Служебный вход, как раз то, что мне нужно. Спускаюсь во дворик, захлопываю дверь кухни, отворяю ворота и выхожу в переулок, не забыв закрыть ворота.
Сажусь в машину и включаю третью скорость.
Теперь я точно знаю, что делать. Поставлю холодильник на прежнее место, позвоню в полицию, и к черту всех и вся.
Возле моего бюро есть контора по прокату автомашин. Направляюсь туда. Беру напрокат фургончик и оставляю на хранение свой «блимбуст»: холодильник туда не влезет.
На все это у меня уходит больше часа.
В кабинете я согрел воду и аккуратненько снял с холодильника марки и наклейку с моим адресом.
Ненароком смыл и наклейку с адресом Огрезы, но это не беда.
Потом отключил шнур и заткнул его вместе со штепселем в отверстие контейнера, после чего взвалил холодильник на спину и понес вниз по лестнице.
Вы, должно быть, скажете, что он тяжеловат? Ерунда, я бы снес этот холодильник и держа его под мышкой, не будь он таким громоздким.
Погрузил его в фургон, сел за руль и поехал.
Глава третья
Дорожные контрольные посты никому не нравятся. Особенно когда везешь труп в холодильнике.
Неплохая штука эти фургончики. Мотор у них что надо, и с места берут хорошо, даже если сразу вторую скорость включить.
Не так хорошо, как серийные машины, но для фургончика лучшего и желать нельзя.
Веду машину и насвистываю себе, а заодно о делах думаю.
Отвезу сейчас холодильник на прежнее место, потом верну Остерегино пропуск на стадион.
Лезть в эту толпу маньяков — нет уж, увольте, футбол не вызывает у меня ни малейшего интереса, ну а уж болельщиком я и вовсе никогда не был.
Очень меня радует, что из кухни есть выход прямо в переулок. Отнести на прежнее место холодильник, включить штепсель и уйти — на все это мне хватит двух минут.
Стоп. У меня в кармане три ассигнации по десять тысяч лир. Весят они немного, но на мою совесть легли тяжким грузом.
Оставлю в кухне на столе две ассигнации по десять тысяч и одну пятитысячную.
А пяти тысяч на служебные расходы мне еле-еле хватит.
Потом из первого же телефона-автомата позвоню в Центральное полицейское управление.
Для тренировки пытаюсь говорить фальцетом.
— Алло? — говорю. — Дайте мне отдел особо важных преступлений. Особо важные? Для вас есть свеженький мертвец в холодильнике на улице Скиццо, дом четырнадцать, квартира три. — И бум.
С этим «бум» обычно вешают трубку.
Вот я почти у цели.
Сворачиваю в переулок и не успеваю крутануть руль, как приходится вовсю жать на тормоз.
Мой фургончик застывает в миллиметре от заднего бампера полицейской машины.
Черт побери, ну и дела!
Машина стоит как раз у ворот, а переулок такой узкий, что между нею и стеной даже пустую пачку сигарет не просунуть.
К воротам прислонился тип в надвинутой на глаза шляпе и с сигаретой в зубах. За версту видно — полицейский.
Притворяюсь наивным дурачком.
— А проехать никак нельзя? — спрашиваю.
— Нет, — отвечает он, — никак.
— Что-нибудь случилось? — спрашиваю, а сам даю задний ход.
Оборачиваюсь и вижу, что в мой бампер упирается вторая полицейская машина.
Я глубоко и тяжко вздыхаю.
«Так, — говорю я себе. — Обложили меня! Вместе с холодильником и всем прочим».
Из машины выпрыгивает лейтенант Трам, за ним Каучу, а следом еще несколько фараонов.
А к дому тем временем подкатывают другие полицейские машины. Приходится выключить мотор и нажать на тормоза. Открываю окошко кабины и спрашиваю:
— Что тут происходит?
Сержант Каучу хватается за ручку дверцы, которую я приоткрыл.
— Лейтенант, — зовет он. — Посмотрите, кого я встретил. Пипу!
Слезая, я, словно невзначай, даю ему пинка, да так ловко, что он проглатывает пуговицу со своей рубашки.
— Лейтенант, — обращаюсь я к Траму, — что это вам вздумалось и спереди и сзади меня дорожные посты ставить? Можно, спрашивается, человеку в этом городе ездить свободно?
Лейтенант Трам едва не касается своим носом моего.
— Какое, однако, совпадение! — восклицает он. — Как ты тут очутился?!
— Ездить по улицам никому не запрещается, — отвечаю. — Я купил холодильник и везу его домой. Что, и это запрещено?
Трам окидывает пронзительным взглядом мой фургончик и холодильник.
— Ты что, транспортную контору открыл? — спрашивает Каучу и, откашлявшись, выплевывает в ладонь пуговицу. — Это не проезжая дорога, — говорит он, — а тупиковый переулок. Лейтенант, прикажите надеть на него наручники и отправить в Центральную.
— А-а, так это тупик? — удивляюсь я. — А я-то думал, здесь кратчайший путь к центру города.
Трам, прищурившись, разглядывает меня.
— Кратчайший путь, говоришь? Ты что, за дефективного меня считаешь? Как ты связан с этой историей?
Он показывает на дверь, ведущую в кухню.
Делаю вид, будто с неба свалился и с трудом удержался на ногах.
— Какой еще историей?! Мне надо отвезти домой холодильник, а вы мне дорогу преградили, вот и вся история.
— Лейтенант, разрешите проломить ему башку! — кричит Каучу.
Бросается на меня, но я локтем попадаю ему точно в горло, и он повисает в воздухе.
— Прекратите, — говорит Трам. — Незачем попусту время терять с этим наглецом. — Поворачивается к полицейским и добавляет: — Он пока останется тут. Попытается бежать, стреляйте ему в ноги.
— Не беспокойтесь, лейтенант, — говорит один из фараонов, расстегивая кобуру, — пара конфеток в лодыжку быстро его вразумят. Я с пятидесяти метров не промахиваюсь.
— Ты же пока что придумай правдоподобную версию, — обращается ко мне Трам. — Потом расскажешь ее мне. Пошли, да побыстрее.
Трам, Каучу и парочка фараонов открыли дверь кухни.
Я остался у ворот с двумя ангелами-телохранителями по бокам: один впереди и один, со взведенным пистолетом, сзади.
— Какие вы милые, приятные люди, — говорю. — Но не хватайте меня за пиджак. Не собираюсь я удирать без моего дорогого холодильника. Он мне недешево обошелся, и я никому его не доверяю.
Прислоняюсь к воротам, закуриваю сигарету.
Интересно, что здесь делает весь отряд по борьбе с особо опасными преступлениями, в просторечии «особо опасные».
Я был в квартире всего два часа назад, и там было пусто. Но раз пришел Трам со всеми своими фараонами, значит, кто-то там есть, и наверняка не в полном здравии.
Может, после моего визита в квартиру вернулась Огреза? И кто-то проломил ей голову?
Черт возьми! Меня бы это огорчило.
Вспомнил о ее зеленых глазах и ее милом способе останавливать человека, если тот намерен у нее что-нибудь отобрать.
И еще ее ножки, словно выбегающие из-под юбки. Помните, друзья, какая у нее пара ножек?
А может, туда вернулся ее брат Ого Пальма?
Я бы предпочел, чтобы голову проломили ему.
Впрочем, не исключено, что он сам кому-то проломил голову. Сомнений быть не может: раз прибыли «особо опасные», значит, есть мертвец, и умер этот человек не от старости.
Тут я вспомнил о футболисте в холодильнике всего в двух метрах от фараонов. Тоненький голосок нашептывает мне в ухо: «Смывайся, пока не поздно».
Совсем неплохо было бы смыться, ведь дело оборачивается не самым лучшим образом. Я чуть не расхохотался, когда объяснял, что везу домой новый холодильник. Неужели лейтенант Трам, опытный полицейский, поверит такой дурацкой выдумке?
Ну смоюсь я, а потом?
Лучше повремени, Пипа.
Даже если этот болван промахнется, неприятностей мне не избежать. Смыться — значит невольно подтвердить, что я совершил нечто противозаконное.
Разумнее всего по-прежнему притворяться, будто с неба свалился.
Может, тем временем фортуна и придет мне на помощь.
Минуты летят, проходит четверть часа, полчаса. Никто не появляется.
Фараоны позволяют мне подвигаться, но глаз с меня не спускают.
Тот, что с пистолетом, открыл дверцу фургончика и включил радио.