Тогда видят оказывающуюся из воды поверхность сего ужасного животного, ибо всего его никто не видывал».

Под легендарным чудовищем «краке», «кракен», «краббен» средневековые авторы подразумевали спрута фантастических размеров. Согласно описаниям этих авторов, длина щупальцев морских чудовищ достигала сотни метров, а толщина превышала ствол двухсотлетнего дуба.

Аборигены тихоокеанского побережья Нового Света и жители Русской Америки в преданиях о гигантских спрутах называли более скромные размеры. В рассказах алеутов, эскимосов и русских промысловиков и мореходов о встречах с подобными великанами редко сообщалось о длине щупалец более шестидесяти метров.

Но разве могут не впечатлять и такие размеры?..

Биолог и литератор Игорь Иванович Акимушкин посвятил свою диссертацию осьминогам Тихого океана. В течение многих лет он занимался исследованиями в этом регионе. Помимо научно-биологических изысканий, еще записывал рассказы очевидцев встреч с гигантскими спрутами.

Не раз ему доводилось осматривать добытых в северных водах Тихого океана китов. Игорь Иванович обратил внимание, что на коже почти каждого взрослого кашалота, в особенности в углах губ и на голове, заметны были отчетливые отпечатки присосок спрута, а у иных китов даже змеевидные вмятины — отпечатки целых щупалец. Можно представить себе, с какой колоссальной силой был стиснут кит, если на его многотонной голове остались такие следы после объятий чудовищного жителя глубин.

Акимушкин пришел к заключению: «схватки кашалотов с огромными осьминогами — явление обычное, но они редко даются китам».

Игорь Иванович допускал, что в глубинах океана живут осьминоги длиной в 30–40 метров. Подтверждением этому являются отпечатки огромных присосок на коже китов и куски гигантских щупалец, обнаруженных в желудках кашалотов.

У народов Аляски, северных тихоокеанских островов, Камчатки и Чукотки существовало предание, в котором гигантского спрута называли «Восемь сил — восемь жизней».

Первой рукой (щупальцем) это чудовище получало живительную силу от не доступного людям мира, который находится глубоко под морским дном; второй — от обитателей морского дна; третьей — от подводного мира; четвертой — от поверхности морей и океанов; пятой — от того, что плавало по волнам; шестой — от прибрежных камней; седьмой — от наземного мира. Ну а восьмой рукой чудовище получало жизненную силу от звезд.

Вот почему, согласно преданию, смертельно раненный спрут тянет одно щупальце высоко вверх, обращаясь за помощью к звездам.

В городе Сиэтл, на северо-западе США, в 80-х годах прошлого века у одного коллекционера, потомка русских колонистов Аляски, сохранилась лубочная картинка. На ней были изображены спрут и шхуна. Несколько щупальцев чудовища обхватили судно. Люди бьют по спруту из пушек и ружей. Видно, что гигантское животное смертельно ранено, однако врага не отпускает. Его кровь, голубого цвета, забрызгала шхуну. Одно щупальце спрута тянулось вверх к звездам, словно чудовище просило дать ему живительную силу…

По словам коллекционера, этот лубок был изготовлен в середине XIX века неизвестным мастером из Русской Америки.

В рассказах о Русской Америке ее жителей частенько изображают то хваткими промышленниками, готовыми за шкуру калана или котика убить ближнего, то благостными героями-первопроходцами. Но колония в Новом Свете была лишь каплей Великой России, в которой также обитали праведники и грешники, замечательные личности и подлецы, бессребреники и стяжатели, законопослушные и разбойники, смиренные и ухари, трудяги и бездельники, деловитые, практичные и несуразные, чудаковатые, с простыми и с запутанными биографиями.

В конце 50-х годов XIX века из Русской Америки в Охотск направилась очередная шхуна, груженная шкурами котиков, сивучей и каланов. Судно до места назначения не дошло. Рыбаки обнаружили в океане его обломки. По селениям Русской Америки прошел слух, что перегруженная шхуна утонула во время шторма.

Так посчитало начальство колонии и рядовые жители русских поселений в Новом Свете.

Не верил в такую причину гибели судна лишь один человек — младший брат капитана погибшей шхуны.

Фамилия его позабыта. Сохранилось лишь прозвище — «Колготной Фаддей». В Русской Америке многие люди, знаменитые и неприметные, имели прозвища.

Знакомых и незнакомых колонистов Колготной Фаддей убеждал, что судно его брата захватило чудище «Восемь сил — восемь жизней» и уволокло в глубины океана. Такое было ему видение во сне.

Хоть и любили жители Русской Америки страшные истории и байки, но Фаддею не верили. Разве можно воспринимать всерьез человека, никчемного в любом деле? И в промысле зверя, и в заготовке леса, и в старательных работах давно он проявил свою никчемность. В небольших поселениях человеку трудно скрыть свои качества. Струсил, загулял, совершил преступление, не выполнил приказ — весть об этом, несмотря на огромные расстояния между населенными пунктами, стремительно разлеталась по всей Русской Америке.

Почему начальство терпело никчемность Фаддея, неизвестно. Может, оттого, что дальше уже некуда было ссылать за провинности? Но, вероятно, выручало его умение рисовать. Соотечественники не очень почитали творения Фаддея, а вот туземцы, — и островные, и с материкового берега, — всегда подолгу любовались рисунками самородного художника.

Ни холстов, ни настоящих красок у него не было. Использовал он доски и исписанные с одной стороны листы бумаги. Рисовал вначале углем, а потом научился сам изготавливать краски. Как он их делал и из чего, — никому не рассказывал. Впрочем, народ этим не интересовался.

Соотечественники, хоть и называли Колготного Фаддея дармоедом и никчемой, были довольны, что он нашел занятие. К тому же туземцы из близких и далеких селений, прослышав о доморощенном художнике, все чаще стали приезжать к нему и заказывать рисунки. Расплачивались в основном пушниной и китовым жиром.

Как правило, индейцы просили изобразить зверей и птиц, а иногда — портрет «злого человека».

Фаддей, конечно же, интересовался, почему заказывали портреты лишь каких-то неизвестных «злых людей», которых он никогда не видел.

Туземцы отвечали туманно: дескать, увидит человек свое страшное нарисованное обличие — и тут же сделается добрым. Художник, хоть и недолго жил в Новом Свете, но знал: у каждого народа свои поверья, приметы, причуды. Наивный ответ не настораживал Фаддея.

Он лишь ворчал, принимаясь за новый портрет:

— Ну как я могу изобразить человека, если никогда его не видел?!

Каждый раз заказчики охотно поясняли, что вовсе не обязательно сходство портрета с оригиналом. Достаточно нарисовать на голове «злого человека» перья определенной птицы, шрамы на лице или украшения, о которых они подробно рассказывали. Вот в этих деталях туземцы требовали точности изображения.

Удача недолго балует творческого человека, зато быстро кружит голову и толкает на необдуманные поступки. Однажды похвастался Фаддей: заявил промысловикам, что он получает от туземцев шкур котиков и лисиц больше, чем добывает каждый из охотников.

Конечно, это вызвало обиду.

Кто-то из бывалых охотников предостерег:

— Не больно колготись, Фаддейка. Фарт громких и бахвальных слов не любит!..

Художник не прислушался к совету и заявил в ответ, что дикари лучше разбираются в искусстве, чем его соотечественники, и умеют ценить прекрасные творения.

На это промысловики ничего не ответили — только хитровато перемигнулись.

Вскоре Фаддей, в составе исследовательской экспедиции, был направлен в устье реки Стикин. Нехватка людей заставляла руководство колонии привлекать к научным изысканиям и самых никчемных соотечественников.

Там, на реке Стикин, и постигло художника разочарование в своем творчестве. Он надеялся, что индейцы развешивают его работы в вигвамах и любуются ими. Оказалось по-другому.