Один из маляров, молодой, но с заметной проседью в шевелюре, водя кистью по доскам, внезапно обернулся. И Чекан узнал в нем того самого человека, от которого он с таким трудом ушел шесть дней назад на улице Пастера…

В помещение военной комендатуры вошел статный красивый лейтенант, за которым следовало еще пятеро молодых офицеров. Судя по всему, они слегка нервничали — у одного на скулах цвели красные пятна, другой держал руку на ремне, третий время от времени судорожно поводил шеей, словно ему жал воротничок.

— Здравия желаю, товарищ капитан, — певучим украинским говором произнес лейтенант, козыряя и протягивая удостоверение личности дежурному.

Тот, козырнув в ответ, принял удостоверение, раскрыл его, пристально взглянул на фотографию, затем сверился со списком:

— Тюльпанов Сергей Иванович… Все правильно. Прошу вас.

Он, улыбаясь, протянул удостоверение лейтенанту, но рука Тюльпанова повисла в воздухе. Его спутники тоже окаменели: со всех сторон на них смотрели стволы автоматов.

— Ну, что приуныли, офицеры? — с издевкой произнес дежурный капитан. — Руки вверх, да живенько…

Перед полковником Чусовым на столе лежал целый веер фотокарточек. Со снимков смотрели командиры групп захвата, Чекан, Живчик… Правда, на фотокарточках они были не в советской форме, а в штатском, а некоторые — в немецких военных мундирах.

Вошедший в кабинет капитан МГБ почтительно склонился к начальнику:

— Товарищ полковник, еще две группы задержаны на подходе к обкому, две — в комендатуре и одна — в военной прокуратуре.

Чусов, не отрываясь от фотографий, кивнул:

— Хреновенько они что-то подготовились, а?.. Спешили, спешили… А поспешишь, как известно… — Он аккуратно отложил фотографию Чекана.

— Товарищ полковник, может, начнем захват тех, кто на улице?

— …А поспешишь, как известно, людей насмешишь, — договорил Чусов, поднимая глаза на подчиненного. — Ждите!

Зевнув, Чекан мельком взглянул на часы и, надвинув на глаза кепку, неспешным шагом проследовал за угол. Седой маляр что-то тихо сказал своим товарищам и, поставив на тротуар ведро, бросился вслед за Чеканом. Живчик, по-прежнему топтавшийся возле кабины «Хеншеля», с тревогой наблюдал эту сцену. Водитель грузовика, нагнувшись, прошептал:

— Слышь, куда это он?

— Тихо сиди, — процедил сквозь зубы Живчик, и его пальцы словно случайно коснулись кобуры на ремне.

Над дверью аптеки негромко звякнул потемневший от времени колокольчик. Пожилая женщина в халате поднялась из-за кассы навстречу тяжело дышащему от быстрой ходьбы Чекану.

— Позовите заведующего! — задыхаясь, еле выговорил он.

— А что такое?.. — забеспокоилась аптекарша.

— Бегом! Там человек умирает…

Женщина всплеснула руками и суматошно бросилась в глубь помещения. Чекан одним движением переметнулся через стойку, снял трубку с телефонного аппарата. Нетерпеливо застучал носком ботинка по стойке, слушая долгие гудки.

— Майор Кречетов, — наконец напряженно, резко отозвалась трубка.

— Засада, — тихо проговорил Чекан. — Разведчики из города не уехали. Они здесь, я ухожу…

Он стоял так, чтобы не выпускать из поля зрения входную дверь, и поэтому сразу выстрелил на еле слышный бряк колокольчика…

Но недаром противником Чекана был гвардии капитан Русначенко. Стекло в двери разлетелось вдребезги, а сам разведчик, лежавший в это время на полу, резко отпахнул дверь, открывавшуюся вовнутрь, и из положения лежа выстрелил из своего наградного «вальтера». И тут же откатился в сторону, потому что Чекан, отброшенный пулей на стеллаж с лекарствами, непроизвольно выпустил в сторону двери всю обойму. Не своим голосом закричала от ужаса продавщица. Раскололось задетое пулями витринное стекло, в лицо Русначенко полетела кирпичная крошка. Он дважды выстрелил в ответ, и одна из пуль, прошив деревянную стойку, попала Чекану в правое плечо. Мучительно застонав, он перехватил «парабеллум» левой рукой, яростно выщелкивая из него пустую обойму. Боль жгла его, проедала насквозь тело, и он, зашатавшись, тяжело упал на рассыпавшиеся по полу порошки из разбитых банок…

Русначенко отбросил волосы со лба. Осторожно ступая по разбитому стеклу и морщась от завываний женщины в недрах аптеки, он приблизился к разбитой пулями стойке.

Ему были видны голова и плечи Чекана, лежащего на полу. Глаза бандита неподвижно смотрели в потолок, правое плечо было красным от крови. Кровавый ручеек медленно полз по полу своим загадочным, только ему одному ведомым путем… Ну что же, из трех выстрелов — два попадания, и ранен бандит тяжело. Приказа брать Чекана живым капитану не давали. Только просили сделать все возможное для того, чтобы это сделать.

Устало вздохнув, Русначенко опустил пистолет. Похоже, война для него завершилась окончательно. А дальше — все как обычно: Киевский округ, пенсия, большая семья… И эта одесская аптека станет для него далеким, воспоминанием, мифом, о котором он непременно расскажет внукам. А те, видевшие войну только в кино, будут играть его Золотой Звездой. И дарить ему Девятого мая тюльпаны, такие же алые, какие дарили в Праге чуть больше года назад. Русначенко вспомнил ликующие пражские улицы, усыпанную цветами броню танков, радостные слезы свободных людей, и неожиданно улыбнулся своему воспоминанию.

И в эту секунду живые, ненавидящие глаза Чекана в упор уставились на него. Грянул выстрел.

Кречетов швырнул трубку на рычаг. Торопливо шагнул к сейфу и начал перебирать бумаги. Он не чувствовал страха, напротив, в момент опасности его голова начинала работать особенно ясно. И только внутри словно сжималась стальная пружина, готовая распрямиться в любой момент.

Дверь кабинета распахнулась бесшумно, но он услышал. И, обернувшись, застыл в изумлении, увидев на пороге Давида Гоцмана с тремя офицерами МГБ… Гоцман был в своем привычном обличье — черный пиджак, гимнастерка и галифе.

Кречетов понял все, но его еще хватило на недоуменную улыбку:

— Дава! Тебя отпустили?..

— Да, — хрипло проговорил Гоцман, быстро подходя к нему. — Место свободно. Руки!..

Скользнувшие было к кобуре пальцы Кречетова остановились на полдороге — на него без малейшей симпатии смотрели четыре ствола.

В черте города грузовики с бандитами разделились — каждый пошел отработанным маршрутом. «Татра» Платова двинулась в центр. Гузь всполошенно рыскал глазами по тротуарам в ожидании засады, подозрительно косился на встречные машины и трамваи. Но все было спокойно, а постовой милиционер на углу площади Октябрьской революции проводил грузовик равнодушным взглядом.

Сцепив зубы, Платов с трудом выкрутил тяжеленный руль направо — на «Татре» не было гидроусилителя. Грузовик, едва не зацепив боковым зеркалом афишную тумбу, втиснулся в узенький коридорчик переулка и теперь ехал, тяжело ухая на ухабах, вдоль покосившегося серого забора, ограждавшего заводскую территорию.

— Шо за хрень?! — вскинулся Гузь. — К штабу округа ж налево!

— Там брусчатку кладут, не проедем…

Гузь на всякий случай направил на водителя ствол автомата.

— Нервы побереги, — усмехнулся Платов, — а то устанешь раньше времени… Ну вот! — радостно выдохнул он, тыкая рукой вперед, по ходу движения.

Гузь невольно перевел взгляд в указанном направлении, и в тот же миг правая рука Платова мощным ударом выбила у него автомат и его рукояткой нанесла мощный удар по голове. Гузь, хрипло охнув, безвольно завалился грудью на приборный щиток. Платов, оскалясь от напряжения, еще раз круто вывернул руль, направляя грузовик в распахнутые заводские ворота, и с силой нажал на педаль газа.

В это время рука Гузя незаметно для него подобралась к спрятанному за голенищем пистолету. Несколько раз рявкнул ТТ. Пули вырвали из рук Платова руль, отбросили его на стенку кабины, распластали по ней… Гузь с силой рванул рычаг ручного тормоза, но было поздно — разогнавшаяся до предела «Татра» въехала на территорию огромного пустого цеха. Следом повернул «Студебеккер». Ворота за машинами тут же захлопнулись.