Оленье рагу Перевод Максима Немцова Я б мог состариться с тобою, Фримен, две древесные крысы, почти вечно пьяные в хижине высоко в горах Кламат, которым почти ничего и не осталось — лишь жаловаться на зубы да печенки, не понимать, на что ушли деньги, да смотреть, как движется река. Раз в месяц, если удастся пинками заставить очередной старый пикап работать, с лязгом бы скатывались в Юрику за припасами, может, учили б пацанов азартным играм, а то и Гумбольдтовых студенток клеили. Две недели спустя, все еще приходя в себя, вижу, как ты помешиваешь в котелке медленно, оценивающе, кивая с таким глубоким смирением, что радостно: «Опять оленье рагу». Ложки скребут в деревянных мисках, мы едим у очага, треплемся о том о сем: сколько валунов затащили для этого очага, чуть пупок не развязался; почему лосось в этом году запаздывает; о сравнительных достоинствах «Хаски» и «Маккаллохов»; о непрекращающемся упадке романного жанра; почему Энн ушла от Вилли еще в 88-м; как однажды морозным утром в долине Скагит мы видели стаю в две сотни гусей, что кружила над нами и обращалась в снег. И дни протекают, как байки и река, впадают в тот уют, что мы заслужили. Едим рагу, смеемся. И дни проходят, как солнце и луна, великолепно безразличные к нам, чокнутым брехливым старикам, что чавкают рагу, а сами постепенно становятся беспомощными, забывчивыми, пересказывают старые байки, чтоб не старились, пока не минует много трапез и деревянная миска не протрется насквозь. Зимняя песня Перевод Шаши Мартыновой Принятие смерти В самих наших сердцах — Вера, которой мы даем жизнь, Что любви — еще быть: Глянцевая умбра Гниющих папоротников; Колокольная киноварь Крыжовенного цвета; О юморе: случка ослиц и луковиц Перевод Шаши Мартыновой Если скрещивать ослиц и луковицы, получится, в общем, много лука с большими ушами. Это начало анекдота. Легкомыслие языка, бесцельное следствие игры, когда просто озоруешь, выдергиваешь то одно, то другое из нескончаемых возможностей и складываешь вместе. Ум идет в жопу — на весь вечер. Потеха, ну да, но не суть; и, в общем, не то, на что надеялся, скрещивая ослиц и луковицы лишь так, как можно их скрестить — в умах, до того необузданных, что соединяют это, просто поглядеть что получится. А получаются, в общем, луковицы с большими ушами. Но любовь всегда вознаграждает воображение, и хоть изредка получается норовистая ишачиха, от которой наворачиваются слезы. Поливка сада в самый жаркий день лета Перевод Шаши Мартыновой Эй, Ящерка Назаборная! Думала, дождь собирается? Ладони к луне Перевод Шаши Мартыновой 1 Нам было по пятнадцать. Лето. Дошли по деревне, залитой луной, к скалам над пляжем. Мы любили друг друга на той трепетной частоте, где ощущения становятся чувствами, каких мы прежде никогда не переживали. Наши сердца — факелы, брошенные в море. Великолепие, которому не пережить невинности, которая его породила. 2 Нет красоты без умирания. Нет любви без первого безрадостного мига сердечной боли, когда понимаешь: что-то не так, но не знаешь, что именно, или как все исправить. 3 Полночь, горы, из одежды ложе себе стелим на гранитном валуне. Нагие глубже кожи, мы воздеваем ладони к луне, и наши тела трепещут, как ветви дерева через удар сердца после того, как улетела птица. Лучшее понимание очевидного Перевод Шаши Мартыновой Вечер, начало июня, в приятной истоме после дневных трудов, бездельничаю с друзьями на заднем крыльце сразу после ужина (спаржа и шпинат, свежие, с огорода; олений окорок копченый, с кровью), глядя на закатный глянец океана, а жесткокрылые стрижи гравируют воздух, и полная луна подымается, как жар жемчужный, громадиной над секвойями, и охватывает осознание, что я никогда не постигну истоков и назначения вселенной, цели или смысла жизни, ни одного ответа на великие вопросы бытия и, вероятно, еще много чего. И от этого осознания Я наконец счастлив. |
