невыносимым. Она извелась, прежде чем услышала звонок у двери.
Она бросилась в прихожую, и, даже не посмотрев в глазок, распахнула двери настежь, еле успевая управиться с тугими новыми замками и запорами.
На пороге был он. И чуть только Кравцов сделал шаг в прихожую, как завороженный, глядя девушке в глаза, она кинулась к нему на шею, спрятав лицо на груди.
— Степан, милый…
— Лита…
— Как давно я тебя не видела!.. — она подняла лицо, взглянула в его серые, обычно спокойные, глаза и обрадовалась, заметив в них лихорадочный блеск, заметив, как потемнели они. — И ты мог…
— Лита…
— Как ты мог придумать такое!
— Прости меня!
— Простила уже… Я люблю тебя!
— Я люблю тебя!
Она сама поцеловала его, долго и страстно, а потом потянула за собой в спальню, не выпуская его шею из кольца своих рук. Кравцов успел пяткой зацепить край двери, толкнул ее от себя, и дверь качнулась, закрываясь. Щелкнули замки.
И произошло то, чего они не заметили в тот момент, но что кардинальным образом изменило всю их жизнь, внеся в нее столько горя, проблем и сумятицы: двери-сейф оказались слишком тяжелы, и от толчка Кравцова не смогли закрыться. Замки хоть и щелкнули, но не сцепились.
Ни Степан, ни Лолита не заметили этого.
Им было уже не до дверей…
Они раздевали друг друга нетерпеливо, на ходу, не успев еще перешагнуть порога спальни…
— Ты думаешь, я бы согласилась выйти за Макара замуж, если бы не могла быть с тобой, встречаться с тобой, любить тебя? — шептала Лолита, снимая с Кравцова рубашку.
— Лита, я люблю тебя! Я не могу жить без тебя! Какой же я идиот! Как я мог!..
— Степан…
— Ты — моя женщина, — говорил и говорил Степан Николаевич, гладя острые маленькие груди девушки, не в силах оторваться от них, любуясь ими и целуя.
Девушка стонала и нетерпеливо приседала от его прикосновений. Она чуть не укусила его за плечо в порыве страсти, и, почувствовав позади себя кровать, повалилась на нее спиной, потянув за собой Кравцова.
Он упал на нее, ощутил ее горячий, плотный живот, ощутил пульсацию в ее груди, нежную страсть ее ног, обвивавшихся вокруг него.
И они пали в пропасть любви. Живой, страстной, обжигающей плотской любви, когда тела поют и стонут в едином порыве. Когда ничего и никого вокруг не слышно. Когда в мире остаются только двое — он и она, и существуют друг для друга, наслаждаясь единением и страстью.
Они не слышали ничего и не видели никого, кроме друг друга, кроме любимого тела и любимых глаз.
Они пили счастье по капле, причащаясь вдвоем из одного кубка любви, и не было в мире никого счастливее их в эти минуты.
Они действительно чувствовали такое единение душ, что любовь физическая превращалась в стремление соединиться, слиться в одно тело.
Это был танец. Танец любви. Танец двух половинок, нашедших друг друга наконец…
Макару в этот день работалось удивительно легко.
Еще с утра он сдал в набор свое расследование по проблемам продажи имущества группы советских войск в Германии, без которого редактор категорически отказывался предоставлять ему отпуск.
Потом подготовил и тоже отдал на перепечатку замечательную статью Ясинского, модного политолога, по проблемам становления демократии в странах Восточной Европы и о тенденциях к неизбежным реинтеграционным процессам, на смену которым придет постепенное и равноправное присоединение к Европейскому Сообществу.
Кравцов перебрал досье, введя в компьютер новейшие данные и таблицы, найденные в западной периодической печати, которую выписывала их газета для своей библиотеки.
К полудню Макар почувствовал, что изрядно устал, и спустился в бар, выпить чашечку кофе.
Там он еще раз перебрал в уме проделанную работу и ту, что еще предстояло закончить до отпуска, и понял, что как только наберут его расследование, можно будет вычитать его и отправляться домой: что мог, он сегодня сотворил, а браться за новый материал, не отдохнув хоть бы чуть-чуть от предыдущего, было неразумно.
Обрадованный возможностью провести полдня с Лолитой и хоть чем-нибудь помочь ей в обустройстве квартиры, Макар позвонил в ее офис, чтобы убедиться лишний раз, что «на работу госпожа Паркс сегодня не приходила».
Потом он позвонил ей домой, и мама Лолиты, оказавшаяся дома по причине легкого недомогания, сказала, что Лолита уехала с утра в салон мебели «Фортуна», который в Гранатном переулке, покупать кровать или спальню — она сама толком не поняла.
Макар решил не звонить на их новую квартиру, а отправиться туда, как только вычитает свой материал после компьютерного набора. По дороге он решил купить шампанское — сюрприз так сюрприз: он нагрянет к ней с бутылкой какого-нибудь «Кодорниу» или «Делапьера», и они вместе отпразднуют покупку спальни!
Когда материал был вычитан и Макар вышел из здания редакции, часы показывали половину второго.
Свернув с Гоголевского бульвара на Сивцев Вражек, Кравцов-младший ускорил шаги, приближаясь к их новому дому.
Через минут десять он уже входил в подъезд…
Степан Николаевич и Лолита не могли расстаться ни на секунду. Они не могли насмотреться друг на друга, насытиться друг другом. Ни на миг не могли они разжать своих объятий, вновь и вновь целуясь, вновь и вновь загораясь страстью и желанием.
Они любили, и они были счастливы в своей любви…
В считанные секунды преодолел Макар лестницу, взбежав на третий этаж, и остановился у дверей своей квартиры, переводя дух.
Вдруг он заметил, что дверь квартиры прикрыта не плотно, и его рука, потянувшаяся к звонку, замерла.
«Ну, девчонка, я тебя сейчас испугаю! — с улыбкой подумал парень. — Будешь у меня знать, как не закрывать двери в центре Москвы, пока мужа нет дома!»
Он тихонько толкнул дверь, стараясь не шуметь, и та послушно, без скрипа отворилась, пропуская его внутрь.
Паркет, только что уложенный, отциклеванный и лакированный, даже не пытался скрипеть, не успев ссохнуться и «подустать» от службы.
Кроссовки «Рибок» с системой «Памп» делали шаги Макара в прихожей практически неслышными, и парень шел по квартире тихо, как бесплотный дух.
Неожиданно ему послышались странные звуки.
Как будто кто-то тихо постанывал…
Или покрикивал…
Стоны и вздохи становились все слышнее, по мере его приближения к спальне.
Ритм и страсть их были таковы…
что Макар…
уже не сомневался…
или почти не сомневался…
что это были звуки…
любви…
Он быстро сделал несколько шагов вперед и ступил на порог спальни.
В глазах его потемнело и зарябило — посреди белоснежной комнаты, в огромной белоснежной кровати спиной к нему сидела Лолита. Его Лолита. Ее оголенная белоснежная спина ритмично поднималась и опускалась, изгибаясь в порыве страсти, а соломенные волосы разметались по плечам.
Взгляд Макара четко, как фотоаппарат, фиксировал все происходящее, останавливаясь на каждой мелочи:
«Кровать, тумбочки новые. Шкаф. Спальня хороша…
Лолита такая худенькая…
Такая стройная…
Такое удивительное белое тело…
Его руки темные, узловатые…
Как ей хорошо…
Но ведь это…».
Он подумал, что сходит с ума, — глаза Макара и Его встретились, и Он, вдруг остановившись, прошептал:
«Макар…»
Это был его отец.
— Макар…
Парень попятился назад, как бы боясь приближения любого из этих двоих.
Лолита оглянулась, увидела Кравцова-младшего и вскрикнула, тут же соскочив со Степана Николаевича.
— Макар! — звал тот, медленно вставая.
Макар пятился и пятился, не в силах отвести глаз от этих голых, смешных в своем испуге и растерянности, людей.
— Макар!!!
Парень даже не понял, что произошло, — он вдруг зацепился ногой за скатанное в трубочку покрытие для пола, лежавшее посреди прихожей, неловко взмахнул руками и, теряя равновесие, упал на спину, коротко охнув.
