— Сестры покойной сын, — торопливо вставил Штехель. — Сестра умерла в сорок втором. Так-то он смышленый… А вид… Что ж вид… Что-то случилось?

Кречетов вновь замолчал, глядя на бушующее море. Это настораживало Штехеля даже больше, чем вызов условным знаком на экстренную встречу. Что-то произошло. Но что?.. Он снова заерзал на камне.

— Кажется, я провалился, — неожиданно тусклым голосом проговорил Кречетов. — Гоцман на хвосте повис, как борзая. По виду биндюжник тупой, а соображает, сволочь…

— Может, убрать его, пока не поздно? — осторожно вставил Штехель.

— Поздно, к сожалению… — Кречетов покосился на соседа. — Арсенин-то не всплывет?

— Не-е… — протянул Штехель, кивая на море. — Оттуда не возвращаются…

Он задумчиво постучал носком ботинка по валуну.

— Если что со мной случится, первым делом Гоцмана убери и подругу его. Но сначала — племянника.

Со стороны моря снова ударило дождем. Кречетов зябко поежился, плотнее запахнул на груди плащ.

— Как же я могу? — ошеломленно захлопал ресницами Штехель. — Да и не знает он ничего… Зачем же?..

— Ты о шкуре своей думай, — холодно перебил Кречетов. — Сам сказал — смышленый… Начнет рассказывать, как за мной ходил, что видел. А там много не надо… — Он снова повернулся к Штехелю лицом, и того передернуло от спокойного, палаческого взгляда, которым Академик посмотрел на него. — В контрразведке не дураки сидят.

— Я не смогу, — негромко произнес Штехель.

— А тебе и не надо, — пожал плечами Кречетов. — Поручи этому… Живчику… подручному твоему. Понял?

— Понял, понял…

— Штехель, только в игры со мной играть не вздумай, слышишь?.. — негромко проговорил Кречетов, отводя взгляд. — Узнаю, что обманул, — кишки ведь выпущу… Не сразу причем, а помучаю для начала.

Теперь уже поежился Штехель. Но совсем не от ветра.

— Все, легли на дно… — Кречетов поднялся первым. — Связь со мной через запасной канал… А за племянника прости, — неожиданно добавил он, уже шагая во тьму. — Но выхода нет… Сделай, как я сказал.

Хруст камешков под его ногами был неслышен за грохотом волн и воем ветра. Вдалеке, на мгновение осветив поверхность моря, упала с небес длинная кинжальная молния.

…Голая лампочка, висевшая под потолком на длинном шнуре, беспокойно раскачивалась. Ее то и дело задевал Штехель, метавшийся по комнате. Черные тени шатались по углам, то падая на бледное, непонимающее лицо Славика, собиравшегося в дорогу, то закрывая равнодушную физиономию Толи Живчика, деловито уминавшего у стола кровяную колбасу.

— Кружку! Кружку — обязательно… В дороге… — Штехель, не глядя на племянника, сунул ему в руки жестяную солдатскую кружку. — Анне Ивановне скажешь, что я тоже скоро приеду. Пусть поселит тебя пока на дальнем хуторе. И по округе не шастай, а то еще увидит кто…

— Та а шо я? — вяло пожал плечами племянник, пряча кружку в вещмешок. — Я рыбалить буду… Куда мне шастать?

— Ну вот, — бестолково закивал Шехтель в ответ. — Рыбаль… То есть рыбачь! Сейчас этот… толстолобик должен в реках клевать.

— А как я без документов на поезд сяду? Штехель на минуту запнулся, потом раздраженно махнул рукой:

— Скажешь, потерял… К бабке с дедом едешь… Соври как-нибудь, в общем! Давай, давай! Головой надо думать… Ну так. Теперь уже все…

Славик встряхнул тощий вещмешок. Живчик, дожевывая колбасу, неспешно поднялся из-за стола, вожделеюще покосился на полку, где стояли банки с компотами, и вздохнул.

— А гроши? — уныло поднял Славик глаза на дядю. — Без документов, та еще Христа ради?..

— Да… — Штехель суетливо затряс головой, растерянно улыбаясь, захлопал себя по карманам. — Да, это правильно. Забыл. Вот тебе гроши. — Он впихнул в руку Живчика смятую синюю бумажку в десять червонцев. — Отдашь Славику на вокзале, не забудь!

Живчик с кривой ухмылкой сунул деньги в карман.

— Так а шо меня провожать? — протянул Славик, надевая вещмешок. — Я один дойду…

— Нет, Толя тебя на лодке до Затоки довезет, — помотал головой Штехель. — Там легче сесть без документов…

На минуту в комнате воцарилась тишина. Славик неожиданно сделал попытку скинуть с плеча лямку вещмешка. Живчик удержал его руку.

— Я не поеду, — чуть слышно произнес подросток, но Штехель энергично махнул на него рукой и тяжело опустился на табуретку.

— Присесть надо на дорожку…

И снова повисла тяжелая пауза. Когда из стенных часов неожиданно выскочила кукушка и гнусаво прокуковала четыре раза, Штехель и Славик вздрогнули. Только сонное красное лицо Живчика было неподвижным.

— Дядь… Я не поеду, — прошептал Славик, умоляюще глядя на Штехеля.

— Надо… Надо ехать…

Штехель, хлопнув ладонями по коленям, встал, нетерпеливо подтолкнул племянника и Живчика к выходу:

— Давайте, давайте… Уже светать начинает.

На пороге Славик обернулся, схватившись за дверной косяк, умоляюще взглянул на дядю. Но Штехель отчаянно замахал ему вслед — иди, мол, иди. Живчик умелым толчком выпихнул подростка за порог. Дверь захлопнулась.

Штехель постоял у двери с потерянным видом. Потом мелкими, старческими шагами, волоча ноги по полу, подошел к почти успокоившейся над столом лампочке и сильно толкнул ее ладонью. Лампочка заметалась под потолком, черные тени снова закружились по комнате в вакхическом танце.

— Вот видишь, как оно… — оцепенелым голосом произнес Штехель, следя за пляской лампочки…

Гоцман и Довжик стояли в коридоре УГРО. Мимо то и дело конвойные проводили задержанных, из-за дверей кабинетов вырывался стрекот пишущих машинок.

— Тишак звонил из Херсона, — приглушенным голосом говорил Довжик, держась за лоб, скрытый под повязкой. — Начальника госпиталя нет, будет только через два дня. А без него никаких документов по Арсенину не выдают. Ну, он поспрошал его сослуживцев пока что… По их словам, ничего подозрительного. Отзывы все положительные, единственное — ни с кем не поддерживал близких контактов, жил одиноко…

— И справка из штаба округа только завтра будет… — скрипнул зубами Гоцман. — Значит, пусть ждет.

— У нас людей не хватает, — заметил Довжик, но Гоцман покачал головой:

— Арсенин сейчас важнее…

— Еще одно, — помявшись, проговорил Довжик. — Старика-психиатра… ну, 22-я квартира… контрразведка ищет.

— Ну, так не нашла ж пока?.. — раздраженно отозвался Гоцман.

— Давид Маркович, я ж обещал, что никому, кроме вас…

В дальнем конце коридора из своего кабинета появился Кречетов, приветственно махнув рукой, двинулся по направлению к офицерам. Гоцман обратил внимание на то, что кобура у него была расстегнута. И, не отводя глаз от этой кобуры, быстро спросил у Довжика:

— Михал Михалыч, а ты Кречетову за старика ничего не рассказывал?

— Н-нет… А надо было?

— Та в том-то и дело, шо…

Договорить Гоцман не успел. Из-за поворота стремительно показалось трое офицеров МГБ во главе с полковником Чусовым.

— Давид Маркович, а мы к тебе! — издалека окликнул Гоцмана полковник.

— С чего? — недоуменно поднял брови Гоцман.

— Служба! — улыбнулся Чусов, приближаясь к Давиду, и неожиданно, резко согнав улыбку с лица, жестко скомандовал: — Взять его!.. Подполковник милиции Гоцман, вы арестованы!..

Офицеры МГБ, схватив Давида за руки, встали по обе стороны от него. Чусов, умело охлопав пиджак и галифе Гоцмана, вынул из карманов пистолет и удостоверение, переложил к себе в карман. Давид, криво усмехнувшись, подчинился.

— Может, хоть скажете, за шо, товарищ полковник?.. — неожиданно хриплым голосом осведомился он.

— Я вам не товарищ! — гневно перебил Чусов. — А за что именно вас арестовывают, вам должно быть прекрасно известно, Гоцман… или как вас на самом деле?.. Увести!

Офицеры МГБ, ухватив Давида за локти, волоком потащили его к выходу. Дежурный лейтенант растерянно отдал честь, провожая начальство расширенными от изумления глазами.

Довжик и Кречетов тоже обменялись непонимающими взглядами. При этом Кречетов мимоходом поправил и застегнул кобуру.