— Тише, — шепнул я.

Запах становился невыносимым, у меня на лбу выступил пот. Снаружи таможенник ходил вокруг грузовика и переговаривался с Ухарем. Ее скрутило.

«Боже!», — простонала она. Я рукой закрыл ей рот.

— Откройте кузов! — послышался голос.

— Момент, господин инспектор!

Кузов заходил ходуном, когда Ухарь открывал дверцу. Мы сидели далеко за мешками, луч света не добрался до нас. Тело Сибиллы дернулось, и она затихла, навалившись на меня всей тяжестью. Она потеряла сознание.

— Проезжайте, — сказал незнакомый голос. Сейчас двенадцать тридцать четыре.

Через минуту мы отъехали. Я прижал рот к прорези и попытался вдохнуть. Встречный ветер резанул по губам, как нож. Как следует надышавшись, я уперся в кабину водителя и поднял голову Сибиллы.

Я придвинул ее лицо к щели в тяжелом полотнище, чтобы на него попадал воздух, а сам снова прикрыл нос мокрым клочком. Через некоторое время Сибилла пришла в себя. Ее дыхание стало частым и хриплым, тело содрогалось, она дышала, чтобы остаться в живых.

Внезапно грузовик остановился.

Я услышал, как распахнулась дверца, затем послышались шаги, потом голос. Это был напарник шофера Лошмидт:

— Начинаем разгружать. Еще немного продержитесь?

— Да, — крикнул я.

Машина снова тронулась.

— Уже скоро, — прошептал я. — Еще пару минут, Сибилла, еще пару минут!

Она застонала.

— Дыши! Держи рот у щели и дыши! Ты можешь дышать? Воздух идет?

Она застонала снова. Теперь послышался мотор второго грузовика. Он ехал с нашего борта.

Незнакомый голос крикнул:

— Начали!

Невидимый, отгороженный от нас мешками Лошмидт начал перекидывать груз на другую машину. Он работал как автомат, точно и с неслыханной скоростью. Уже через короткое время появился просвет. Воздух устремился в наш закуток. Сибилла широко открыла свой большой рот и дышала, как утопающий. Вонь отступала. Вскоре стал виден Лошмидт. Он устойчиво держался на мчащемся автомобиле и один за другим перебрасывал тяжелые мешки. В солнечном свете этого зимнего дня он походил на могучего лоснящегося от пота гиганта из германских сказаний. Мы поползли мимо него к заднему борту. Там еще оставалось три мешка.

Лошмидт свистнул. Шофер нажал на тормоза. Грузовик стал снижать скорость.

— Быстрее! — крикнул Лошмидт. — Давайте быстрее!

Машина остановилась. Лошмидт швырнул чемодан Сибиллы в кювет, я следом свою небольшую сумку.

— Прыгайте! — закричал Лошмидт Сибилле.

Она спрыгнула, не удержалась на своих высоких каблуках и полетела в канаву. Я боком развернулся так, чтобы мои ноги свешивались за борт, и съехал. Я приземлился на здоровую ногу, и только-только отпустил борт грузовика, как Ухарь снова дал газу. Я поковылял к Сибилле. Она лежала на спине и смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Ее рот был открыт, черные волосы разметались по снегу.

Она протянула ко мне руки, я хотел помочь ей подняться, но поскользнулся и рухнул на нее. Мы лежали в заснеженной канаве, она лицом ко мне. И она целовала меня. На этот раз ее губы были горячими и влажными. Ее зубы ударяли по моим губам. Кровь заливала мне язык.

Мимо нас по направлению к Лоферу спешил другой грузовик. Это была машина, груженная мешками с цементом, которые будут перегружать. Алиса Тотенкопф отточила свою систему до совершенства.

Десять минут спустя подъехало такси. С шофером договорилась из Зальцбурга Тотенкопф. Она заказала его на тринадцать часов к семнадцатому километру дороги. Было тринадцать ноль пять, когда он вылез из мерседеса и снял перед Сибиллой фуражку.

— Извините за опоздание, госпожа!

Он открыл дверцу, и Сибилла уселась на заднее сиденье. Когда я хотел последовать за ней, он выбросил вперед руку:

— Двести марок.

— Все в порядке, я в курсе, вы получите свои деньги.

— Сейчас, — резко возразил он. — В окрестностях слишком много полицейских. Если вас задержат, возможно, вам будет не до этого.

Но нас не задержали. Мы ехали в направлении Мюнхена. В машине не было стенки, отделяющей от водителя, и поэтому мы с Сибиллой не разговаривали. Она сидела рядом со мной, отвернувшись, и глядела через окно на снег. За Траунштейном скрылось солнце. У Химзе повалил снег, густой и мокрый. Засвистел порывистый восточный ветер. Над Мюнхеном небо было темным.

— Надвигается буран, — сказал шофер. Машину постоянно заносило, он с трудом удерживал ее на правой полосе дороги.

Неожиданно Сибилла вскочила:

— Что это?

— Где?

Она показывала вперед, на кровавое месиво. Это было раздавленное животное. Части его туловища были разбросаны по шоссе. На самой большой сидела огромная черная птица и долбила клювом мертвую плоть.

— Всего лишь кошка, — ответил шофер.

Птица заслышала шум приближающегося автомобиля и взлетела, подняв с собой в воздух кусочек меха. Мерседес прокатил по кровавому месту дальше на север. Я оглянулся. Черная птица снова спустилась на мертвечину.

Под Розенгеймом мы оставили шоссе и съехали на проселочную дорогу. Снегопад все усиливался. Окна автомобиля замерзли, резиновые прокладки дворников обледенели. Время от времени шофер останавливался, выходил из машины и, сыпя проклятьями, очищал стекла. Ветер крепчал, все больше темнело. Мы проезжали через деревни с низкими домиками и маленькими церквушками. Баварские горы не были видны, они скрывались за облаками.

— Откуда ты знаешь этот отель? — спросила Сибилла.

— Был там пару раз. Я позвонил. Нас ждут, — ответил я. Шофер слышал каждое слово.

Отель «Под небесами» располагался на плато горы, носившей то же название. Он находился на высоте около тысячи восьмисот метров, и добраться до него можно было только по канатной дороге. Другого пути наверх не было, гора была слишком отвесной. Дорога пролегала над многочисленными глубокими ущельями. Отель «Под небесами» располагал тридцатью по-современному обставленными номерами, баром, отличной кухней, сауной и верандой для лежачих больных. Какой-то господин с Рейна построил левое крыло для себя и своих друзей. Но пожить под облаками ему не пришлось, потому что, когда дом был отстроен, тот умер. Волнения по поводу декартелизации концерна Круппа спровоцировали обширный инфаркт миокарда.

Наследники богатого господина пристроили второе крыло и оборудовали здание под гостиницу в надежде извлечь из дома на горе прибыль. Но эти ожидания не оправдались, отель — постоянно пустовавший — приносил только убытки. Киностудии и издатели, как правило, поселяли «под небесами» своих авторов, когда те находились в цейтноте.

Меня самого посылала на «Небеса» моя редакция, чтобы писать.

Однажды я взял с собой девушку, но через неделю она не выдержала и сбежала. На «Небесах» было очень пустынно, как раз то, что мне и было нужно, чтобы спрятать Сибиллу. Это было идеальное место для моих целей.

В половине четвертого мы добрались до нижней станции канатной дороги. Беззубый старик, почти глухой, перенес наш багаж из такси в деревянное здание станции. Шофер сразу же уехал, не прощаясь. У Сибиллы были насквозь промокшие чулки, она то и дело едва не падала в своих легких туфлях на высоком каблуке.

— Позвоните наверх, — сказал я старику, усаживая Сибиллу в качающуюся кабину.

— Простите, я немного плохо слышу. Что вы говорите?

— Вы должны позвонить наверх, — закричал я. — Мы гости отеля. Господин и госпожа Голланд.

— Да, — растерянно сказал он и стряхнул с носа каплю, — вы совершенно правы, господин, погода ужасная!

Он закрыл дверцу кабины с опущенными стеклами.

— Меня зовут Голланд! Вы не понимаете имени?

— Голландия, да-да, Голландия…

— Позвоните наверх!

— Пожалуйста, не раскачивайтесь во время поездки и не высовывайтесь наружу!

Я отчаялся и сунул ему в руку марку.

— Да, снег, — сказал он на это. — Снег — это плохо. А хуже всего буран. Я чувствую, что он приближается. Вот увидите…