— Разумно, — кивнул Артус. — Хотя ты все равно молчал бы, случись тебе попасть в лапы Халар Зиму.

— Живой — да. Но его дочь имеет задатки некроманта.

— В любом случае мы предупредим людей о имперских замашках Халар Зима. Многих это известие не озадачит. Кто-то возжелает ему прислуживать. Однако будем надеяться, что те, кто выступал против него в прошлом, восстанут на борьбу с ним опять.

— Ну а ты позаботишься о девочке и станешь ей таким же отличным другом, каким был для меня. Не так ли? — улыбнулся Конан.

— Я буду охранять ее жизнь, будто свою собственную.

— Спасибо, брат.

Киммериец впился глазами в карту, прикидывая расстояние до Асгалуна, а затем в Хор Калба. «Понадобиться всего несколько дней верхом…».

— Ты не задумывался, друг мой, о том, где мы встретимся вновь?

— В Гиркании, Артус, — Конан водил по карте грязным от крови пальцем. — Если возникнет во мне нужда раньше, то я сам разыщу тебя.

Покинув каюту друга, варвар отправился приводить в порядок оружие. Меч требовалось почистить, смазать маслом и устранить заусенцы. Но прежде, чем он разложил инструмент для работы, его ноздри уловили необычный аромат. Заинтересованный киммериец не поленился встать, и запах привел его к приоткрытой двери временного обиталища Тамары.

Девушка, полностью обнаженная, стояла на коленях перед наспех сделанным алтарем. На нем дымились ароматические палочки. Три золотые монеты образовывали правильный треугольник, в центре которого лежал маленький кусочек сыра. Слева от монахини виднелась плошка с мутной водой и окровавленная тряпица. Каскад распущенных волос, отливающих золотом при искусственном освещении, скрывал наготу Тамары.

Простертыми руками она привлекала к себе фимиам. Конан, наконец, узнал этот аромат, борющийся со зловонием смерти: мирра. Купаясь в ароматном дыму, Тамара возносила молитвы вполголоса.

— Дай знак, о Митра, что мои действия были правильны и приятны тебе. Я брала жизни, чтобы спасти жизнь; я сеяла смерть ради свободы других. Не осуждай поступки моих товарищей, поскольку они от чистого сердца помогают мне претворять твою волю.

Ее опущенная голова немного накренилась в сторону, словно девушка ждала услышать ответ. Конан затаил дыхание, пытаясь остаться незамеченным. Хотя она не ничем не показывала, что знает о его присутствии, варвар сомневался в неведении Тамары, также как не мог уйти прочь.

— Митра, я прошу у тебя силы преодолеть любую заразу, исходящую от моей дурной крови, моих действий или грехов далеких предков. Укрепи меня в вере и укажи пути служения тебе.

Искренность этих слов удивила Конана. Его бог — Кром не располагал к подобной близости. Он слушал только первый крик младенцев, а после их кончины отчет о прижизненных деяниях. Все остальное его не интересовало. Конан часто сталкивался с личностями (простолюдинами, королями и даже верховными жрецами), которые с пеной у рта доказывали свою преданность богам, а затем, не моргнув глазом, хулили недавних кумиров, приписывая славу только себе и обвиняя в бедах небожителей. Варвару не раз приходилось убеждаться в лицемерии большинства цивилизованных людей, благочестивых на словах, но движимых лишь корыстными мотивами.

— … С твоей безграничной мудростью, благослови заботящегося обо мне человека, — голос Тамары чуть повысился. — Сними с него груз боли, как снимаешь это бремя с меня. Ведь мои пожелания не противоречат твоим помыслам. Я твоя навсегда, сердцем и душой.

Она, прижав руки к груди, начала медленно раскачиваться. Клубы ароматного дыма создавали вокруг нее призрачный кокон.

Киммериец сохранял позицию молчаливого наблюдателя, пока не прогорел ладан, и Тамара не прекратила движения. Если б не вздымающаяся при дыхании грудь, девушка могла показаться мертвой. Ступив за порог каюты, Конан аккуратно поднял монахиню. Он отнес ее к койке, обследовал тело на наличие каких-либо повреждений и укрыл одеялом напоследок.

Как Тамара обретала покой в молитвах, так Конан находил его в уходе за своим оружием. Для начала меч с кинжалом были очищены от бурых пятен и протерты промасленной ветошью. Потом киммериец держал их над пламенем лампы, чтобы покрытые копотью лезвия не отражали лунного света. Он также вымазал сажей полоску ткани, призванную скрывать лицо и повторил процесс с вызволенными из матросского сундука кожаными доспехами.

Подготовка боевого снаряжения Конана не уступала в усердии молитвам монахини. Не потому что варвар поклонялся битве, но потому что он родился для нее. Голову посетила мрачная, однако не лишенная удовлетворения, мысль, что пока бушуют на земле войны и люди, вроде Халар Зима, стремятся подмять других, ему не удастся по-настоящему побыть одному. «Война, возможно, не слишком устойчивый компаньон, зато прекрасно мною изученный. И пока я его знаю лучше, чем мои враги, меня никто не уронит».

Справедливо ожидая реакцию своего отца, Марика все же недооценила степень его гнева. Халар Зим пнул ногой по бронзовым дверям и вошел в покои дочери такой походкой, как будто он уже стал богом. Ярость переполнила воителя, превратив багровое лицо в страшную маску.

— Чем ты занимаешься?

Колдунья аккуратно свернула легкую фиолетовую тунику и положила поверх седельной сумки прежде, чем повернуться к нему. За безмятежным видом молодой женщины скрывалось сильное волнение.

— Выполняю твой приказ.

Ее ответ остудил Халар Зима. Черты лица смягчились, правда, только на мгновение.

— Ахоун доложил, что чудовище вернулось, — он указал на пол. — Но Укафа пропал вместе с остальными людьми. Их подводное судно исчезло. Отряд потерпел неудачу, то есть ты провалила дело! Девчонка улизнула! Твоя мать останется в могиле!

— Успокойся, отец.

— О каком спокойствии ты говоришь, Марика?! — его скрюченные пальцы взметнулись к куполообразному потолку, голос гремел в палате. — Я до сих пор терпел твои выходки. Для твоего же блага. Ради твоей матери. Но теперь… теперь, когда мы настолько приблизились к цели, ты подвела меня в последний миг. Снова! Где мне искать источник умиротворения?

— Прямо здесь, — колдунья подозвала отца к столу, сохранившемуся с забытых времен, на котором была выложена мозаикой карта ахеронской империи. Береговая линия уже изменилась. Реки поменяли течение, однако горы остались в первозданном виде и служили подходящими ориентирами. В верхней части таблицы возвышался хрустальный колокольчик, ставший ловушкой для какого-то насекомого.

— Никчемная карта старого мира, — продолжал кипеть Халар Зим.

— Возрождающегося мира, отец. Того, что ты всегда желал увидеть. У монахини особая кровь, — Марика выдавила из себя улыбку, — именно поэтому нам с трудом удавалось определить пристанище девчонки. Хитрый настоятель сделал так, чтобы мы тщетно искали древний род в современном мире. Но если искать кровь Ахерона по месту рождения, тогда ее несложно будет найти.

— Каким образом?

— Разве это не очевидно? — всплеснула руками Марика.

— Нет. Букашка на фоне океана не вдохновляет меня.

— Шершень, отец. Корабль, что ее везет, называется «Шершень». Сейчас он курсирует вот тут, недалеко от берега. Лоскут ткани со следами крови монахини указывает на него. Впрочем, девчонка скоро высадится. А я, — она кивнула в сторону багажа, — отправляюсь туда с лично отобранными воинами, чтобы ее заполучить.

— Дорога от Хор Калба займет дня четыре и это если загнать до смерти лошадей, — покачал головой Халар Зим.

— Осмелюсь напомнить тебе, что я дочь своей матери. Имя в союзниках магию, можно не волноваться за лошадей. Легкая поездка на них куда угодно, вплоть за границу жизни, гарантирована.

Халар Зим хрипло засмеялся.

— Что ж, приступай, моя любимая мудрая дочь, — сказал он без злобы в голосе. — Однако заруби на носу: Возвратишься без монахини или опоздаешь с ней к ритуалу до новолуния, и все колдовство мира не защитит тебя от отцовского наказания.