Этому решительно противился Прексасп, как главный надзиратель за соблюдением справедливости и законности в державе Ахеменидов.

– Даже если вся персидская знать поднимется против Бардии, отступать от начатого он не должен, – молвил Прексасп. – Разве постыдно быть справедливым царем? Кир был справедлив не только к персам, но и к другим народам своего царства. За это Кира до сих пор вспоминают благодарным словом в Иудее, Мидии, Ионии и других землях.

– Прежде чем стать справедливым царем, Кир с беспощадной жестокостью истребил тех племенных вождей, которые тоже стремились к власти, – напомнили Прексаспу те, кто был с ним не согласен. – При Кире персы все время воевали и обогащались на войне. Бардия воевать не собирается, запрещает взимать долги и собирать налоги. У племенной знати не остается никаких средств для обогащения, а это чревато заговорами и восстаниями.

– Народ целиком и полностью на стороне Бардии, – стоял на своем Прексасп. – Племенные князья не смогут заставить простых общинников подняться против справедливого царя. Против любимого сына Кира!

– Недовольных всегда можно найти даже в самой благополучной стране, – звучали осторожные голоса. – Вельможи могут опереться не на своих соплеменников, а, скажем, на уксиев[29] или саков,[30] с которыми когда-то воевал Бардия. Могут подбить на восстание тех же египтян, которым явно не в радость персидское господство.

– Вы забываете, что у Бардии немало сторонников, – не сдавался Прексасп, – причем не только среди персов. В случае восстания за него горой встанут бактрийцы, мидяне, кадусии.

Бардия, слыша эти споры, хранил невозмутимое спокойствие. Казалось, он только и ждет заговора, либо вооруженного выступления знатных князей в каком-нибудь из персидских племен.

Гаумата тоже утверждал, что царю ни в коем случае не следует идти на поводу у знатных вельмож.

На другой день после того, как Бардия дал другу совет принудить Атоссу к близости силой, Гаумата долго не появлялся в покоях Бардии. Он пришел, лишь когда Бардия послал за ним слугу.

– Что случилось, друг мой? – воскликнул царь, едва взглянув на Гаумату, лицо которого было в кровавых царапинах. – Говори все без утайки!

– Царь, я пришел не с жалобами, а как обычно выслушать твои распоряжения, – произнес Гаумата, почтительно склонив голову.

– О чем ты говоришь?! Какие распоряжения?! – Бардия приблизился вплотную к Гаумате, чтобы получше видеть его лицо. – Это Атосса?

Гаумата молча кивнул.

– У меня не сестра, а дикая кошка! – рассердился Бардия. – Она же тебя чуть без глаз не оставила! Вот злодейка! Ну я ей покажу!

– Царь, не нужно наказывать Атоссу, – вздохнул Гаумата. – В случившемся больше моей вины. Женщины тоже бывают не в настроении.

– И ты ее еще защищаешь?! – возмущению Бардии не было предела. – Молчи. Я знаю, как надо проучить Атоссу. Клянусь всеми творениями Ахурамазды, она получит то, чего так страстно желает!

В тот же день евнухи известили Атоссу, что она по воле царя опять будет жить в гареме. Ей вернули всех ее рабынь. Еще Атоссе было позволено обедать и ужинать вместе с младшей сестрой Артистоной.

Артистона тотчас прибежала к Атоссе, едва узнала, что та снова поселилась в гареме.

Разница в возрасте сестер составляла семь лет. Артистоне недавно исполнилось семнадцать. Рядом с двадцатичетырехлетней Атоссой она выглядела почти ребенком. Артистона была добра и наивна, в ней не было проницательности и твердости характера старшей сестры. Привыкшая к опеке и наставлениям Атоссы, Артистона тяжело переживала даже краткую разлуку с ней.

В гареме Артистона оказалась по прихоти Камбиза, который лишил ее девственности еще тринадцатилетней. К тому времени Камбиз взял себе в жены обеих старших сестер Артистоны, Роксану и Атоссу. Камбиз собирался сделать законной супругой и Артистону, очарованный ее юной красотой, но ушел в поход, из которого не вернулся. В Египте погибла и Роксана.

Атосса сильно походила на отца и не выделялась столь чарующей прелестью, как Роксана, похожая на мать. Артистона тоже в полной мере унаследовала внешнее сходство с матерью. Пока она была мала, более старшая Роксана затмевала ее своей красотой, но теперь, когда Артистона подросла, всем было видно, что самая младшая дочь Кира более привлекательна, чем была Роксана в ее годы.

Артистона, имевшая покорный нрав, воспринимала как должное желание Камбиза близости с нею и была готова в будущем стать его женой. Воля царя, которому было позволено все, была для Артистоны законом. О кровосмесительной сущности такого брака она не задумывалась, поскольку перед глазами был пример ее старших сестер, ставших супругами родному брату.

Оказавшись в гареме Бардии, Артистона ожидала, что ей, как царской наложнице, придется разделить с ним ложе и была очень удивлена, когда этого не случилось. Сначала Артистона решила, что Бардия увлекся Атоссой. Но когда было объявлено, что Атосса должна стать женой Гауматы, приближенного Бардии, это повергло Артистону в растерянность. До нее дошел слух, что Бардия и ее собирается выдать замуж за кого-то из мидийских вельмож. Поскольку Артистона не раз слышала от Атоссы, что им, дочерям Великого Кира, более пристало делить ложе с царем, нежели с человеком знатным, но не царского рода, она подспудно была настроена против такого замужества. Артистона сочувствовала Атоссе, которую поселили в покоях Гауматы, дабы она привыкала к своему будущему супругу.

И вдруг Атосса неожиданно возвращается в гарем да еще с таким победным видом.

Любопытная Артистона забросала сестру вопросами, желая знать, как ей удалось переломить волю Бардии и почему собственно она отвергла Гаумату, который, по слухам, происходит из рода мидийских царей.

– Тебе Бардия подыскал в супруги хоть и мидийца, зато царского рода, – говорила Артистона, – а каков окажется по знатности мои жених – неизвестно. Скажи, как мне действовать, если жених мне не понравится и я захочу его отвергнуть, как и ты.

– О, малышка! – на лице Атоссы появилась гримаса отвращения, которую тут же сменила потаенная грусть. – Лучше тебе не знать об этом. Боюсь, моя милая, ты еще не готова к такой форме защиты. Да и мужское скотство в своем неприкрытом виде, скорее всего, лишит тебя способности сопротивляться. Пока я жива, я сама постараюсь оградить тебя от этой мерзости, сестричка.

Беседа двух сестер происходила в небольшой комнате с бассейном.

Видя, что Атосса снимает с себя одежды, собираясь погрузиться в теплую воду, Артистона стала помогать ей.

Когда Атосса полностью обнажилась. Артистона издала невольный возглас изумления и сострадания, увидев темные синяки на ее плечах и бедрах. Расположение синяков было таково, что даже беглый взгляд мог распознать по ним хватку сильных мужских пальцев. Особенно явственно мужские пальцы отпечатались на нежной белой шее Атоссы.

– Милая Атосса, что это такое?! – пораженная Артистона осторожно дотронулась до сине-багровых пятен.

– Это поцелуи Гауматы, – криво усмехнулась Атосса. – Видишь, малышка, как сильно он меня любит! Жаль, что у меня не возникло чувства взаимности к нему. Пришлось отвергнуть его домогательства, хотя, признаюсь, это было непросто. Но, поверь мне, Гаумата пострадал не меньше моего.

Артистона смотрела на сестру широко раскрытыми изумленными глазами.

– Так ты… ты дралась с ним?

Атосса кивнула, тряхнув гривой распущенных золотистых волос.

– Пришлось, сестренка.

– И тебе никто не помог?

– Как назло рядом не оказалось ни рабынь, ни евнухов. Я подозреваю в этом происки Бардии, ведь это он толкает меня в объятия Гауматы.

– Что теперь будет, Атосса?

– Не знаю.

– Ты виделась с Бардией после… этого?

– Нет.

– Но ведь в гарем тебя вернули по его распоряжению. Так сказали мне евнухи.

– Видимо, у Бардии состоялся разговор с Гауматой, – промолвила Атосса, укладывая волосы на голове, чтобы не замочить их в воде. – Полагаю, Гаумата, здраво рассудив, отказался взять меня в жены. Вот Бардия и спровадил меня сюда.