Ноябрь 1898 Москва Багряница в терниях Разлука («Мы шли в полях. Атласом мягким рвало…») 1 Мы шли в полях. Атласом мягким рвало одежды наши в дуновенье пьяном. На небесах восторженно пылало всё в золоте лиловом и багряном. Я волновался страстно и мятежно. Ты говорил о счастье бытия. Твои глаза так радостно, так нежно из-под очков смотрели на меня. Ты говорил мне: «Будем мы, как боги, над миром встанем… Нет, мы не умрем». Смеялись нам лазурные чертоги, озарены пурпуровым огнем. Мы возвращались… Ты за стол садился. Ты вычислял в восторге мировом. В твое окно поток червонцев лился, ложился на пол золотым пятном. 2 Вот отчетливо спит в голубом контур башни застывший и длинный. Бой часов об одном неизменно-старинный. Так недавно бодрил ты меня, над моею работой вздыхая, среди яркого дня раскаленного мая. Знал ли я, что железный нас рок разведет через несколько суток… Над могилой венок голубых незабудок. Не замоет поток долгих лет мое вечное, тихое горе. Ты не умер — нет, нет!.. Мы увидимся вскоре. На заре черных ласточек лёт. Шум деревьев и грустный, и сладкий… С легким треском мигнет огонечек лампадки. Закивает над нами сирень… Не смутит нас ни зависть, ни злоба… И приблизится день — день восстаний из гроба. 3 За опустевший стол я вновь садился. Тоскуя, думал, думал об одном. В твое окно поток червонцев лился, ложился на пол золотым пятном… Казалось мне, что ты придешь из сада мне рассказать о счастье бытия… И я шептал: «Тебя, тебя мне надо… О, помолись! О, не забудь меня!.. Я вечно жду… Сегодня ты мне снился!.. О жизнь, промчись туманно-грустным сном!» Я долго ждал… Поток червонцев лился в твое окно сияющим пятном. 1903 «Могилу их украсили венками…» Незабвенной памяти М.С. и О.М. Соловьевых Могилу их украсили венками. Вокруг без шапок мы в тоске стояли. Восторг снегов, крутящийся над нами, в седую Вечность вихри прогоняли. Последний взмах бряцавшего кадила. Последний вздох туманно-снежной бури. Вершину ель мечтательно склонила в просвете ослепительной лазури. 1903
Москва Св. Серафим Посвящается Нине Петровской Плачем ли тайно в скорбях, грудь ли тоскою теснима — в яснонемых небесах мы узнаем Серафима. Чистым атласом пахнет, в небе намотанном. Облаком старец сойдет, нежно разметанным. «Что с тобой, радость моя, — радость моя?..» Смотрит на нас ликом туманным, лилейным. Бледно-лазурный атлас в снежно-кисейном. Бледно-лазурный атлас тихо целует. Бледно-лазурный атлас в уши нам дует: «Вот ухожу в тихий час… Снова узнаете горе вы!..» С высей ложится на нас отблеск лазоревый. Легче дышать после таинственных знамений. Светит его благодать тучкою алого пламени. 1903? Владимир Соловьев Посвящается М.С. Соловьеву Задохлись мы от пошлости привычной. Ты на простор нас звал. Казалось им — твой голос необычный безумно прозвучал. И вот, когда надорванный угас ты над подвигом своим, разнообразные, бессмысленные касты причли тебя к своим. В борьбе с рутиною свои потратил силы, но не разрушил гнет… Пусть вьюга снежная венок с твоей могилы с протяжным стоном рвет. Окончилась метель. Не слышен голос злобы. Тиха ночная мгла. Над гробом вьюга белые сугробы с восторгом намела. Тебя не поняли… Вон там сквозь сумрак шаткий пунцовый свет дрожит. Спокойно почивай: огонь твоей лампадки мне сумрак озарит. 1903 Москва Ожидание Посвящается С.М. Соловьеву Как невозвратная мечта, сверкает золото листа. Душа полна знакомых дум. Меж облетающих аллей призывно-грустный, тихий шум о близости священных дней. Восток печальный мглой объят. Над лесом, полные мечты, благословенные персты знакомым заревом стоят. Туманный, красно-золотой на нас блеснул вечерний луч безмирно-огненной струей из-за осенних, низких туч. Душе опять чего-то жаль. Сырым туманом сходит ночь. Багряный клен, кивая вдаль, с тоской отсюда рвется прочь. И снова шум среди аллей о близости священных дней. |
