1906–1908 Серебряный Колодезь В вагоне Жандарма потертая Форма, Носильщики, слезы. Свисток — И тронулась плавно платформа; Пропел в отдаленье рожок. В пустое, раздольное поле Лечу, свою жизнь загубя: Прости, не увижу я боле — Прости, не увижу тебя! На дальних обрывах откоса Прошли — промерцали огни; Мостом прогремели колеса… Усни, мое сердце, усни! Несется за местностью местность — Летит: и летит — и летит. Упорно в лицо неизвестность Под дымной вуалью глядит. Склонилась и шепчет: и слышит Душа непонятную речь. Пусть огненным золотом дышит В поля паровозная печь. Пусть в окнах — шмели искряные Проносятся в красных роях, Знакомые лица, дневные, Померкли в суровых тенях. Упала оконная рама. Очнулся — в окне суетня: Платформа — и толстая дама Картонками душит меня. Котомки, солдатские ранцы Мелькнули и скрылись… Ясней Блесни, пролетающих станций Зеленая россыпь огней! Август 1905 Ефремово Станция Вокзал: в огнях буфета Старик почтенных лет Над жареной котлетой Колышет эполет. С ним дама мило шутит, Обдернув свой корсаж, — Кокетливо закрутит Изящный сак-вояж. А там — сквозь кустик мелкий Мигают злые стрелки Зелененьким глазком. Отбило грудь морозом, А некуда идти — Склонись над паровозом На рельсовом пути! Никто ему не внемлет. Нигде не сыщет корм. Вон: — станция подъемлет Огни своих платформ. Выходят из столовой На волю погулять. Прильни из мглы свинцовой Им в окна продрожать! Дождливая окрестность, Секи, секи их мглой! Прилипни, неизвестность, К их окнам ночью злой! Туда, туда — далеко, Уходит полотно, Где в ночь сверкнуло око, Где пусто и темно. Один… Стоит у стрелки. Свободен переезд. Сечет кустарник мелкий Рубин летящих звезд. И он на шпалы прянул К расплавленным огням: Железный поезд грянул По хряснувшим костям — Туда, туда — далеко Уходит полотно: Там в ночь сверкнуло око, Там пусто и темно. А всё: в огнях буфета Старик почтенных лет Над жареной котлетой Колышет эполет. А всё: — среди лакеев, С сигары армянин Пуховый пепел свеяв, — Глотает гренадин. Дождливая окрестность, Секи, секи их мглой! Прилипни, неизвестность, К их окнам ночью злой! 1908 Серебряный Колодезь Каторжник Бежал. Распростился с конвоем. В лесу обагрилась земля. Он крался над вечным покоем, Жестокую месть утоля. Он крался, безжизненный посох Сжимая холодной рукой. Он стал на приволжских откосах — Поник над родною рекой. На камень упал бел-горючий. Закутался в серый халат. Глядел на косматые тучи. Глядел на багровый закат. В пространствах, где вспыхивал пламень, Повис сиротливый дымок. Он гладил и землю, и камень, И ржавые обручи ног. Железные обручи звоном Упали над склоном речным: Пропели над склоном зеленым — Гремели рыданьем родным. Навек распростился с Сибирью: Прости ты, родимый острог, Где годы над водною ширью В железных цепях изнемог. Где годы на каменном, голом Полу он валяться привык: Внизу — за слепым частоколом — Качался, поблескивал штык; Где годы встречал он со страхом Едва прозябающий день, И годы тяжелым размахом Он молот кидал на кремень; Где годы так странно зияла Улыбка мертвеющих уст, А буря плескала-кидала Дрожащий, безлиственный куст; Бросали бренчавшие бревна, Ругаясь, они на баржи, И берегом — берегом, ровно Влекли их, упав на гужи; Где жизнь он кидал, проклиная, Лихой, клокотавшей пурге, И едко там стужа стальная Сжигала ветрами в тайге, Одежду в клочки изрывая, Треща и плеща по кустам; — Визжа и виясь — обвивая, — Прощелкав по бритым щекам, Где до крови в холоде мглистом, Под жалобой плачущий клич, Из воздуха падая свистом, Кусал его бешеный бич, К спине прилипая и кожи Срывая сырые куски… И тучи нахмурились строже. И строже запели пески. Разбитые плечи доселе Изъел ты, свинцовый рубец. Раздвиньтесь же, хмурые ели! Погасни, вечерний багрец! Вот гнезда, как черные очи, Зияя в откосе крутом, В туман ниспадающей ночи Визгливо стрельнули стрижом. Порывисто знаменьем крестным Широкий свой лоб осенил. Промчался по кручам отвесным, Свинцовые воды вспенил. А к телу струя ледяная Прижалась колючим стеклом. Лишь глыба над ним земляная Осыпалась желтым песком. Огни показались. И долго Горели с далеких плотов; Сурово их темная Волга Дробила на гребнях валов. Там искры, провеяв устало, Взлетали, чтоб в ночь утонуть; Да горькая песнь прорыдала Там в синюю, синюю муть. Там темень протопала скоком, Да с рябью играл ветерок. И кто-то стреляющим оком Из тучи моргнул на восток. Теперь над волной молчаливо Качался он желтым лицом. Плаксивые чайки лениво Его задевали крылом. |
