Горный инженер и путешественник Петр Дорошин в 50-х годах XIX века изучал полезные ископаемые Аляски и посетил большинство селений Русской Америки. Он также записывал были и предания, услышанные в Новом Свете и от соотечественников, и от туземцев.

В 1866 году в «Горном журнале» в Санкт-Петербурге были опубликованы записки Дорошина. В них приводился рассказ индейцев о гибели Серебренникова и его товарищей.

В селении индейцев, куда прибыла экспедиция, произошла размолвка местного вождя с русскими. Как писал Дорошин, туземцы решили убить пришельцев. «Всю ночь они следили за нашими, которые, впрочем, были настороже: часовые сменялись у палаток… При восходе солнца часовой, креол Пестряков, разбудив русского Гордеева, поставил на огонь медный чайник, прилег в палатке и задремал. Гордеев же, разбуженный Пестряковым, как коренной русский человек, зевая и почесываясь, не подымался с места».

Индейцы заметили отсутствие часового и подкрались к палаткам. «В обеих, на фут от земли, были прорезаны отверстия, чтобы можно было наблюдать за окрестностью… эти отверстия послужили во вред нашим…».

Нападавшие разглядели спящих русских и нанесли им удары копьями.

«Спящие были поражены одновременно. Одно копье положило на месте крепко спящего креола, другое поразило руку Алексея Пестрякова, лежавшую на его лице, третье вонзилось в живот Гордеева. Больной угаленец (проводник-туземец), спавший в той же палатке, остался нетронутым. В то же мгновение копье поразило и самого Серебренникова, пройдя ему под ребра. Этим сильным ударом несчастный Серебренников был вытолкнут из палатки, где добит топориком по переносью и по лбу, не успев и вскрикнуть.

Но Гордеев и Пестряков были еще живы. Первый из них, почувствовав в животе копье, схватил его за древко и, желая переломить, страшно увеличил свою рану, из которой показались внутренности. Он сгоряча положил свою подушку на живот и, подвязав полотенцем, выбежал с ружьем, выстрелил и упал мертвым».

Раненный в руку Пестряков еще находился в палатке. Выстрелом из пистолета он ранил одного нападавшего. Затем, схватив два ружья, выскочил из палатки. Ударом приклада уложил еще одного индейца и открыл огонь по остальным. Видимо, контратака оказалась настолько успешной, что нападающие кинулись в лес.

А дальше действия отважного Алексея не поддаются здравому смыслу. Как записал Дорошин: «Отогнав врага, он взял два сухаря, два ружья, два пистолета и боевых зарядов и бросив остальные патроны в реку, сел у огня и, перевязав рану, стал пить чай…»

Индейцы с изумлением следили из-за деревьев, как раненый чужак, окруженный трупами, невозмутимо завтракал, зная, что за ним наблюдают враги.

После обильного чаепития единственный оставшийся в живых участник экспедиции неторопливо скрылся в лесу. Его поведение весьма поразило индейцев. Вначале они даже не решились напасть на Пестрякова. Лишь спустя какое-то время отправились по его следу.

Племя, которое уничтожило экспедицию Серебренникова, туземцы с реки Медной называли «гольцане». Русским сообщили, что гольцане — людоеды и поклоняются неизвестным существам, в том числе и зверю с красной отметиной.

И в России, и в Америке нередко попадаются не залегшие в зимнюю спячку медведи. Много бед приносят эти шатуны людям. Зимой они питаются в основном мясом, а значит, нападают и на домашнюю скотину, и на человека.

О «Вечном шатуне» с красной отметиной мало что известно. Бывалые охотники и в России и в Америке не любили вспоминать о нем. А если дотошный слушатель приставал с вопросом, отвечали однозначно: «Проклятый зверь… Такого лучше не тревожить словами… Одни беды от таких разговоров…»

Спустя несколько месяцев после нападения на экспедицию Серебренникова один из индейцев-гольцан рассказал:

— «Вечный шатун» был недоволен, что одному русскому удалось скрыться от расправы в лесу, и за это он наказал всех гольцан, участвовавших в нападении…

В своем дневнике Дорошин писал о гибели убийц Серебренникова и его товарищей: «…об этом я слышал летом 1850 года, будучи в горах Кенайского полуострова, от медновца Тойона (старшины) Озерновского селения на Плавежном озере…

Тойон упомянул и о том, что сделали гольцане с патронами, брошенными Пестряковым в реку. Вынув их из воды, гольцане разсыпали порох на доске и стали сушить на солнце.

Несколько раз брали они его по щепотке и пробовали зажигать: порох не горел. Эта неудача сделала их неосторожными: они отделили небольшую кучку пороха и старались зажечь его на той же доске, где разсыпан был и весь остальной порох. Пробная кучка наконец вспыхнула и передала огонь остальному пороху».

От взрыва погибло несколько индейцев. И старики-гольцане объявили соплеменникам: так «Вечный шатун» с красной отметиной наказал нерадивых, и надобно во что бы то ни стало настигнуть оставшегося в живых бледнолицего…

В Русской Америке о гибели Пестрякова узнали от разных индейцев. Их сообщения во многом отличались. Но все же картину последних дней Алексея можно представить.

Гольцане шли неотступно за раненым. После его яростного отпора днем нападать на русского не решались. На вторую или третью ночь, когда Алексей сидел у костра, преследователи снова попытались убить его. Стреляли из ружья и луков. Пуля попала Пестрякову в ногу, а стрела зацепила грудь. Путешественник не растерялся и открыл ответный огонь. Гольцане отступили.

Алексей кое-как перевязал раны и покинул место ночевки. Он стонал от боли, а чтобы противники не услыхали его, — стискивал зубами обрывок кожаного ремня.

Петр Дорошин писал, что гольцане продолжали преследование, «…охотясь за человеком как за зверем. Их собаки каждую ночь открывали его ночлег. Дикари находили убитых оленей, от которых была взята лишь печень, которую можно есть сырою, что, вероятно, и делал Пестряков, боясь разводить огонь».

Неизвестно, сколько суток шло преследование. Наконец гольцане решили вернуться домой — посчитали, что раненый и так скоро умрет или попадет в лапы «Вечному шатуну».

Все лето Пестряков пробирался лесом, по горам к своим. В последней стычке с гольцанами он получил еще несколько ранений. Боль, голод, большая потеря крови не позволяли двигаться в полную меру.

В сентябре Алексей наткнулся на индейцев с Плавежного озера, которые говорили на знакомом ему языке. К тому времени вся одежда на Пестрякове превратилась в лохмотья. Как потом рассказывали индейцы, бледнолицый был почти голый, весь в крови, но не выпускал из рук два ружья, на веревке, через плечо, были привязаны пистолеты.

Туземцы поделились с Алексеем одеждой. Взамен он отдал им ружье.

Как отмечал Петр Дорошин, один из индейцев стал проводником Алексея. Вскоре они вышли к реке Медной. Там они встретились с двумя гольцанами. Вчетвером соорудили плот, чтобы на нем продолжить путь по реке, «…оставалось весло; за деревом для весла пошли дикари в лес, а Пестряков остался у огня и заснул.

К сонному подошел один из гольцан, неся на плече лесину, которую и сбросил на голову Пестрякову. Видя, что русский лежит без дыхания, дикарь присел к огоньку. Но Пестряков очнулся и с яростью бросился на убийцу».

Завязалась борьба. Но обессиленный от ран Алексей не мог противостоять врагу. Гольцану удалось столкнуть его с кручи в реку. Быстрое течение подхватило Пестрякова. «Утопавший хватался за береговой кустарник, но убийца бежал за ним берегом и бил топориком по рукам Пестрякова, который наконец исчез в воде».

Прибежал из лесу проводник Алексея и спросил у гольцана, «за что он погубил русского?

Да так! — был ответ».

Эту же фразу убийца повторил через несколько дней русскому байдарщику.

Петр Дорошин приводит рассказ тойона о гибели Пестрякова: «Проворный парень был этот русский… но тут промахнулся: в дорогу с незнакомым не пускайся. Ему бы следовало всех троих положить из ружья, тогда безопаснее было бы.