1908 Москва Признание И сеет перлы хладная роса. В аллее темной — слушай! — голоса: «Да, сударь мой: так дней недели семь Я погружен в беззвездной ночи темь! Вы правь!: мне едва осьмнадцать лет, И говорят — я недурной поэт. Но стыдно мне, с рожденья горбуну, Над ней вздыхать и плакать на луну… Нет, сударь мой: иных я мыслей полн…» Овеян сад плесканьем темных волн; Сухих акаций щелкают стручки. «Вот вам пример: на нос надев очки. Сжимаю жадно желтый фолиант. Строка несет и в берег бросит: Кант. Пусть я паук в пыли библиотек: Я просвещенный, книжный человек, Людей, как мух, в сплетенья слов ловлю: Встаю чуть свет: читаю, ем и сплю… Да, сударь мой: так дней недели семь Я погружен в беззвездной ночи темь. Я не монах: как шум пойдет с реки, Не раз — не раз, на нос надев очки И затая нескромную мечту, Младых Харит младую наготу, К окну припав, рассматриваю я, Рассеянно стаканом мух давя: Иль крадусь в сад к развесистой ольхе…» И крикнет гость, и подмигнет: «Хе-хе…» Молчит. И ночь. Шлют шелест тростники. Сухих акаций щелкают стручки. Огнистый след прочертит неба склон. Слетит алмаз в беззвездный бездны сон. Март 1908 Москва Эпитафия В предсмертном холоде застыло Мое лицо. Вокруг сжимается уныло Теней кольцо. Давно почил душою юной В стране теней. Рыдайте, сорванные струны Души моей! 1908 Изумрудный Поселок Буря Безбурный царь! Как встарь, в лазури бури токи: В лазури бури свист и ветра свист несет, Несет, метет и вьет свинцовый прах, далекий, Прогонит, гонит вновь; и вновь метет и вьет. Воскрес: сквозь сень древес — я зрю — очес мерцанье: Твоих, твоих очес сквозь чахлые кусты. Твой бледный, хладный лик, твое возликованье Мертвы для них, как мертв для них воскресший: ты. Ответишь ветру — чем? как в тени туч свинцовых Вскипят кусты? Ты — там: кругом — ночная ярь. И ныне, как и встарь, восход лучей багровых. В пустыне ныне ты: и ныне, как и встарь. Безбурный царь! Как встарь, в лазури бури токи, В лазури бури свист и ветра свист несет — Несет, метет и вьет свинцовый прах, далекий: Прогонит, гонит вновь. И вновь метет и вьет. Февраль 1908
Москва Демон («Из снежных тающих смерчей…») Из снежных тающих смерчей, Средь серых каменных строений, В туманный сумрак, в блеск свечей Мой безымянный брат, мой гений Сходил во сне и наяву, Колеблемый ночными мглами; Он грустно осенял главу Мне тихоструйными крылами. Возникнувши над бегом дней, Извечные будил сомненья Он зыбкою игрой теней, Улыбкою разуверенья. Бывало: подневольный злу Незримые будил рыданья. — Гонимые в глухую мглу Невыразимые страданья. Бродя, бываю, в полусне, В тумане городском, меж зданий, — Я видел с мукою ко мне Его протянутые длани. Мрачнеющие тени вежд, Безвластные души порывы, Атласные клоки одежд, Их веющие в ночь извивы… С годами в сумрак отошло, Как вдохновенье, как безумье, — Безрогое его чело И строгое его раздумье. Март 1908 Москва Я Далек твой путь: далек, суров. Восходит серп, как острый нож. Ты видишь я. Ты слышишь — зов. Приду: скажу. И ты поймешь. Бушует рожь. Восходит день. И ночь, как тень небытия. С тобой Она. Она, как тень. Как тень твоя. Твоя, твоя. С тобой — Твоя. Но вы одни, Ни жизнь, ни смерть: ни тень, ни свет, А только вечный бег сквозь дни. А дни летят, летят: их — нет. Приди. — Да, да: иду я в ночь. Докучный рой летящих дней! Не превозмочь, не превозмочь. О ночь, покрой кольцом теней! Уйдешь — уснешь. Не здесь, а — там Забудешь мир. Но будет он. И там, как здесь, отдайся снам: Ты в повтореньях отражен. Заснул — проснулся: в сон от сна. И жил во сне; и тот же сон, И мировая тишина, И бледный, бледный неба склон; И тот же день, и та же ночь; И прошлого докучный рой… Не превозмочь, не превозмочь!.. Кольцом теней, о ночь, покрой! |
