Август 1903 Серебряный Колодезь Священные дни Посвящается П.А. Флоренскому Ибо в те дни будет такая скорбь, какой не было от начала творения. Марк XIII, 19 Бескровные губы лепечут заклятья. В рыданье поднять не могу головы я. Тоска. О, внимайте тоске, мои братья. Священна она в эти дни роковые. В окне дерева то грустят о разлуке на фоне небес неизменно свинцовом, то ревмя ревут о Пришествии Новом, простерши свои суховатые руки. Порывы метели суровы и резки Ужасная тайна в душе шевелится. Задерни, мой брат, у окна занавески: а то будто Вечность в окошко глядится. О, спой мне, товарищ! Гитара рыдает. Прекрасны напевы мелодии страстной. Я песне внимаю в надежде напрасной… А там… за стеной… тотже голос взывает. Не раз занавеска в ночи колыхалась. Я снова охвачен напевом суровым, Напевом веков о Пришествии Новом… И Вечность в окошко грозой застучалась. Куда нам девать свою немощь, о братья? Куда нас порывы влекут буревые? Бескровные губы лепечут заклятья. Священна тоска в эти дни роковые. 1901
На закате Бледно-красный, весенний закат догорел. Искрометной росою блистала трава. На тебя я так грустно смотрел. Говорит неземные слова. Замерла ты, уйдя в бесконечный простор. Я все понял Я знал, что расстанемся мы. Мне казалось — твой тающий взор видел призрак далекой зимы. Замолчала… А там степь цвела красотой. Все. синея, сливалось с лазурью вдали. Вдоль заката тоскливой мечтой догоревшие тучки легли. Ты, вставая, сказала мне. «Призрак… обман…» Я поник головой Навсегда замолчал. И холодный, вечерний туман над сырыми лугами вставал. Ты ушла от меня. Между нами года. Нас с тобой навсегда разлучили они. Почему же тебя, как тогда, я люблю в эти серые дни? Апрель 1901 Москва Подражание Вл. Соловьеву Тучек янтарных гряда золотая в небе застыла, и дня не вернуть. Ты настрадалась: усни, дорогая… Вечер спустился. В тумане наш путь Пламенем желтым сквозь ветви магнолий ярко пылает священный обет. Тают в душе многолетние боли, точно звезды пролетающий след. Горе далекою тучею бурной к утру надвинется Ветром пахнет Отблеск зарницы лилово-пурпурной вспыхнет на небе и грустно заснет. Здесь отдохнем мы. Луна огневая не озарит наш затерянный путь. Ты настрадалась, моя дорогая, Вечер спускается. Время уснуть. 1902 Москва Любовь («Был тихий час. У ног шумел прибой…») Был тихий час. У ног шумел прибой. Ты улыбнулась, молвив на прощанье: «Мы встретимся… До нового свиданья…» То был обман. И знали мы с тобой, что навсегда в тот вечер мы прощались. Пунцовым пламенем зарделись небеса. На корабле надулись паруса Над морем крики чаек раздавались. Я вдаль смотрел, щемящей грусти полн. Мелькал корабль, с зарею уплывавший средь нежных, изумрудно-пенных волн, как лебедь белый, крылья распластавший. И вот его в безбрежность унесло. На фоне неба бледно-золотистом вдруг облако туманное взошло и запылало ярким аметистом. 1901 или 1902 Москва Ясновидение Милая, — знаешь ли — вновь видел тебя я во сне?.. В сердце проснулась любовь. Ты улыбалася мне. Где-то в далеких лугах ветер вздохнул обо мне. Степь почивала в слезах. Ты замечталась во сне. Ты улыбалась, любя. помня о нашей весне Благословляя тебя, был я весь день как во сне. Май 1902 Москва Мои слова Мои слова — жемчужный водомет, средь лунных снов бесцельный, но вспененный, — капризной птицы лёт, туманом занесенный. Мои мечты — вздыхающий обман, ледник застывших слез, зарей горящий — безумный великан. на карликов свистящий. Моя любовь — призывно-грустный звон, что зазвучит и у летит куда-то, — неясно-милый сон, уж виданный когда-то. Май 1901 Серебряный Колодезь С.М. Соловьеву Сердце вещее радостно чует призрак близкой, священной войны. Пусть холодная вьюга бунтует — Мы храним наши белыесны. Нам не страшно зловещее око великана из туч буревых. Ах, восстанут из тьмы два пророка. Дрогнет мир от речей огневых. И на северных бедных равнинах разлетится их клич боевой о грядущих, священных годинах, о последней борьбе мировой. Сердце вещее радостно чует призрак близкой, священной войны. Пусть февральская вьюга бунтует — мы храним наши белыесны. |
