1906–1908 Серебряный Колодезь Вечерком Взвизгнет, свистнет, прыснет, хряснет, Хворостом шуршит. Солнце меркнет, виснет, гаснет, Пав в семью ракит. Иссыхают в зыбь лохмотьев Сухо льющих нив Меж соломы, меж хоботьев, Меж зыбучих ив — Иссыхают избы зноем, Смотрят злым глазком В незнакомое, в немое Поле вечерком, — В небо смотрят смутным смыслом, Спины гневно гнут: Да крестьянки с коромыслом Вниз из изб идут; Да у старого амбара Старый дед сидит. Старый ветер нивой старой Исстари летит. Тенью бархатной и черной Размывает рожь, Вытрясает треском зерна; Шукнет — не поймешь: Взвизгнет, свистнет, прыснет, хряснет, Хворостом шуршит. Солнце: — меркнет, виснет, гаснет, Пав в семью ракит. Протопорщился избенок Кривобокий строй, Будто серых старушонок Полоумный рой. 1908 Ефремов Бурьян Вчера завернул он в харчевню. Свой месячный пропил расчет. А нынче в родную деревню, Пространствами стертый, бредет. Клянет он, рыдая, свой жребий. Друзья и жена далеки. И видит, как облаки в небе Влекут ледяные клоки. Туманится в сырости — тонет Окрестностей никнущих вид. Худые былинки наклонит, Дождями простор запылит — Порыв разгулявшейся стужи В полях разорвется, как плач. Вон там: — из серебряной лужи Пьет воду взлохмаченный грач. Вон там: — его возгласам внемлет Жилец просыревших полян — Вон: — колкие руки подъемлет Обсвистанный ветром бурьян. Ликует, танцует: «Скитальцы, Ища свой приют, припадут Ко мне: мои цепкие пальцы Их кудри навек оплетут. Вонзаю им в сердце иглу я… На мертвых верхах искони. Целю я, целуя-милуя, Их раны и ночи, и дни. Здесь падают иглы лихие На рыхлый, рассыпчатый лёсс; И шелестом комья сухие Летят, рассыпаясь в откос. Здесь буду тебя я царапать, — Томить, поцелуем клонясь…» Но топчет истрепанный лапоть Упорнее жидкую грязь, Но путник, лихую сторонку Кляня, убирается прочь. Бурьян многолетний вдогонку Кидает свинцовую ночь. Задушит — затопит туманом: Стрельнул там летучей иглой… Прокурит над дальним курганом Тяжелого олова слой. Как желтые, грозные бивни, Размытые в россыпь полей, С откосов оскалились в ливни Слои вековых мергелей. Метется за ним до деревни, Ликует — танцует репье: Пропьет, прогуляет в харчевне Растертое грязью тряпье. Ждут: голод да холод — ужотко; Тюрьма да сума — впереди. Свирепая, крепкая водка, Огнем разливайся в груди! 1905–1908 Ефремов Арестанты Много, брат, перенесли На веку с тобою бурь мы. Помнишь — в город нас свезли. Под конвоем гнали в тюрьмы. Била ливнем нас гроза: И одежда перемокла. Шел ты, в даль вперив глаза, Неподвижные, как стекла. Заковали ноги нам В цепи. Вспоминали по утрам Степи. За решеткой в голубом Быстро ласточки скользили. Коротал я время сном В желтых клубах душной пыли. Ты не раз меня будил. Приносил нам сторож водки. Тихий вечер золотил Окон ржавые решетки. Как с убийцей, с босяком, С вором Распева та вечерком Хором. Здесь, на во те, мел степей Вспомним душные палаты, Неумолчный лязг цепей, Наши серые халаты. Не кручинься, брат, о том, Что морщины лоб изрыли. Всё забудем: отдохнем — Здесь, в волнах седой ковыли. 1901 Серебряный Колодезь Веселье на Руси Как несли за флягой флягу — Пили огненную влагу. Д' накачался — Я. Д' наплясался — Я. Дьякон, писарь, поп, дьячок Повалили на лужок. Эх — Людям грех! Эх — курам смех! Трепаком-паком размашисто пошли: — Трепаком, душа, ходи-валяй-вали: Трепака да на лугах, Да на межах, да во лесах — По дороге ноги-ноженьки туды-сюды пошли, Да по дороженьке вали-вали-вали — Что там думать, что там ждать: Дунуть, плюнуть — наплевать: Наплевать да растоптать: Веселиться, пить да жрать. Гомилетика, каноника — Раздувай-дува-дувай, моя гармоника! Дьякон пляшет — — Дьякон, дьякон — Рясой машет — — Дьякон, дьякон — Что такое, дьякон, смерть? — «Что такое? То и это: Носом — в лужу, пяткой — в твердь…» . . . . . . . . . . . . . . . Раскидалась в ветре, — пляшет — Полевая жердь — Веткой хлюпающей машет Прямо в твердь. Бирюзовою волною Нежит твердь. Над страной моей родною Встала Смерть. |
