Под самый Новый год Дед Мороз преподнес следственной бригаде «подарок»: тридцатого в восемнадцать тридцать неизвестный киллер стрелял в подполковника Калитина.

Вячеслав Иванович отделался ранением в бедро и… разбитой бутылкой шампанского. Он нес ее в кармане пальто и упал на нее, бросившись плашмя на лестничную площадку. Вместо третьего выстрела последовал щелчок, очевидно, пистолет заклинило, как это часто бывает с устаревшими «тэтэшниками» (марку оружия установили по двум стреляным гильзам). Сосед Калитина, который в это время прогуливал собаку, утверждал, что от дома на большой скорости отъехала иномарка, но цвета ее он не разобрал из-за темноты, а в моделях не разбирался.

Что и говорить, не работа, а стыд и срам для любого уважающего себя наемного убийцы. Это-то как раз и настораживало. Никакими особыми секретами Калитин не владел, угрозу для преступников представлял не большую, нежели остальные следователи бригады. Было, правда, одно обстоятельство, которое дорогого стоило. За два часа до покушения он побывал в больнице, где долго разговаривал со Станиславом Рачинским.

Оружие горе-киллера числилось в картотеке МВД. Старенький «тэтэшник» принадлежал одному из инкассаторов, убитых на Волхонке.

— Вот оттуда и ноги растут, — уверенно заявил Зубров на следующее утро, явившись по вызову Акинфиева. — И Рачинский, и «пушка» — из одной группировки. А Калитин ближе других подобрался к ней, вот его и решили прижучить.

— Ой ли, Сергей Николаич? — посмотрел на коллегу Акинфиев поверх очков. — Уж больно у вас все просто получается. А что, если кому-то понадобилось списать на банду Кныхарева…

Договорить ему помешал телефонный звонок. Старик снял трубку с такой поспешностью, будто давно ожидал его, и, приложив к губам палец, стал слушать невидимого собеседника. Лишь изредка Александр Григорьевич вставлял лаконичные замечания.

Во время разговора в кабинете поочередно появились Рыбаков, Шелехов, Верченко, последним вошел Демидов.

— Кто по банку Крапивина?.. — удивленно переспросил

Акинфиев, прикрыв трубку ладонью. — Ах, вон оно что! Им, значит, с первого числа?.. Передать?.. Ну-ну… Генеральную я понимаю. Спасибо тебе, Георгий Наумович, спасибо… Взаимно, своих поздравь от меня.

Глаза Шелехова светились загадочным блеском, меж тем как Акинфиев заметно потускнел.

— Мощная у вас агентура, Александр Григорьевич, — усмехнулся начальник.

— Так я же работаю, — уколол его Акинфиев и отвернулся к сейфу.

Шелехов посмотрел на его ноги в валенках, перехватил взгляд Зуброва, подмигнул и указал глазами на несколько экзотическую обувь старика, в которую он имел обыкновение переобуваться в кабинете. Сторонник теории «Держи ноги в тепле» сделал вид, что не заметил этой игры.

— Только что я вернулся из Генеральной прокуратуры, — заговорил Шелехов быстро и решительно. — Как и следовало ожидать, там не в восторге от нашей работы, но это больше касается положения в целом, а следовательно, нас с Демидовым…

«Будет тебе изображать жертву, — подумал Акинфиев, громко лязгнув дверцей сейфа. — Можно подумать, ты туда поехал, чтобы огонь на себя принять!..»

— Про вчерашнее покушение на Калитина уже, как вы знаете, прознали журналисты, — продолжал Шелехов и в подтверждение своим словам выложил на стол свернутую газету. — Разумеется, ответственность за него ложится на банду Кныхарева, на счету которой полсотни преступлений за последний год. Но какая-то доля вины лежит и на нас — нам оказалось подследственным дело об убийстве одного из членов банды Кныхарева — Большакова. Прямо скажем, оперативностью блеснуть в этом деле не удалось. Спешу сообщить, что распоряжением вышестоящего прокурора — слово «вышестоящего» Шелехов многозначительно выделил голосом. Акинфиев при этом побагровел, а Демидов и даже молодой Зубров опустили головы, чтобы скрыть усмешки, — убийство Большакова, покушение на Калитина и все, что связано с делом Кныхарева, передается ФСБ, которая занимается деятельностью одной из мощных финансовых структур…

Манера Шелехова изъясняться по принципу «знаю, но вам это ни к чему» при том, что он ничего не знал, в иные времена вызывала улыбку. Сейчас же дело принимало неожиданный оборот, и витиеватая тирада была оценена совсем по-другому.

— Нам предписано активизировать усилия в изобличении маньяка… — вещал начальник управления.

— А что, вышестоящему прокурору уже известно, что это маньяк? — деликатно осведомился Зубров.

— Приберегите свои остроты до лучших времен! — не сумел скрыть раздражения Шелехов и посмотрел на прокурора. — Разумеется, если будут представлены неопровержимые доказательства связи убийств Черепанова—Авдышева с деятельностью банды Кныхарева, мы наши усилия объединим.

Ушел он, не простившись. Все так и застыли в молчаливом недоумении. И только Акинфиев, знавший, в чем дело, бесшумно зашаркал валенками по кабинету.

— Еще не доказано, что Опанас работал с Кныхом, — негромко произнес Рыбаков.

— Доказано, — возразил Акинфиев, глядя куда-то в пространство. — В том-то все и дело, что доказано. Вчера Рачинский дал показания. Опанас присвоил деньги после налета на инкассаторскую машину. — Старик остановился и пристально посмотрел на Рыбакова: — А разве вы, Константин Евгеньевич, этого не знали? Не с той ли операции вы были знакомы с Опанасом?

Рыбаков поднял на Акинфиева изумленный взгляд.

— Не понял, Александр Григорьевич. Это что же, выходит, они разделили добычу со мной?

Кто-то нервно хохотнул, пытаясь разрядить обстановку.

— Разве я так сказал? — с невинным видом вопросил Акинфиев.

— Опанас хапнул деньги. Я был с ним знаком, — спокойно произнес старлей. — Какой отсюда, по-вашему, следует вывод?

В кабинете повисла зловещая тишина.

— Простите, — нарушил наконец паузу старик. — Я совсем не это имел в виду.

— А что?

— Кажется, вы мне рассказывали в день убийства Большакова, что провалили операцию по обезвреживанию банды? Разве это было не на Волхонке?

— После этого я задался целью засадить Большакова за решетку. Видимо, он почувствовал, что ловушка захлопнулась…