Ваньки (сидят, вспоминают златые деньки) — Ой, беда, потерялась, приснилась живая вода… Вновь придется богатому кланяться — нет меча, заповедного кладенца! — Как был Иванушка сер да убог, перстень упал, укатился клубок… — Перо жар-птицыно… Що ж це таке? Да только, вот только держал в руке! Что пень — то Иван, попутал их леший, что камень — Иван, и всех не обчесть, — руками махнут да затылки почешут, и нету сияющих сказок-волшебств. Дерут чубы: — Да вот те раз, да был же, был кошелек-самотряс! Вырвал Кощей прямо из рук ковер-самолет, топор-саморуб! Уродец Иванушка — Как мне стать на людей похожим? Где найти заговоры-слова? Скинуть, сбросить лягушечью кожу — ква-ква… Чинит невод на камне сыром старичина: — У старухи разбилось корыто, вот и жду у синего моря, может, выплеснет море рыбку — не простую, а золотую… Льют ручьи по берегу с горя. Замарашка у самого моря, глядит — гора Хрустальная на океан поставлена. Ей шумные брызги и бури охрана. До солнечных граней доплыть не посметь, ларец на горе четырестогранный, и в этом ларце — Кощеева смерть. Как до ларчика мост перебросить? Подбегает к Иванушкам, просит: — Подсобите, Иванушки, ларчик добыть, подсобите Кощея в волне утопить! В седой океан, в крутую пучину первый Иван вошел для почину. По спинам Иванов — по мосту хрустя — пошла через волны, взошла на Хрусталь. Ступила на берег — ключом от скворца распахивает двери ларца. Глава двенадцатая Закован в цепь большой ларец, в большом ларце другой ларец. В другом ларце ларец-дворец, царям дворец ларцам ларец! Церквей ларцы, ларцы в ларцах, один в другом — сверкать, мерцать! Конец ларцам, в конце ларцов Кощеев смертный час — яйцо. Золушку тронула дрожь, разломила яйцо — грош. Держит медный кружок ноготками — тот грош, посередке орел начеканен, тот грош… Был орел на гроше — гербовые крыла, две змеиных главы, держит землю рука… Размахнулась и бросила в море орла, закачалась гора, понеслись облака. Моря разливаются, гора расплывается, алмазными гранями передвигается, замки раскрываются, стена выдвигается, и надвое делится, и перекрывается. Качается Золушка, мачтой качается — Что это делается? Как называется?.. Стоит на глянце, как на воде, вверху стеклянное решето, стоит — сама не знаю где, вокруг — сама не знаю что! Что за ширь? что за гуд? что за мир? что за люд? Один — пилит, другой — сталь пробивает навылет, сверлит — серебристая пена бурлит. Камень искристый черпают руки чудес… Отвечает дядя: — Здрасте! Я работ чудесных мастер. Ну-ка, дверцу приоткрой, вот какое чудо — ящик с пеньем и игрой, — гусли-самогуды. А другой управляет железною птичьей рукой. Крылья ладит, сияньем заиндевелые, мастерит и поет. — Ты что делаешь? — Сказку делаю — ковер-самолет! Перед Золушкой — Золушек ряд, ткань пшеничная тихо струится, золотистые нити в пальцах струят: Отвечает ей сестрица: — Шить и ткать я мастерица. Вот моток летит к мотку, пальцы нитку схватят! Я тку, тку, тку самобранку-скатерть. Золушка жила одна — сколько милых подружек берут ее за руки! Золушка была бедна, к воротам распростертым полетели подарки! Корка на воде горька, стали Зойку румянцем одаривать яблони! Мачеха была карга, возвращаются сказки, Кощеем награбленные! Как махнула подруга синей хусткой широкой да как крикнула в поле, расступился народ: — К Золушке, сказки, сказкам дорогу, сказки, идите, сказки, вперед! Со столбов загудели самогудные трубы, сапоги-самоходы, топоры-саморубы, самокатки-салазки, самоплеска-весло, все, что снилось, мерещилось, виделось, чудилось, что мечталось, казалось, хотелось, что ребятам на сон набаюкивалось, что весной под Егорья дедами рассказывалось, что слепцами на старых бандурах названивалось, по мостам к Замарашке пошло. На подвешенной нитке и вдаль и вблизь золотые жар-птицыны перья зажглись. — Несут, несут! Что несут? Ее несут — самобранку несут, расстеливши, твою! Рыжей рожью, пшеницей, земляникой в лесу, янтарем-ячменем дивно вышитую. Шумит дерево, ветку набок оно! — Познакомимся — Слива Яблоковна! — Машет Золушке лист ладонями: — Я капусты кочан, вырос до неба! Разрыхляя черный ком, бороздища — лентой, самоплуг пошел, о ком баяно в легендах! Все правда одна, ничего не врем! Над Золушкой, сказку листающей, все небо развернулось самолетом-ковром, ковром-самолетом летающим. Из сказочной рощи, из сказочной чащи поющий, звенящий — к Золушке ящик! — Самогуды то, Золушка, вот они, они, Золушка, нами сработаны! Друг-товарищ меча-кладенца, саморуб-топор низко кланяется: — Если брови Золушки разлюблю, все леса на колышки разрублю! Катится к Золушке яблочко по серебряному блюдечку: — Ты ничего не видела, вот тебе — Арктика, Индия! — Яблочко удивительное, яблочко — телевидение. Посмотрела на блюдце — там синие брызги, нам несут Замарашку на серебряном диске. С плеч упала тяжесть-глыба, камень крикнул: — Как же так? — Затянула песню рыба, удивленно свистнул рак. Стали реки все слиянии, луч простерся полосой. Рассмеялись Несмеяны, смех рассыпался росой. Смех до слез — земля в росе, солнце глаз касается, и очнулись разом все спящие красавицы! А за солнцем, в небе чистом — синь стороной, Замарашкин милый мчится на птице стальной. Мимо облачных дорог издалёка, как скворцовый говорок, дальний рокот. Прямо с неба светлого зовет: «Люблю!» — И вниз летит с рассветною звездой на лбу. — Не солгал тебе скворец, помнишь, в сказке. Садись, едем во дворец, в бывший, царский! Кипарис густой в синь воздуха, это мои и твой дом отдыха!.. Потянулись к Золушке чудеса, дива дивные, чуда чудные, чудеса! Чу, десанты летят парашютные, чудесальто вертят самолеты, развернулась небес бирюза! Чудесаблями — брови, чудесахаром — губы, чудесамые смелые в мире глаза! |
