Конан отбросил молот и вытащил меч. На сей раз, он бил по льду навершием, сосредоточив внимание не на размерах отлетающих осколков, а на трещины, появляющиеся в глыбе. Вот он обстучал трещину с разных концов, и большой кусок отвалился. Затем опять ударил, и, таким образом, уже через час разделался с ледяным блоком, как того требовало задание.

— Все готово, отец, — доложил подросток, зайдя в кузницу.

— И что ты узнал нового?

— Одни инструменты бывают лучше других для определенной работы. А также то, что лезвие не единственная и даже не лучшая часть меча, для использования в некоторых ситуациях.

На лице кузнеца играли красноватые отблески пламени.

— Ну, а еще? Почему получилось быстрее?

— Я постиг сущность противника, — после минутного раздумия сказал мальчик. — Я узнал его слабые стороны и поражал в уязвимые места.

— Замечательно, сынок. Ты делаешь успехи.

— А теперь ты будешь со мной бороться? — спросил польщенный Конан.

Корин смерил сына взглядом и усмехнулся.

— Не сейчас. Ты узнал достаточно за сегодняшний день. К тому же, тебя ждут кое-какие дела.

— Отец!

— Лухлан принес топор для заточки, — кузнец указал на точильный круг в дальнем углу. — Вот и наточи его.

— Да отец. А можно потом я заострю свой меч?

Корин вздохнул.

— Ты только что усвоил, что можно сделать тупым оружием. Но только когда ты узнаешь о мече столько, сколько орел знает о своих когтях, я разрешу тебе его наточить. А пока займись заточкой кромки топора и совершенствуйся, чтобы не опозорить свой клинок, когда придет время.

Конан хотел было возразить, но напоминание отца о бережном отношении с лезвием, заставило его закрыть рот. Оно послужило причиной запастись терпением. Да, он будет выполнять каждое упражнение сто, двести, тысячу раз, лишь бы стать великим воином! И пусть Корин, удовлетворившись сноровкой сына, предложит перейти к следующему приему, Конан перед этим еще повторит предыдущее действие!

Некоторые вещи, которые требовал от него отец, казались диковинными. К примеру, Корин приделал свинцовые грузила к кончику ножен меча, тем самым значительно утяжеляя клинок и изменяя баланс. Или по его распоряжению сын купался в дыму. Порой, он заставлял мальчика рубить на лету искры, вылетающие из очага. От подобных упражнений Конан истекал потом, а когда падал от усталости, сажа и пыль на теле быстро превращались в твердую корку. Тем не менее, юный киммериец всегда доводил занятие до конца и не останавливался, пока отец не объявлял передышку.

Однажды подросток попробовал пожаловаться на тщетность своих попыток, но Корин лишь скомандовал:

— Ну-ка еще раз.

Мальчик вытер запястьем пот с бровей, размазав по лицу черную сажу. Его отец качал меха и из горна полетели искры. Меч засвистел, поражая огненных мух одну за другой. Стальное лезвие превратилось в продолжение руки Конана. Оно кружилось и взметалось то вверх — то вниз, нанося хлесткие удары. Даже оступившись, Конан успел полоснуть по искре. Он перекатился через голову и встал, чтобы тут же рассечь другую.

Наконец, прозвучало:

— Хватит, сынок.

День за днем, длинными зимними вечерами Конан оттачивал мастерство. Каждый новый прием вытекал из предыдущих. Но, как только он начинать выполнять что-нибудь хорошо, ножны незамедлительно возрастали в весе, или же отец сковывал его лодыжки короткой цепью, требуя при этом сохранять равновесие. Пока еще не достаточно сильный, чтобы разрушить хорошую защиту противника, он усвоил, что быстрый, короткий тычок бывает не менее смертоносным, чем сокрушительный удар.

Конан ставил перед собой две основные цели. Во-первых, нужно было обязательно добиться разрешения на заточку меча. За реакцией Конана мало кто смог бы уследить, и его лезвие молниеносно поразило бы любую часть тела, которую враги оставили неприкрытой. Будь то горло, живот или бедро. Безусловно, он вырастит могучим воином, но с острым мечом в руке можно чувствовать себя уверенно уже сейчас. Во-вторых (а он допускал, что это свершится раньше, чем первое), ему очень хотелось, чтобы отец начал фехтовать с ним в паре. Отказ Корина не был продиктован опасением. Кузнец не ведал страха. Но для Конана каждая отговорка означала то, что он по мнению отца не достоин называться воином. Юный киммериец всей душой желал своего признания и не остановился бы ни перед чем, чтобы его заслужить.

— Я должен показать ему, — прошептал Конан, вновь выглядывая из-за дерева, тогда как Ардел сотоварищи продолжали плестись, утопая в снегу. Мальчик улыбнулся и снял с плеча сумку с тетеревом, пойманным в западню. Закрепив петлю ремешка на нижней ветке, он зачерпнул горсть снега и слепил из него плотный шарик. Затем скатав еще парочку, выскользнул из своего укрытия.

Пригнувшись, он быстро переместился к россыпи валунов, которые находились как раз на пути отряда, направлявшегося в ущелье. Камни хорошо скрывали его от посторонних глаз. Как только Ардел оказался на расстоянии броска, Конан высунулся и швырнул первый снежок. Снаряд попал точно в цель, Ардел подскочил на месте и стал озираться по сторонам. С его лица мгновенно исчезло самодовольное выражение.

— Это пикты! — завопил он. — Нас обстреливают!

Конан поднялся и снова бросил. Второй снежный комок угодил другому парню в голову. Юноша попятился. Потеряв равновесие, он сбил с ног одного из своих товарищей. Два тела, переплетенных между собой, скатились с тропы в овраг.

— Пикты! Пикты! — в рядах отряда Ардела, ранее организованного, возникла паника и он рассыпался в мгновение ока.

Давясь от смеха, Конан присел обратно за валун, чтобы тут же издать карканье ворона, используемое одним из пиктских кланов, как боевой клич. Эти звуки слились с воплями ужаса, которые постепенно стихали, поскольку перепуганная молодежь бросилась бежать обратно в деревню. Конан послал им вслед еще один подобный «клич». А после, плюхнувшись в снег, уже позволил себе от души посмеяться.

Веселье продолжалось, пока до него не донесся настоящий вороний крик.

Мальчик замер, прижавшись спиной к камню. Его напряженный взгляд скользил по прилегающей к убежищу территории. Однако никакого движения замечено не было. Морозный воздух сохранял безмятежность. Солнечный свет, проникающий сквозь ветви деревьев, рисовал на снегу полосы и круги. Чужих следов, кроме тех, что оставил отряд Ардела, также не наблюдалось.

Тем не менее, все это вовсе не означало, что в окрестностях никого нет. Посему сидящий на корточках Конан, не снимал руки с рукояти меча. Ему хотелось вернуться за тетеревом, но, таким образом, можно было бы попасть в засаду. И все-таки он принял решение. Сглотнув слюну, юный киммериец сделал шаг вперед.

Снова раздалось карканье.

Конан взглянул направо. Большая черная птица с ветки следила за ним.

— Ты просто обычный ворон, или боги послали тебя за мной наблюдать? — мальчик произнес эти слова, чтобы затушить в груди искру страха, понимая, что сейчас подражает манере деда, когда тот рассказывал свои истории. — Так кто ты?

Птице, или посланцу богов, зрелище, по-видимому, наскучило. Каркнув напоследок, ворон расправил черные крылья и взмыл к небесам.

Все еще сохраняя осторожность, несмотря на то, что теперь был уверен в своем одиночестве, Конан направился к дереву, где оставил подвешенного тетерева. Потом он спустился по склону холма, шагая вдоль тропы, вытоптанной в снегу парнями Ардела. Мальчика радовало, что ему удалось их так легко напугать. Вместе с тем, Конан не мог скрыть отвращение от того, что они даже не попытались скрыть свои следы или хоть как-то обмануть вражеских лазутчиков. Их следы вели прямо в деревню.

Конан шел домой, часто останавливаясь, чтобы удостовериться в отсутствии возможной слежки. На выходе из леса он услышал звуки тревожного набата со стороны деревни. Когда же мальчик достиг последнего пригорка, то увидел группу воинов, ведомых Арделом. И главное, среди них был его отец!