Сжав зубы от ненависти, Чекан вскинул пистолет. В подземелье «парабеллум» громыхнул, как добрая пушка. Взвизгнула пуля, срикошетив о камень в глубине лабиринта, многоголосое эхо заплясало по пустынным коридорам, гуляя от стены к стене. Штольню заволокло горьким пороховым дымом.

Чекан поднял фонарь, осматривая дыру дымохода в углу — нити дыма уходили туда. И тотчас услышал кашляющий смех и до неузнаваемости искаженный акустикой голос Академика:

— Знал, что ты захочешь меня убить… Даже обидно… Столько времени знакомы… В Турцию собрался? Рано. Еще месяц-полтора придется поработать. Потом я сам тебе помогу уехать.

Пока Академик говорил, Чекан бесшумно установил фонарь в расщелину в стене, направив луч на дымоход, и так же осторожно двинулся назад, к выходу из штольни.

— Да не ищи, не ищи ты меня здесь… — Слышно было, как Академик поморщился. — Здесь разные выходы… Упустишь главное… Иду я у тебя пока забираю. Как закончим операцию — верну. Ну а если что не так — сам понимаешь.

Чекан снова скрипнул зубами. Не таясь, вернулся, сунул ствол «парабеллума» в дыру дымохода и нажал на спуск.

— Ну, успокоился? — издевательски осведомился Академик, когда утихло эхо. — Тогда слушай задачу…

Заметив, что за его столом кто-то сидит, Гоцман нахмурился — таких фамильярностей он не любил. Но, увидев Кречетова, улыбнулся. Тем более что майор тут же вежливо вскочил, уступая место законному владельцу. Кроме него в кабинете находились Довжик и незнакомый Гоцману белобрысый лейтенант лет двадцати двух, с наивным круглощеким лицом.

— Вот… — кивнул на него Кречетов. — Товарищ лейтенант, повторите показания.

— Лейтенант Ка-калыньш, — с трудом выдавил из себя офицер, замирая по стойке «смирно».

— В ночь убийства окружного интенданта, — заговорил Кречетов, решив, видимо, что так получится быстрее, — лейтенант проходил в составе комендантского патруля мимо дома убитого. И видел там армейского капитана и женщину.

— К-красивую женщину, — покраснев, уточнил лейтенант. — Нам п-показалось, что ка-капитан был выпивший. Шел не очень т-твердо.

— Документы проверили? — осведомился Гоцман.

— Нет.

— Почему?

— Я по-подумал — очень к-красивая п-пара, — моргнул белесыми ресницами лейтенант. — Зачем по-портить ей вечер?

— Лейтенант Калыньш успел заметить на виске капитана шрам, — тихо вставил свои пять копеек Довжик.

Гоцман молча открыл сейф, достал фотографию Чекана.

— Этот?

— Так т-точно.

— А почему не доложили в окружное Управление военной контрразведки? — строго спросил Кречетов. — Знали же, что произошло убийство!

Лейтенант совсем растерялся, судорожно дернул шеей, стараясь ослабить воротничок кителя. На его лбу выступила испарина.

— Лейтенант, вы с Прибалтики? — хмуро поинтересовался Гоцман.

— Никак нет, из Че-челябинска. То есть я из Че-челя-бинска, а отец из Да-даугавпилса… Он в Гражданскую войну к-комиссаром был… Мама русская.

— Понятно, — кивнул Гоцман, крепко потирая ладонями лицо. — Михал Михалыч, отправь лейтенанта в контрразведку.

Когда за Довжиком и Калыньшем закрылась дверь, Кречетов хлопнул ладонью по колену:

— Не выпивший, не выпивший он был!.. А раненый во время нападения на склад. Оттого и покачивался. Но до Воробьева все-таки смог добраться.

— Виталий, не спеши. — Гоцман положил фотографию Чекана обратно в сейф, затворил тяжеленную дверцу, гремя ключами. — Надо все спокойно обмозговать.

— Как ты после вчерашнего? — участливо осведомился майор.

— Нормально. А ты?..

— Тоже порядок, — засмеялся Кречетов. — Почаще бы так сидеть…

Шел проливной дождь. Тот самый, который предвещали темные круги вокруг звезд, появившиеся незадолго до рассвета… И Чекану, сидевшему рядом с шофером «Доджа», казалось, что он находится внутри огромного барабана — так споро стучали капли по туго натянутому тенту. От сырости ныла рука. Джип, бешено вращая колесами, плыл по раскисшей грязи к развалинам разбомбленного во время войны завода. Сверху, с площадки, расположенной в центре развалин, за машиной следила группа людей.

Дождавшись, когда «Додж» поравняется с закрывшим его на миг холмом, Чекан мотнул головой в сторону кузова. Из него тотчас выпрыгнули Толя Живчик и двое его помощников со «шмайссерами» на шеях и, укрываясь за выступами рельефа, бросились под дождем в обход развалин.

«Додж», в последний раз взревев мотором, преодолел подъем перед площадкой и выехал наконец из грязи на остатки асфальта. Остановился, почти уперевшись радиатором в группу людей. Впереди, нагло улыбаясь, стоял Писка. Струи дождя текли по его узкому лицу.

— Так, все отошли! — выйдя из машины и глядя Писке в глаза, скомандовал Чекан. — Главный — ко мне!

— Я шо-то плохо не понял, — фасонно изогнувшись, улыбнулся Писка.

Один из бандитов, не выдержав, вынул из-под полы бушлата обрез, другой снял с плеча румынский автомат «орита».

— Толя! — Чекан глядел поверх голов бандитов. — Обозначь наши условия.

Все невольно посмотрели туда, где стояли Толя Живчик и двое его помощников. Стволы автоматов были направлены на банду, рядом, не трепыхаясь, лежали пятеро связанных охранников, что были на стреме. Чекан не спеша взял с сиденья «шмайссер», передернул затвор.

Лицо Писки задергалось, он нервно откинул со лба мокрую прядь и выдавил из себя широкую улыбку. Превосходство сил противника было слишком очевидным. Его коллеги, видимо придя к такому же выводу, молча попрятали оружие.

Водитель с трудом поднял с деревянных лавок, шедших вдоль борта машины и заменявших заднее сиденье, два тяжелых ящика, вскрыл оба. Писка заглянул в один, вынул новенький, в заводской смазке «Тульский-Токарев», тут же покрывшийся дождевыми каплями, удовлетворенно кивнул и положил обратно. Не глядя, протянул руку к своим. Ему подали увесистый сверток.

Эффектным жестом Писка размотал его и бросил на мокрый капот джипа. Под дождем заблестели золотые обручальные кольца, серьги, броши, дамские часики, церковное паникадило…

Чекан молча достал из машины обыкновенное ведро, не глядя смахнул в него с капота богатство. Ящики с пистолетами подвинул к Писке ногой. Не опуская автомата, уселся рядом с водителем и скомандовал:

— Поехали!

«Додж» заурчал и дал задний ход…

— Шо ж ты, холера, не заводишься, — бормотал солдат-водитель.

Он вытер мокрой от дождя пилоткой лицо и снова с остервенением крутанул ручку. Давид и Галя помогали Марку забраться в крытый тентом кузов полуторки. Чуть поодаль стояли Арсенин и молодой лейтенант медицинской службы в мокрой плащ-палатке.

— Отвезете больного в Главный военный клинический госпиталь. Пусть его при вас же осмотрят, — говорил Арсенин. — И убедитесь, что его положили. Если будут сложности, звоните мне…

— Товарищ подполковник, у меня же всего два дня в Москве, — умоляюще произнес лейтенант. — А дел — на неделю!

— Остальными делами займетесь позже. Если не успеете — звоните, я добавлю к командировке день-два…

Гоцман бережно забрал у Гали тяжелый чемодан, который она вынесла из подъезда, перекинул через борт. Заглянул в безучастные глаза Марка, который смирно сидел в кузове и смотрел куда-то вдаль. На поцелуй плачущей Гали он не отреагировал никак.

— Марк, — внезапно произнес он, беря Гоцмана за руку.

— Давид я…

— Марк уезжает.

К Гоцману подошел мокрый от дождя и пота солдат-водитель:

— Извините, товарищ подполковник… Не хочет заводиться, холера! Подтолкнуть бы немножко!

— Бежи, садись за руль. — Давид отпустил холодную руку Марка. Красивые и сильные у него были пальцы. Привычные ко всему, а больше всего — к штурвалу самолета. Только давно уже больные…

Ладно. Арсенин сказал, в том московском госпитале лечат всяких. Значит, и Марка вылечат. На то она и Москва.

— Андрей Викторович! Лейтенант! — окликнул он Арсенина и офицера-медика. — Давайте на раз-два…