(О чем?! О 15 ц с га? И это «колосс»! Бедный русский язык!)
Нам закалка особая (О чем?)
верность — в удел,
высшей пробою —
цифры на золоте дел. (Какие «цифры»?)
Коммунизм,
как я рад, что созвучен тебе.
Оптимизм —
Твой напарник и брат по борьбе.
Многотрубно
Гигантами строек поем:
Как ни трудно —
Любой одолеем подъем.
Люди с мест, (?)
Расскажите,
Как движетесь в рост (как пародия на стихи!)
Здравствуй, Съезд,
Наших сил, наших дум, наших звезд.
Ты трибуна
державной моей новизны,
и коммуна —
мой парус на мачте весны (!!).
Автор? — Виктор Урин.
И это «стихи»?
Да любой графоман лучше зарифмовал бы «пятилетье», «коммуну», «оптимизм» и «космос»!?
Как не стыдно редактору было подписывать этот номер в печать?
А мне вот стыдно. До злости, до слез, до отчаяния! Маразм! — узаконен!
1976 — 1978 г.г
15–17 февраля
Неужели наша жизнь действительно отмеряется этими ломтями — «От съезда к съезду!»?! Так навязло все это в ушах, что уже скоро и сам начнешь говорить и мыслить неудобными лозунгами. И все же забавно (чтоб не сказать — страшно), что чувство непереносимой духоты, задыхания возникает в дни «преддверия» очередной компании. То это был «Великий 100-летний юбилей Ленина», то «Великое 50-летие революции», то «Великий съезд» (меняются лишь цифры порядковые). Для смеха выношу сейчас заголовки из последних газет. «Известия»: «Съезду партии посвящается», «Каждый трудится по-ударному», «Тесное соединение партии и народа» и т. д.
Вот заговорило радио: «На многих предприятиях Ленинграда вчера прошли митинги, где передовики производства рапортовали о своих достижениях навстречу XXV съезду», «С выполнением своих обязательств к съезду справилась ткачиха…» и т. д. и т. п.
В общем, эти клише переходят от съезда к съезду.
Был период, когда людьми владел страх. Страх остался и сейчас (об этом не место здесь). Но добавился еще постоянный мучительный стыд.
По радио: в г. Томске одна из улиц названа именем венгерского коммуниста Бела Куна, который был здесь в годы Гражданской войны. Его имя прославило коммунистическое движение… и т. д. И это о Куне, имя которого как «врага народа» вычеркивалось из книг, его произведения «изымались» из библиотек и сжигались. Мама моя слушает сейчас радио и рассказывает, как «по списку» сдавали целыми мешками книги «врагов народа» и на их глазах с помощью библиотекарей их рвали, а потом сжигали, чтоб ни листка не осталось.
Так вот — стыд стал основным состоянием. Стыд за газеты, радио, стыд за необходимость улыбаться дуракам, если они занимают «пост». Стыд перед молодыми, которые с усмешкой спрашивают: «Так вот за это вы ратовали? Это и есть воплощение ваших идеалов, ради которых столько лучших положили свои головы?». Но более всего стыдно перед теми, кто всю жизнь работает не разгибая спины, еле сводит концы с концами, не имеет физических сил на книги, музыку и прочие духовные ценности, мается судьбою своих детей, видя, что им не вырваться из этого болота, и все же верит в то, что где-то есть справедливость! Но уже сомневается, т. к. видит, как одни имеют все — и квартиры, и дачи, и машины, и туристские путевки, и дети их уже при рождении «запрограммированы» на благополучие, и их внуки. А другим — всю жизнь вкалывать.
Вот уже более десяти лет как я переписываюсь с Капой Чудиновой, с малограмотной женщиной из шахтерского поселка Малиновка Кемеровской обл. Она прислала как-то письмо на радио, где я заведовала художественным вещанием. Ей очень понравилась передача о книге Медынского «Честь» — о детях с трудной судьбой. Просила, нельзя ли прислать ей эту книгу, т. к. в их поселке не достать. Я послала. И завязалась переписка (как жаль, что не сохранила письма. Но теперь буду беречь). Она вырвалась из старообрядческой семьи. Мать фанатически верующая. Отец сбежал с фронта и погиб где-то в тайге, скрываясь. До 18 лет Капа не бывала в городе, жила с матерью и сестрами в землянке, в маленьком поселке Горной Шории (их выгнали из дома как семью дезертира). Еле 4 класса окончила. Удрала от матери на стройку в Новосибирск. Когда впервые телевизор увидела, «чуть от страха не умерла», думала — дьявольская сила. Мечтала стать… шофером. Учиться хотела. Но вышла замуж за Васю — болезненного, безвольного, но упрямого. Уехали на шахту в пос. Малиновка, где и живут до сих пор. У нее три дочки. Воспитывала их «по науке»: слушала лекции по радио, выписывала журналы, делала с ними уроки и понемножку училась сама. Но шофером стать не удалось — нет в их поселке таких курсов. А тут ее Вася стал все больше болеть (сказалась работа под землей). И вот уже 6 лет как он болеет, а она одна тянет семью — работает стрелочницей. Работает в 40 градусные морозы и пургу, ходит по 5 км туда и обратно. А их еще обсчитывают, заставляют бесплатно делать дополнительную работу, «начальница» пьянствует, орет, матерится, а сама живет как сыр в масле. И все ей сходит с рук. И вот Капа прислала мне письмо об этом (жаль, нет его под рукой — его «пришили к делу» в Управлении ж/д, куда я обратилась по всем этим вопросам).
И вот вчера пришел официальный ответ, ответ-отписка. А такой интеллигентный, галантный этот зам. начальника ж/д т. Акулинин, когда я разговаривала с ним, рассказывала про Капу, про то, как важно, чтобы у этой малограмотной женщины не подорвалась вера в справедливость. И вот ответ: «дополнительная оплата за работу в дни, когда морозы -30 и метели осуществляется в соответствии с п. 9. приказа МПС 24/II от 17/VII-71 г.». Оплата за заготовку сена для колхоза «Кузелеевский» (12 т. сена!) произведена» (хотя именно о том, что эти деньги начальство поделило между собой, а им не досталось ни копейки, и писала Капа!).
А по поводу того, что сверх своих обязанностей стрелочниц обязали еще обслуживать вагоны и подкладывать под колеса (для торможения) тяжелые «башмаки» (что и трудно, и опасно), написано в ответе Акулинина: «Работа с башмаками стрелочниками ст. Малиновка производится в порядке уплотнения рабочего дня (!), поэтому, согласно п. 10 приказа МПС № 184/93 от 1960 г., дополнительная оплата за это им не положена». Вот так! «Не положена»! И на все есть частокол параграфов и приказов. И подпись под этим письмом красивая, с завитушкой, тщательно выписаны все буквы. Сомнения в своей правоте у него не было ни на секунду. И в разговоре по телефону он искренне удивился тому, что меня его ответ не удовлетворил. А про начальницу, которая ворует, сказал, что «факты не подтвердились», и вообще она у них «в передовых ходит», т. к. «план выполняет по всем показателям». Я посоветовала ему выдать этой «начальнице» премию и бросила трубку. Сегодня надо писать Капе. Что? Что я скажу ей? А ведь она верит, что я «грамотная» и могу добиться «правды». Да и Капа уже понимает, что надежды на «правду» мало. Пишет в своем последнем письме: «Рабочие боятся защищать свои права, да и кто нас слушает. Если приедет комиссия какая, то стараются проверить лишь наши знания, а никогда не спросят у рабочих о наболевших вопросах, как начальник относится, не зажимает ли, как обеспечивает инструментом (они ведь спрашивают качество, чистоту стрелок, а чистить-то нечем). И дальше: «Я нисколько не удивлюсь, что Вам ответят — факты не подтвердились, и все. Зря я отняла у Вас время». Пишет про Васю, что он хоть и на «легкой работе» теперь, (работает на складе при шахте, взрывчатку выдает), но ему пришлось машину с ящиками разгружать, а он после операции и чуть ночью не умер, но уйти некуда: «а что грузчиком ему пришлось работать, не удивительно, не будут же держать машину, да и взрывчатка нужна. Если он не будет делать, то ему скажут «не можешь, так сиди дома», а если он умрет, так на его место пять будет. Это начальников надо беречь, их мало, а безграмотных полно, да еще больных, толку-то с нас, что мы живем».