Было около полуночи, когда Клебер Бодри отпустил всех на волю. На улице Николя взял Франсуазу под руку, заметил свернутый в трубочку журнал.
— Алисия дала?
— Да.
— Вот дурочка! Я не хотел, чтобы ты это видела!
— Но почему? Ты там очень хорош!
— Смеешься надо мной? Я прекрасно знаю, как ты ко всему этому относишься!
Они сделали несколько шагов по мокрому тротуару, на котором отражались бледные огни фонарей. Через мгновение он продолжил:
— Сто франков за день позирования. Не мог же я отказаться!
— Нет, конечно же, нет…
— И потом, я же не буду заниматься этим всю жизнь!
— А чем будешь?
— «Я покидаю армию! Я буду очень хорошо зарабатывать!» — процитировал он, «надев» на лицо выражение своего героя из фоторомана.
Николя расхохотался, и Франсуаза последовала его примеру, внезапно расслабившись и развеселившись. Рядом с ним трудно было всерьез думать о будущем.
XVII
Обычно с пятичасовой почтой приходили только проспекты. Франсуаза взяла у консьержки два конверта, рассеянно взглянула на один из них и вздрогнула, как от удара: русские марки, почерк Александра. Она закрыла за собой дверь, вернулась в большую комнату, села перед пишущей машинкой и распечатала конверт. Сердце ее бешено колотилось.
«Моя дорогая Франсуаза!
Я давно должен был написать тебе, но это путешествие с самого начала было гонкой за временем: слишком много людей нужно было повидать, слишком много вещей понять… Я собирался остаться здесь ненадолго, но с каждым новым днем мысль об отъезде кажется мне все более невыносимой. Не то чтобы мне было слишком уж хорошо в СССР. Материально жизнь тут труднее, обыденнее и суровее, чем во Франции. Но если во Франции люди увязают в комфортности своего быта, то здесь ограничения и принуждения самого разного рода вырабатывают у каждого умение преодолевать трудности. И мне хочется драться, навязывать другим свои взгляды, созидать, рисковать… Виссарион Боголюбов, с которым я встретился, познакомил меня с группой писателей и артистов — очаровательных, благородных, теплых и простых людей. Открытость сердец и умов заставляет забывать о придирках власти. Никогда прежде я не испытывал подобного воодушевления. Уезжая, я понятия не имел о том, что ждет меня по другую сторону границы, и вот — любовь с первого взгляда! Как только я ступил на эту землю, вдохнул здешний воздух, услышал звучание русского языка — понял, что Франция для меня потеряна. Да, Франсуаза, я решил обосноваться здесь. Благодаря Виссариону Боголюбову я уверен, что получу увлекательнейшую работу, по сравнению с которой то, чем я занимался для Шевалье-Виньера, покажется сущей ерундой. Я буду жить у двоюродных братьев, которых разыскал в Москве, они — сама доброта. Не волнуйся, я вовсе не собираюсь просить тебя присоединиться ко мне. Полагаю, ты, как и я, воспользовалась нашей разлукой, чтобы осмыслить нашу семейную жизнь, подвести, так сказать, итог. Ее не назовешь провалом, но и удачной она не была. Господи, как подумаю, что ты хотела иметь от меня ребенка! А я так сильно этого боялся! Поверь, тут нам повезло! Конечно, я вернусь в Париж в один из ближайших дней, чтобы запросить иммиграционную визу. Простая формальность. Я не сомневаюсь, что получу ее. Мы увидимся до моего нового — и на этот раз окончательного! — отъезда в СССР. Ты так молода! Оставаясь со мной, ты бы погубила свою жизнь, расставшись же, начнешь ее с чистого листа. Есть одна вещь, которая очень важна для меня: я хочу, чтобы мы, даже расставшись, остались настоящими друзьями. Все так просто, моя маленькая Франсуаза! Встречай будущее с улыбкой. Нежно тебя обнимаю.
Александр».
Франсуаза оторвалась от чтения с ощущением тяжести во всем теле. Она не была удивлена. Тысячи неприметных знаков словно подготовили ее к этой новости. Широко раскрытыми глазами она смотрела прямо перед собой на светло-желтую стену, обитую поверху белыми рейками, и думала о бесполезности любовно задуманной и выполненной работы. Вспомнив, как она радовалась, устраивая рабочий кабинет Александра, Франсуаза не смогла удержаться от слез. Выставленная на посмешище, одураченная, отвергнутая, она переживала крах всего того, что было для нее важно в этой жизни. Рыдания сотрясли ее тело. Она ничего не видела. Она была как в тумане. Франсуаза добрела до ванной, умылась холодной водой. В зеркале, висевшем над раковиной, она встретилась взглядом с печальной и суровой женщиной, глаза которой были красными от слез. «Ну вот и кончено! Нет больше Александра!» Горло у нее сжалось, но на сей раз она сумела сдержаться. Франсуаза пыталась дышать ровно и думала о том времени — не таком уж далеком! — когда она хотела покончить с собой, потому что сомневалась в любви этого человека. Каким ребенком она была — упрямым, гордым, заблуждающимся! Причины, толкнувшие ее на попытку самоубийства, были до ужаса ребяческими, а вот сегодня, когда у нее есть все основания чувствовать отвращение к жизни и разочарование, ей и в голову не приходит свести счеты с жизнью. Полученный удар притупил все ее чувства. Она была сейчас сильной и спокойной, ничто и никто не были ей интересны. Даже собственная судьба. Франсуаза высморкалась, поправила челку и вернулась в комнату — ее оглушал шум собственных шагов. Квартира словно стала в два раза просторнее. Франсуаза села за машинку. Письмо валялось на полу. Она подняла его, тщательно сложила и оставила на краю стола. Пальцы коснулись клавиш. Чужие слова. Страница за страницей. К чему ей теперь утомлять себя работой? Расходов больше не предвидится. «Только бы ему понравился цвет стен!» Хлопнула входная дверь. Франсуаза вздрогнула, на мгновение у нее остановилось сердце, и она подняла глаза. Это был Николя.
С выражением загадочного ликования на лице он подошел к ней и бросил на стол несколько банкнот.
— Что это? — спросила она.
— Плата за стыд! Я только что из «Нежного взгляда». Пятьсот франков и похвалы от руководства! На будущей неделе приступаю к новому фотороману!
Франсуаза слабо улыбнулась. Николя взглянул на нее с большим вниманием, заметил письмо, кивнул и буркнул:
— Получила плохие новости от Александра!
— Да.
— Когда он возвращается?
— Никогда.
— Что?
— Прочти письмо.
Он взял письмо, медленно прочел, хмуря брови. Дойдя до последней строчки, он воскликнул:
— Ну ничего себе!
Франсуаза допечатала фразу и вынула страницу из машинки.
— Так поступать отвратительно! — воскликнул Николя.
— Почему? Он откровенен. Вместо того чтобы ломать комедию, говорит, что думает…
— Не говорит — пишет!
— Потому что он только там все наконец осознал.
— Значит, по-твоему, если бы он не уехал?..
— Это ничего бы не изменило. Просто он понял бы несколько позже, только и всего.
— Понял что?
— Что… что я не та жена, которая была ему нужна.
— Черт, да ты ведь его защищаешь!
Франсуаза вдруг поняла, какой странной должна казаться окружающим ее реакция. Но она ничего не могла с собой поделать: нелепая гордость не позволяла ей возложить вину на Александра. Ей казалось, что, обвиняя его, она отрекалась от себя, унижала. Франсуаза вставила чистый лист в машинку, установила поля.
— Ясно! — проворчал Николя. — Значит, ты сама во всем виновата!
— Я этого не говорила. Моя вина, его вина, разве это важно между мной и Александром?
Она кусала губы, чувствуя подступающие слезы. Нет, только не перед Николя!
— Я рад, что ты так все воспринимаешь, — сказал он. — Но ты не можешь запретить мне считать, что Александр повел себя, как мерзавец. Нельзя подобным образом бросать такую женщину, как ты, если только он не бездушная скотина. Но, вообще-то, я уверен, что тебе ужасно повезло! Ты ошиблась, выйдя за него замуж. Во-первых, он слишком старый!
Она улыбнулась.
— Александр старый?
— А что, не так?
— У него нет возраста!
— Вот-вот! Ни возраста, ни умения держать слово, ни дома, ни друзей, ни детей, ни жены…
