Литмир - Электронная Библиотека

— Гюли, все будет хорошо, теперь все будет хорошо, — я пыталась успокоить ее, присев рядом. — Правда-правда.

Только ей не верилось. И я ее понимаю, но объяснить всего не могу. А как объяснить глупую доблесть Жармю, знания Эфиана, случайную удачу Сирин и мои способности? Ни к чему ей знать все это.

Потихоньку Гюлхалум успокоилась и, наконец, заметила наш внешний вид. Поросята, дорвавшиеся до большой лужи, и то чище выглядели. Хозяйка сразу засуетилась, доставая чистые льняные полотенца, попутно грея воду и командуя нами. Спорить совсем не хотелось. Было только одно желание: поскорей окунуться в горячую воду, чтобы пар поднимался над бадьей, а потом завернуться в теплое одеяло и клубком под оным свернуться.

В моем случае желаемое редко исполняется. Но я сама решила остаться на кухне, а не забраться в кровать. Не могу, правда. Ведь только сейчас пришло осознание того, что те люди-камни умерли. Они мертвы и никогда не вернутся к семьям, друзьям, домой. Да, я знала это, но знать и понять, точнее принять — разные вещи. Мне хотелось спать, но едва закрываю глаза, как каменные куклы встают во всей красе. Уж лучше делом заняться, тем более, когда помощь придется кстати.

Всего-то делов: отрезать от теста кусок с половину ладони да бросать в кипящее в котле масло. Пара минут, и маканец можно доставать, укладывая к десяткам таких же уже хранящихся в плетеном коробе. В Скамме на похоронах принято раздавать такие лепешки всем пришедшим помянуть усопшего. Нет, об этом я думать не буду. Я вообще думать не буду, только действовать. Раз — нож отхватывает кусок теста. Два — бросаю в котел. Три — в кипящем масле золотистой корочкой покрывается маканец. Четыре — достаю лепешку и бросаю в короб. И все повторяется с начала.

Гюлхалум рядом: новое тесто замешивает. До рассвета еще два короба заполнить надо. А с моей помощью еще и на рябиново-кленовый взвар время останется. Я ж никуда не тороплюсь. Пока не тороплюсь.

Видела б меня Сирин, только нос обиженно сморщила бы. Мол, я ее учу-учу, даже лично косу заплетаю, а она все не понимает какое благородство ей оказывают. Кстати о косе: волосы-то за лето и осень отросли, до середины спины спускаются, так что и днем заплетать придется. А то вид неопрятный будет, да и мешаются, вон как сейчас. Хорошо еще Гюли косынку повязала, с лица пряди непоседливые убрать.

И косынка не из мадаполама. Нет, не думать, не думать. Раз — и вновь нож рыбкой плещется в руке.

Будить меня рано никто не стал. Да и как будить, если только на рассвете спать легла? Зато мы с Гюли успели все сделать. А еще устала так, что никаких снов не снилось. Нет, вру — сон был, но из тех, что оставляют легкое чувство грусти, что не явью был и уже закончился.

Просыпаться не очень хочется. Дождь барабанит в закрытые ставенки, выстукивая одному ему известную песню. Не слишком веселой получается она. С другой стороны, веселиться не жаждется. Только вздыхать, что опять нужно собираться в дорогу, наверняка размытую, расхлябанную. Того и гляди, завязнуть можно.

Но ехать надо. Куда? Да хоть в Паткол — город в трех лигах от деревни. Говорят, там можно купить все, что угодно. Еду, одежду, магию, сведения. Последние бы совсем не помешали, иначе смысла путешествовать нет: не погулять же еду, а мужа ищу.

Поиск. Дорога. Привыкла я к ним, будто всю жизнь так жила. Пора отвыкать: холода близятся, зима вот-вот на порог пожалует, и ехать по снегу в неизвестность не самое мудрое занятие. Да, я и так мудростью не блещу, но и совсем с ума не сошла. Хотя если вспомнить вчерашние приключения, и приключения недельной давности, и месячной… Можно в здравости рассудка засомневаться.

Блинный аромат пробирается в комнату, выманивая из кровати. И когда Гюлхалум только успела? А она, поди, совсем не ложилась, ушла к вдовице — помочь чем да и пособолезновать.

Значит, и мне пора вставать. Что ж, здравствуй новый день…

Глава 6

Из уроков папа по градоустройству помню: бывают просто города, города-крепости, города-государства. А Паткол — город-базар. И этим все сказано. Улочки изгибаются подковой (собственно на старом листигском Паткол и значит «подкова»), оставляя центр города на откуп базару. И проще обойти город по дуге, чтобы попасть из одного конца в другой, чем на прямую, через базар. А еще в городе все только и делают, что продают: не важно что и кому, главное продать — девиз местных жителей. За редким исключением можно встретить мастеровых.

Жизнь в Патколе затихает лишь на пару часов. Задолго до рассвета шумные торговцы доставляют товар к заранее купленным стойкам и лоткам. А у городских стен в это время уже вовсю ведут торг перекупщики с нежелающими стоять лишний час на базаре. Есть и те, кто не хочет сдавать вдвое дешевле и готов простоять хоть целый день, но продать по своей цене. А потому они с ночи занимают места у ворот, чтобы до рассвета пройти в город.

Но и ночью шум в городе не смолкает: магические факелы горят не в пример лучше обычных, да и не подвластны прихотливому ветру, то играющему в догонялки с флагами на Большой Сходной, то накрывающему улицы не самыми приятными ароматами с городской мусорки. Одни торгаши убирают товар в схроны, другие занимают их места, и торговля вновь идет по заведенному кругу. И лишь к трем часам после полуночи, когда Главные Часы на Большой Сходной отбивают положенное, город затихает, ненадолго засыпая, чтобы через час с небольшим пробудиться к новому дню.

Откуда столько знаю? Что-то поведал Эфиан — этот кладезь премудростей, будь он неладен. А что-то и сама видела. Например, ночной город. В Паткол мы приехали уже после захода солнца, всерьез опасаясь заночевать под городскими стенами. Однако въездные ворота были распахнуты, лишь стражников было поболе (со слов Эфиана), да плату за проезд брали в повышенном размере — с каждого по золотарию получилось. Не знаю почему, но Сирин весьма удивилась наличию золотых монет в моем кошельке. И что такого? Вроде бы ничего, только Благочестивая надула губы и обиженно отвернулась, первой проехав в ворота.

Найти приличный постоялый двор не получилось: в хороших все места уже заняты, в плохих за постой брали невероятно дорого. В какой-то миг промелькнула мысль, что лучше бы заночевали у городских стен. Причем думала так не я одна: Жармю, кажется, даже что-то пробормотал по этому поводу. Услышал его, правда, только эльф, и то благодаря знаменитому и не раз поминаемому мной слуху. Жаль, способности ориентирования на местности не столь же великолепны у Эфиана, как слух.

Трактир «Лапотник» встретил пьяным угаром: в общей зале шла большая гулянка по поводу чьего-то не то дня рождения, не то крестин. Пьяными были даже пауки, устало свесившиеся с потолка прямо на столы. Только этого никто не замечал: гогот, крики и прочий шум, изображающий веселье, перекрывал все и вся. Главное — вино не заканчивалось, а большего и не надо, считали отмечающие.

Нам бы плюнуть на все и поискать другое место, но силы практически истощились, хотелось и есть, и спать, причем второго больше. Да и лошадям надо было дать отдых, а вот конюшня при трактире оказалась приличного состояния, с уже наполненными зерном кормушками и чистой водой в поилках. Понятное дело, Зорька первой добралась до корма, остальным только догонять ее и оставалось. А раз лошади были пристроены, идти куда-то еще было неразумно, да и не хотелось — я же говорила, устали все.

С трудом добившись ключей от комнат где-то в районе чердака (да ладно, не впервой там отдыхать) у хозяина (то ли пьян, то ли весел так), мы молчком разбрелись по комнатам. Как ложилась спать Сирин — не помню, поскольку просто упала на кровать и тут же уснула. Наверняка обиделась на меня, в который уж раз.

Утро выдалось пасмурным, серым и столь же тяжелым, как у тех бедняг, мучающихся похмельем после вчерашней гулянки. Мне даже показалось, что и я принимала участие в сем дивном действии, иначе с чего так голова болит?

97
{"b":"224507","o":1}