Первым делом я подумала подать в суд на фирму, которая выпускает эту карамель, за причиненный ущерб, но подруги, которые сидели у меня в тот вечер, начали меня отговаривать: мол, если актриса прослывет склочницей, пиши пропало, ей больше никогда работу не дадут, потому что все фирмы, даже конкуренты, — одна лавочка: тут же ославят как миленькую. Я уже говорила: для актрисы главное — свое лицо показать, а если, не дай бог, какой-нибудь продюсер включит телевизор и увидит меня такую серую с головы до ног? Да он меня никогда и вспоминать не захочет! Не могу успокоиться, и все тут, такой уж у меня характер. Звоню на следующий день одному адвокату. Мы знакомы, потому что я с ним спала. Так он тоже: не советую, мол, поднимать шума. И потом, говорит, разве можно определить размер ущерба, если у тебя нет ставки и как киноактриса ты не котируешься? Он так сказал это «не котируешься», будто я биржевая акция. Одним словом, тоже ничего путного не посоветовал. Под конец, чтобы меня утешить, он говорит: не исключено, что твоя серость заинтересует кого-нибудь из продюсеров. Хорошо бы! Да только я уже четыре месяца маячу на экране, а пока ни одного предложения, даже самого паршивого, ни одного звонка — ничего, буквально ничего.

А на девушке, которая со мной снималась, платье было яркое такое, крупными цветами, чулки — в фиолетовых ромбах, зеленые атласные туфли, на шее — оранжевая косынка из блестящего шелка, ну и плюс косметика: красные губы, ногти, румянец аж до ушей, ресницы черные и веки намазаны. Повезло ей, потому что хоть у нее и дурацкий вид из-за этой пестроты, зато смотреть весело. Уж лучше иметь дурацкий вид, чем тоску нагонять. Для девушки, которая, вроде меня, хочет стать актрисой, самое большое несчастье на свете, если она тоску на людей нагоняет. Мою напарницу авторы рекламы нарочно так ярко разукрасили — чтобы каждый цвет соответствовал цвету какой-нибудь конфеты «Мультигуст» — лимонной, клубничной, вишневой, ананасной, кофейной, апельсиновой, мандариновой, мятной, ежевичной и т. д. и т. п. Одним словом, не девушка, а целлофановый мешок с карамелью. Вот возьму и расскажу феминисткам, как тут над женщинами издеваются! А серого цвета вроде бы те, кто ихней карамели не ест и живет серой жизнью. Бедняжки, они лишают себя такой радости — сосать разноцветную карамель «Мультигуст»! Да я могу хоть сейчас выступить на пресс-конференции и заявить, что их разноцветная карамель — сплошная химия. Вот тогда им несладко придется!

Вещи, в которые я была одета для рекламы, мне после съемок подарили — а куда их было девать? Вещи из очень хорошей материи и сидят здорово, их в знаменитом ателье заказывали, где шьют для кино и для телевидения, даже знаменитых артистов часто обслуживают. Не могла же я отказаться от таких дорогих вещей, хотя меня и подмывало плюнуть в рожу этим скупердяям. Вот и хожу теперь в сером который месяц. Мрачная стала, как будто серость с одежды на меня перешла, почти не смеюсь, и друзья спрашивают, что со мной случилось, почему я такая скучная. Ничего, говорю, скучная — и все.

Часто сижу одна дома по вечерам — никого видеть не хочется. Плюхнусь в кресло или лягу ничком на кровать — и реву, думая про то, какая я несчастная. Мне могут сказать: взяла бы да вышвырнула вон эти серые тряпки! Но во-первых, я вещами не бросаюсь, во-вторых, до меня не сразу дошло, что серый цвет так влияет на настроение, а теперь все равно уже поздно. Несколько дней назад мне вдруг захотелось выброситься из окна. Некоторые мысли приходят в голову незаметно для тебя самой, и ты смехом можешь очутиться на тротуаре, разбитая в лепешку.

Когда у меня голова не пухнет от горьких мыслей, я вспоминаю, что я хорошенькая, и верю, что рано или поздно опять стану веселая, как раньше, а потом вдруг снова начинаю реветь — и реву часами, остановиться не могу. И чем больше плачу, тем тоскливей на душе. Прошлой ночью проснулась оттого, что ревела во сне — подушка насквозь промокла. Сколько себя знаю — никогда такого не бывало. Ничего не поделаешь: как вырядилась в серое, так и жизнь моя стала серой, а самое страшное — я потихоньку привыкаю к тоске, мне нравится грустить. И теперь я такая же мрачная, как все мои подруги. Мне ужасно хочется сходить к психоаналитику, но сперва надо новый контракт заключить, а то, говорят, психоаналитики здорово дерут.

Если меня никто не приглашает в ресторан, я готовлю что-нибудь дома и ем в одиночестве. Вчера я вдруг разревелась, когда ела спагетти, и слезы дождем закапали в тарелку. Вообще-то если уж я расплачусь, то не на шутку, но тут взяла себя в руки. Надо что-то сделать, сказала я себе, нельзя спускать этим сволочам, которые довели меня до такого состояния. Я села на телефон и все выложила бухгалтеру фирмы, которая выпускает карамель. Мы знакомы, хоть я с ним ни разу не спала. Я ему сказала, что за тот месяц, когда я у них работала, я истратила пятьсот тысяч лир на квартплату, телефон и такси. Плюс первый взнос за цветной телевизор — еще сто тысяч. Истратила шестьсот, а получила восемьсот, долой вычеты. Если они думают, что мне интересно работать меньше чем за двести, они сильно ошибаются. Бухгалтер сперва молчал, не знал, видно, чем крыть, а потом начал мне голову морочить, будто бы квартплата, телефон и такси да взнос за цветной телевизор не имеют никакого отношения к гонорару за мои услуги. «За ваши услуги» — так и сказал, идиот. Некоторые считают: раз актриса, значит, шлюха. Я ему сказала, чтобы он не смел говорить про мои услуги. Он извинился, а потом опять за свое: восемьсот тысяч, мол, приличный доход, вам, мол, хорошо заплатили. Бухгалтер, а делает вид, будто не знает, что доход — это не то, что ты получаешь, а то, что у тебя остается после всех расходов. Спрашивается, говорю я ему, кто за квартиру платил — вы или я? А за телефон, за Цветной телевизор? За такси? А еще ресторан? Или, по-вашему, когда человек работает, ему есть не надо? Он же мне толкует, так, мол, и так, не может фирма все ваши расходы на себя взять, тем более телефонный счет у вас за три месяца. Никто не спорит, но платила-то я по нему, когда на вас работала. Ну, он язык и прикусил. А я свое: пусть я и не бухгалтер, но мне известно, из чего прибыль складывается. Он засмеялся в трубку и говорит: при чем здесь прибыль, вы же не организация, а частное лицо. До чего мужчины бывают глупые! Когда речь, говорю, идет о кошельке, никакой разницы нет между организацией и частным лицом. Почти целый час у меня отнял, а под конец намекнул, что не прочь поужинать со мной где-нибудь в окрестностях Рима, в уютном ресторанчике, и за порцией спагетти продолжить этот разговор. Я не ответила ни да, ни нет, договорились, что он позвонит. Про серый наряд и про ужасное настроение я ему ни слова не сказала: есть вещи, про которые я не люблю говорить по телефону.

Почему одинокая девушка, вроде меня, принимает приглашения? Чтобы одной не сидеть. Иной раз, если человек симпатичный, то и ночь с ним проведешь, а он тебе на следующий день непременно норовит подарок сделать. Пережиток, конечно, в наше время все девушки на равных с мужчинами, а не только какие-нибудь ярые феминистки. Лично я никогда не беру подарков, разве что золотые монетки — ну, стерлинги там или флорины. Золотые монеты — моя слабость, чего скрывать? Но если мужчина мне подарит несколько монеток, я на следующий день посылаю ему кожаный ремень или зажигалку — пусть видит, что я девушка самостоятельная.

Я пришла на свидание вся в сером, как на экране, когда карамель рекламировала. Бухгалтер целый вечер острил насчет моего наряда, но в конце концов тоже убедился, что серое нагоняет тоску не только на тех, кто в нем ходит, но и на окружающих. Еще чуть-чуть, говорит, и я заплачу. Я сама изо всех сил сдерживалась, а нет-нет да и разревусь. Но своего-то я добилась: в другой раз, когда они станут рекламировать карамель «Мультигуст», цветной девушкой буду я. Поклянись, говорю, и он сказал «клянусь» (мы уже перешли на «ты»). И еще он пообещал устроить, что мне подарят те вещи, в которых я буду сниматься, а я ему сказала: нет уж, пускай они это в контракт впишут, потому что мне подарков не надо. После ужина мы зашли к нему выпить виски, и я, чтоб доставить ему удовольствие, сняла свое серое платье.