Август 1901 Серебряный Колодезь Призыв Призывно грустный шум ветров звучит, как голос откровений. От покосившихся крестов на белый снег ложатся тени. И облако знакомых грез летит беззвучно с вестью милой. Блестя сквозь ряд седых берез, лампада светит над могилой пунцово-красным огоньком. Под ослепительной луною часовня белая, как днем, горит серебряной главою. Там… далеко… среди равнин старинный дуб в тяжелой муке стоит затерян и один, как часовой, подъявший руки. Там, далеко… в полях шумит и гонит снег ночная вьюга… И мнится — в тишине звучит давно забытый голос друга… Старинный дуб порой вздохнет с каким-то тягостным надрывом… И затрепещет, и заснет среди полей глухим порывом. 1903
Москва Знаю Посвящается О.М. Соловьевой Пусть на рассвете туманно знаю — желанное близко… Видишь, как тает нежданно Образ вдали василиска? Пусть все тревожно и странно… Пусть на рассвете туманно знаю — желанное близко. Нежен восток побледневший. Знаешь ли — ночь на исходе? Слышишь ли — вздох о свободе — вздох ветерка улетевший — весть о грядущем восходе? Спит кипарис онемевший. Знаешь ли — ночь на исходе? Белые к сердцу цветы я вновь прижимаю невольно. Эти мечты золотые, эти улыбки святые в сердце вонзаются больно… Белые к сердцу цветы я вновь прижимаю невольно. Август 1901 Возмездие 1 Пусть вокруг свищет ветер сердитый, облака проползают у ног. Я блуждаю в горах, — позабытый, в тишине замолчавший пророк. Горький вздох полусонного кедра. Грустный шепот: «Неси же свой крест…» Черный бархат истыкан так щедро бесконечностью огненных звезд. Великан, запахнувшийся в тучу, как утес, мне грозится сквозь мглу. Я кричу, что осилю все кручи, не отдам себя в жертву я злу. 2 И всё выше и выше всхожу я. И всё легче и легче дышать. Крутизны и провалы минуя, начинаю протяжно взывать. Се, кричу вдохновенный и дикий: «Иммануил грядет! С нами Бог!» Но оттуда, где хаос великий, раздается озлобленный вздох. И опять я подкошен кручиной. Еще радостный день не настал. Слишком рано я встал над низиной, слишком рано я к спящим воззвал. И бегут уж с надеждою жгучей на безумные крики мои, но стою я, как идол. над кручей, раздирая одежды свои. 3 Там… в низинах… ждут с верой денницу. Жизнь мрачна и печальна, как гроб. Облеките меня в багряницу! Пусть вонзаются тернии в лоб. Острым тернием лоб увенчайте! Обманул я вас песнью своей. Распинайте меня, распинайте. Знаю жаждете крови моей. Нa кресте пригвожден. Умираю. На щеках застывает слеза. Кто-то, Милый, мне шепчет: «Я знаю», поцелуем смыкает глаза. Ах, я знаю — средь образов горных пропадет сиротливой мечтой, лишь умру, — стая воронов черных, что кружилась всю жизнь надо мной. Пригвожденный к кресту, умираю. На щеках застывает слеза. Кто-то, Милый, мне шепчет: «Я знаю». Поцелуем смыкает уста. 4 Черный бархат, усеянный щедро миллионами огненных звезд. Сонный вздох одинокого кедра. Тишина и безлюдье окрест. Октябрь 1901 Москва Безумец Посвящается А.С. Челищеву 1 «Вы шумите. Табачная гарь дымно-синие стелет волокна. Золотой мой фонарь зажигает лучом ваши окна. Это я в заревое стекло к вам стучусь в час вечерний. Снеговое чело разрывают, вонзясь, иглы терний. Вот скитался я долгие дни и тонул в предвечерних туманах. Изболевшие ноги мои в тяжких ранах. Отворяют. Сквозь дымный угар задают мне вопросы. Предлагают, открыв портсигар, папиросы. Ах, когда я сижу за столом и, молясь, замираю в неземном, предлагают мне чаю… О, я полон огня. предо мною виденья сияют… Неужели меня никогда не узнают?..» |
