Кутузов торопился: уж очень яростно кричали наверху «алла».

«Не опрокинули бы наших! Это не Очаков – тут они бьются не на живот, а на смерть!»

Наконец последняя перекладина.

Секунд-майор Алфимов и ротмистр Кошелев, бывшие при генерал-майоре для поручений, подхватили его под руки, помогая подняться на вал.

Михаил Илларионович встал на валу, вытер вспотевшее лицо, отдышался. Здесь, наверху, было свежо. Сквозь волны порохового дыма снизу, от Дуная, тянуло речной влагой.

Кутузов присмотрелся к полутьме. Справа и слева шел рукопашный бой. Турки отбивались шашками и ятаганами, егеря стреляли и кололи штыком.

Крики, лязг оружия, ругань, стоны.

Наверху бился только еще один первый батальон егерей. У бастиона, который яро штурмовали егеря, слышался звучный голос молодого секунд-майора Ергольского, командира батальона. Ергольский кричал не «виват Екатерина!», а попросту: «Бей их, ребята! А ну, смелее, братцы!» Видимо, загорелось ретивое.

«Молодец Вася!» – одобрительно подумал Кутузов.

Он глянул налево, на куртину, идущую к Дунаю. Там, в этой немыслимой свалке, где-то был Павел Андреевич Резвой, поднявшийся на вал в числе первых.

Снизу по штурмовым лестницам все лезли и лезли наверх егеря – уже подымался второй батальон. К Кутузову подбежал подполковник Меллер-Закомельский.

– Куда вести, Михайло Ларионович?

– Сюда! – указал Кутузов налево. – Здесь слабее!

Кутузова охватило знакомое волнение боя. Ему казалось, что офицеры подают мало примеров храбрости; к тому же их число сильно уменьшилось. Он вынул шпагу из ножен и хотел было идти к куртине, но Алфимов и Кошелев удержали:

– Ваше превосходительство, без вас справятся!

Кутузову пододвинули турецкий барабан. Михаил Илларионович машинально сел, беспокойно поглядывая одним своим зрячим глазом то на бастион, то на куртину.

Ядра с русских батарей, насыпанных перед Измаилом, и батарей с острова Чатал прочерчивали небо, падая в город. В Измаиле уже начались пожары. Пламя ярко рдело в непроглядной темноте, придавая всему зловещий оттенок. Из взбудораженного города доносились тревожные крики людей и вой собак.

У бастиона дела шли как будто успешно, но слева егеря вдруг стали отступать. Крики «алла» усиливались и приближались.

Михаил Илларионович увидел Резвого. Павел Андреевич был уже с ружьем. Он не только командовал, но и колол сам, отбиваясь от наседавших врагов.

Кутузов вскочил с барабана и кинулся навстречу отступающим егерям.

– Егеря, стой! Стой! – кричал он. – Второй батальон, сюда! – обернулся он к Алфимову. – Живо!

«Сомнут! Опрокинут!» – мелькнуло в голове.

Противный холодок прошел по спине.

Действительно, турки прижимали егерей к самому краю рва. Егеря пятились, спотыкаясь о трупы.

Даже Михаилу Илларионовичу пришлось отразить удар неожиданно появившегося перед ним турка. Он вспомнил старое – сделал выпад шпагой, и турок упал.

«Давненько не приходилось…» – подумал Кутузов.

Мимо Кутузова с криком «ура!» бросились на турок егеря второго батальона. Турки не устояли и начали отходить.

Кутузов облегченно вздохнул.

Михаил Илларионович не забывал, что его колонне выпало самое ответственное дело. От быстроты успеха здесь, у Килийских ворот, зависел успех всего штурма. Соседняя колонна Платова, составленная только из казаков, не могла сама пробиться в город. Казаки были вооружены одними пиками, которые легко перерубались турецкими шашками.

А время не ждало, – ночь проходила.

«Светлеет. Скоро турки увидят, как нас немного!» – тревожился Михаил Илларионович.

И тут к Кутузову подбежал какой-то незнакомый гусарский корнет.

– Его сиятельство граф Суворов-Рымникской назначает ваше превосходительство комендантом Измаила. Уже послан гонец к ее величеству о взятии крепости! – весело прокричал он.

Кутузов кивнул суворовскому гонцу. Он понял: Суворов, находясь в нескольких верстах от Килийских ворот, почувствовал заминку шестой колонны и прислал офицера подбодрить ее.

«Ну что ж, комендант так комендант!»

Надо торопиться. Михаил Илларионович поспешил к егерям, штурмовавшим бастион.

– Вперед, орлы! Вперед, егеря! Ура! – кричал он, размахивая шпагой.

Егеря, увидев генерала, с еще большим ожесточением кинулись на бастион. Подымавшихся на вал егерей третьего батальона Кутузов слал к бастиону.

И наконец бастион пал. Тогда-то и на куртине турки стали беспорядочно отступать.

Уже светало.

И вдруг снизу, из рва, послышались крики «алла».

Турки спустились в ров и попытались ударить на штурмующих с тыла.

Вот тут пришлось наконец двинуть последний резерв – два батальона херсонских гренадер.

Раскатистое «ура!» покрыло все турецкие крики.

Схватка продолжалась недолго: на валах показались гренадерские шапки херсонцев.

Последняя попытка турок отбить Килийский бастион провалилась. Подкрепленные свежими силами гренадер, егеря смяли турок. Янычары посыпались вниз, в город.

Успех шестой кутузовской колонны помог соседней, пятой колонне Платова. Турки, сжатые с двух сторон, начали отступать и там.

К восходу солнца русские знамена колыхались над всеми шестиверстными стенами Измаила.

Сбив турок с крепостных стен, русские скатились в тесные улочки города. Турки засели в домах, мечетях и продолжали отчаянно защищаться. Приходилось брать с бою каждый дом, отвоевывать каждый шаг.

Суворов впустил через городские ворота артиллерию. Она влетела и била по улицам продольным огнем.

Наконец атакующие подошли к центру Измаила.

Сераскир со своими приближенными заперся в громадном каменном сарае. Кутузовские егеря взяли его штурмом. Из сарая вышло и положило оружие около двух тысяч янычар.

Организованное сопротивление турок в Измаиле прекратилось.

Невыспавшийся, но бодрый, счастливый великолепной победой, Суворов принял в палатке, поставленной на крепостном валу, командиров колонн. Он обнимал каждого генерала, поздравлял с викторией и каждому говорил одно и то же:

– Если бы не ты, нам крепости не взять!

Михаил Илларионович, выслушав такой же комплимент, спросил, почему Александр Васильевич назначил его комендантом Измаила ещё тогда, когда крепость не была взята.

– Суворов знает Кутузова, а Кутузов знает Суворова. Если бы Измаил не был взят, Суворов умер бы под его стенами и Кутузов тоже! – ответил Александр Васильевич. – Комендантствуйте, Михайло Ларионович!

Кутузову не оставалось больше ничего делать, как выполнять приказ командующего. Он выбрал в центре Измаила дом и принялся за трудные, хлопотливые комендантские обязанности. Прежде всего полагалось учесть пороховые погреба и разные провиантские и иные склады турок и поставить к ним часовых.

Затем приходилось спешно позаботиться о тысячах раненых – своих и неприятельских, о пленных, об уцелевших жителях Измаила – женщинах и детях.

Надо было собрать трофеи. Солдаты уже щеголяли, обвешанные турецкими знаменами, сорванными с древков, казаки гнали десятки турецких лошадей.

Надо было не допустить послабления дисциплины. Опьяненные победой, счастливые уже одним тем, что остались в живых после такого небывалого, кровопролитного штурма, солдаты готовы были пировать, забыв обо всем на свете.

И надо было предпринять срочные меры, чтобы уберечься от эпидемии: все дворы, улицы и площади Измаила заполняли турецкие трупы. И хотя уже начались заморозки, но днем еще хорошо пригревало солнышко.

Михаил Илларионович работал до ночи, не имея ни минутки покоя. Поздно вечером он поехал к себе в лагерь, чтобы хоть несколько часов отдохнуть на своей постели в степи, а не в Измаиле, заваленном трупами.

На следующий день, 12 декабря, Михаил Илларионович встал, чуть поднялось солнце, и вышел из палатки.

Сегодня он новыми глазами смотрел на грозно черневшие вдали уже не страшные измаильские стены. Глядя на них в утреннем свете, не верилось, что вчера можно было под турецким огнем по шатким лестницам влезть на них, сбить турок со стен и взять Измаил. Сейчас это все еще казалось немыслимым, непостижимым.