Вахьяздата был на четыре года старше Дария, но далеко уступал ему знатностью. Никто из предков Вахьяздаты не занимал высоких должностей в государстве, тем более не состоял в царской свите. Взлет молодого и честолюбивого Вахьяздаты, который до назначения гаушакой был простым сотником в войске, необычайно прославил его в родном городе Тарава, что находился в Кармании. Среди помощников Вахьяздаты было немало его земляков, которые постоянно досаждали своими просьбами.

Персидская знать в Пасаргадах считала Вахьяздату выскочкой и относилась к нему настороженно. В поведении молодого гаушаки было немало вызывающего. Вахьяздата не носил бороду и не завивал волосы, что было неслыханно для перса. Он не признавал мидийскую одежду, полагая, что она более годится для женщин, нежели для мужчин. Персидскую одежду он тоже не надевал, предпочитая одеяние скифов как более удобное для верховой езды. В обществе высоких вельмож Вахьяздата позволял себе громко и ни к месту смеяться, ковырять в носу и чихать, не прикрывая рот ладонью. Шутить пристойно он не умел, долгих речей не выносил, как не выносил изысканные кушанья.

Вахьяздата не умел ни кланяться, ни угодливо поддакивать, ни поддержать непринужденную беседу. Он был груб и неотесан. И хотя имя его означало «созданный наилучшими богами», в манерах у него было столько отталкивающего, что несоответствие этого человека своему имени подмечалось сразу и всеми, кто его узнавал близко.

Вахьяздата был коротконог, зато широк в плечах. Его руки обладали неимоверной силой. Он любил давать волю кулакам и в драках неизменно брал верх. Выросший в военном стане, Вахьяздата умел обращаться с любым оружием и был жесток, видя в этом проявление мужественности. Его умственная недалекость не мешала ему находить верный выход в опасных ситуациях, что вызывало уважение со стороны подчиненных. Вахьяздата был не корыстолюбив и не падок на женщин. Впрочем, женщины, даже незнатные, слыша грубоватую речь и видя угреватое лицо с коротким, чуть приплюснутым носом и выгоревшими на солнце бровями, сторонились Вахьяздату. Обычно он путался с непритязательными обозными потаскухами.

Поскольку Бардия грезил о временах, когда цари племен окружат себя непревзойденными наездниками и силачами, поддерживая суровое родовое братство, Вахьяздата и приглянулся ему своей непосредственной простотой и выносливостью. К тому же он был по-собачьи предан, в чем Бардия имел возможность убедиться.

Весть о смерти Прексаспа и о том, что на его место назначен знатный перс Ардиманиш, сын Оха, принес в Пасаргады Каргуш, вернувшийся из Экбатан.

Старый Арсам был несказанно изумлен, выслушав Каргуша.

– Если честнейший Прексасп предал Бардию, то кому верить? – воскликнул он. – И если его место занял Ардиманиш, опозоривший род Ахеменидов множеством гнусных поступков, тогда что делать? Царь лишился рассудка, не иначе.

– Я не сказал главного, повелитель, – с легким поклоном произнес Каргуш.

– Говори, – приказал Арсам, желая поскорее избавиться от своих подозрений и разочарований.

Каргуш поведал то, о чем шептались в Экбатанах на каждом углу: будто Бардия мертв и вместо него на троне сидит маг Смердис, необычайно похожий внешне на сына Кира.

– Об этом кричал с дворцовой башни Прексасп перед тем, как его убили по приказу царя, – добавил Каргуш.

– О боги! – вырвалось у пораженного Арсама.

В тот день на площади Пасаргад не было никаких судебных разбирательств.

Арсам позвал к себе домой градоначальника и фрашараку, чтобы поделиться услышанным.

Шурин Арсама был склонен верить слухам.

– Это немыслимо, чтобы Бардия казнил Прексаспа! – говорил он. – Но даже если бы такое и случилось, Бардия не сделал бы патиакшем негодяя Ардиманиша. Кого угодно, только не его! 3начит, на троне сидит не Бардия, а его двойник.

– Не может этого быть, – возражал фрашарака. – Как можно убить царя незаметно для окружающих?! Убить во дворце, полном слуг и телохранителей?!

– Камбиз тоже был убит во дворце, – хмуро заметил Арсам. – Ни стража, ни евнухи не спасли его от гибели.

– С чего ты взял? – не согласился с другом фрашарака. – Камбиз умер от увечий, упав с коня. Об этом все говорят.

– Камбиз был убит заговорщиками, – упрямо сказал Арсам. – Я кое-что разведал и знаю, кто отважился на это. К сожалению, прямых доказательств у меня нет, но они появятся со временем.

– Скажи прямо, что ты подозреваешь Бардию в умерщвлении брата, – фрашарака пристально посмотрел на Арсама. – Обвинять в злодеянии царя, даже если правота на твоей стороне, дело опасное.

– Бардия мертв, – вздохнул шурин Арсама, – поэтому обвинять некого.

– Это всего лишь слух.

– Уштан, ты не веришь ушам. Тогда, может, поверишь глазам, – произнес Арсам.

Уштан понял намек.

– И впрямь! Съезжу-ка я в Экбатаны, – с воодушевлением сказал он. – В свое время я оказывал услуги Бардии, не откажет же он мне в просьбе лицезреть его.

Разговоры, которые ведутся на мужской половине дома, очень скоро становятся известны в эндеруне.

Дарий, вернувшийся из очередной поездки по горам и дальним селениям, куда забирались все, страшившиеся правосудия, удивленно уставился на Статиру, когда та сказала ему:

– Обещай, что не пойдешь к своей египтянке, тогда я поведаю тебе ужасную тайну. Дело касается царя царей.

Намек Статиры пробудил в Дарии любопытство, ее тон и взгляд заинтриговали его. Он обещал.

Статира завела мужа в укромную комнату и шепотом рассказала все, что ей было известно о смерти Прексаспа и о двойнике Бардии.

Дарий не поверил Статире, до того нелепым показался ее рассказ.

Статира обиделась:

– Не веришь, спроси у своего деда. Или у дядюшки Багасара. А еще лучше расспроси-ка Каргуша, который привез эти известия из Экбатан.

Багасаром звали шурина Арсама.

Дарий предпочел не вдаваться в расспросы, полагая, что со временем лживые слухи исчезнут сами собой и истина восторжествует.

Неожиданно в гости к Арсаму пожаловали Интаферн, сатрап Кармании, Мегабиз, сатрап Арахосии, и Аспатин, сын казненного Прексаспа.

Целая кавалькада всадников на разномастных поджарых лошадях проехала по узким улицам Пасаргад. В глаза бросались ярко-желтые и ярко-красные попоны с кистями и длинной бахромой, звенели уздечки, украшенные золотыми и серебряными бляшками. Кони сатрапов, их телохранителей и свиты были украшены позолоченными пластинчатыми налобниками, над подстриженными гривами топорщились пышные перья, вставленные в специальные зажимы между лошадиными ушами.

Плащи наездников были покрыты пылью. Все люди были в башлыках, скрывающих половину лица.

Большой двор в доме старого Арсама заполнился, все коновязи были заняты. Сновали слуги, кучками стояли воины, опираясь на копья. Любопытные рабыни выглядывали из маленьких окошек поварни, которая примыкала к эндеруну.

По законам гостеприимства прежде, чем заговорить с приехавшими, хозяин дома должен был дать им возможность умыться и отдохнуть с дороги.

Пока гости приводили себя в порядок, Арсам изнывал от нетерпения и беспокойства. Он понимал, что сатрапы приехали неспроста. К тому же с ними Аспатин, которого разыскивают слуги царя, чтобы предать смерти, как и его отца. Приезд Аспатина тревожил Арсама больше всего, ведь наверняка Интаферн и Мегабиз станут просить у него защиты для Аспатина от царского гнева. Противиться воле царя Арсам не смел, как царский судья, но оттолкнуть просящего о помощи ему запрещал все тот же закон гостеприимства.

Наконец гости умылись и сменили пропыленные дорожные одежды на чистые. Им были поданы всевозможные кушанья и напитки, чтобы подкрепить силы. Не было только вина, поскольку поить гостей вином в отсутствие хозяина дома считалось дурным тоном.

Понимая, что разговор предстоит серьезный, Арсам позвал к себе своего шурина, надеясь, что тот в любом случае поддержит его. Кривить душой Арсам не умел и был против того, чтобы царские приказы не выполнялись. Возможно, ему придется выдать Аспатина царю, но хитрый Арсам хотел бы это сделать чужими руками. B конце концов градоначальником является Багасар, и ему не придется нарушать закон гостеприимства, ведь Аспатин остановился не у него в доме.