Роберт задумался:
— Возможно, они приехали на какой-нибудь съезд. У нас сейчас непрерывно проходят всякие съезды.
Он пообещал сделать все, что в его силах. Я все еще неважно чувствовал себя и сказал, что пойду домой.
— Как только я что-то разузнаю, господин Голланд, я сразу вам позвоню.
На прощание он дал мне бутылку виски.
— Нет, так дело не пойдет!
— Все нормально, — сказал он и сунул бутылку мне в карман пальто. — От меня вы можете это принять, я друг Сибиллы. И я знаю, как вам сейчас погано.
Он вызвал мне такси, и я поехал домой в Груневальд. Я заварил себе еще чаю и с чашкой сел в комнате, возле полки с книгами. Критический труд об Анаксимандре Милетском все еще лежал там, где я его оставил в утро моего отлета, и, когда я взял его в руки, открылся на той же странице. Еще раз я прочел то отчеркнутое предложение: «Происхождение вещей — бесконечность. Откуда они возникают, туда и преходят с неизбежностью, там приносят друг другу покаяние и получают воздаяние за беззакония свои после конца мироздания».
Сибилла пометила это высказывание? Оно понравилось ей? Можно целый год любить женщину и ничего не знать о ней.
Зазвонил телефон.
Я вышел в холл. Когда я снял трубку, интеллигентный женский голос осведомился:
— Господин Голланд?
— Да.
— Это фрау Ханзен.
Я вспомнил о предостережении Роберта, но не подходить на звонки я все равно не мог — в конце концов, это мог быть и сам Роберт, который напал на какой-то след.
— Я сегодня уже пыталась несколько раз дозвониться до вас, — сказала она.
— Я только что вернулся.
— Сегодня днем вы были у госпожи Лангбайн?
— Откуда вам известно…
— Мне сказали. — Она говорила со мной строго, не допуская никаких извинений. — Не важно, кто мне это сказал. Вы видели у нее моего мужа?
— Да.
— Хорошо, — удовлетворенно заключила она и с подозрением добавила:
— Только его?
— Я не понимаю…
— Господина Лангбайна не было?
— Нет.
— Вера говорила о нем?
— Милостивая госпожа, я действительно не понимаю, что все это должно означать…
— Не берите в голову! Я была старой подругой Сибиллы, и вы окажете мне услугу, если ответите на мой вопрос. Для меня это очень важно!
— Я не понимаю, какое…
— Вы не знаете этого господина Лангбайна! — Ее голос стал истеричным. — Я имею все основания предполагать, что он при каждом удобном случае ходит к Вере. Тайно. Без ведома моего мужа.
Я вежливо осведомился:
— Вы имеете в виду, следует предполагать, что господин Лагбайн обманывает вашего супруга со своей женой?
— Я почти уверена! Что вы на это скажете? Разве это не чудовищно?!
— Действительно.
— Мой муж и Вера были, знаете ли, так счастливы. Я так радовалась этому. Иногда они меня приглашали. Мы играли в канасту[19] или чуть-чуть выпивали у камина. Мы были по-настоящему дружны. Наконец-то Вере удалось избавиться от своего мужа! И тут он появляется снова и хочет все разрушить. Ну, как вам это понравится?
— Милостивая госпожа, — сказал я, — ваши опасения безосновательны. У меня сложилось впечатление, что госпожа Лангбайн очень счастлива с вашим супругом.
— Вы меня успокоили, вы меня совершенно успокоили. Большое спасибо! Да, вот еще что я хотела сказать: мне, конечно, очень жаль, что с Сибиллой случилось такое. Мы были хорошими подругами!
Я положил трубку с ощущением, что совершил благое дело, и снова подумал, что хотел бы все-таки узнать, как выглядит этот всеми презираемый господин Лангбайн. Странные были у Сибиллы подруги. Или все дело в Берлине? Я решил, что в Берлине, и пошел спать.
В полчетвертого утра меня вырвал из сна настойчивый трезвон у ворот. Я проковылял к окну и попытался разглядеть, кто стоял у входа в парк. Но туман был слишком густым, и я ничего не увидел.
В холле было небольшое переговорное устройство. Я включил его и спросил: «Кто там?»
— Роберт Фридман. Откройте, господин Голланд. У меня для вас новости.
Я нажал на кнопку, и ворота открылись. Через минуту на пороге появился маленький толстый хозяин бара. Я уже надел пижаму и пригласил его в комнату.
Прямо в пальто, тяжело дыша, он опустился в кресло. Потом вытащил из кармана фотографию и победно бросил ее на стол:
— Вот, пожалуйста!
На фотографии были пять мужчин на фоне самолета. Они стояли и смеялись. У всех были темные волосы и выглядели они как южане.
— Это те итальянцы?
Роберт кивнул, вынул клочок бумаги и прочитал: «Слева направо: Тино Саббадини, Эмилио Тренти, Марио Турлине, Чезаре Нуово и Карло Дзампа».
Мужчина, которого Роберт назвал Карло Дзампа, стоял справа, чуть в стороне. Он был очень высоким и очень стройным. У него были черные волосы и роговые очки.
17
— Как вам удалось получить фотографию?
Он трогательно лучился гордостью:
— Да, господин Голланд, на старину Роберта Фридмана всегда можно положиться. После того как вы ушли, я сел в машину и немножко покатался. От одного отеля к другому. Начал с больших. Большинство портье я знаю. Они все были очень любезны, но не могли мне помочь. Или в последнее время у них вообще не проживали итальянцы, или, наоборот, слишком много, или это вообще были только женщины. И только когда я зашел в «Ритц», мне повезло. Портье сразу же вспомнил. Да, у них недавно жили пять итальянцев. Он показал мне запись в книге и заполненные карты гостя. Эти пятеро проживали там до десятого февраля.
— Девятого похитили Сибиллу.
Он кивнул.
— Десятого они уехали?
— Да.
— Все вместе?
— Да, отбыли на самолете «Эр-Франс» в Мюнхен.
— Что это были за люди? Я имею в виду, кто они по профессии?
— Все занимаются одним и тем же. Они торговцы овощами.
— Что? — На меня напал приступ смеха.
— Они торгуют овощами, господин Голланд. А также фруктами и разными южными плодами. Большими партиями, понимаете? Кажется, речь идет о состоятельных людях.
— А что они делали в Берлине?
— Они были здесь по делам. Портье сказал, они ездят по разным немецким городам. Были уже в Гамбурге, Дюссельдорфе, Ганновере и Франкфурте. Очевидно, они хотят торговать с немцами.
— И сейчас они в Мюнхене?
— Этого я не знаю. То есть я не знаю, все ли еще они в Мюнхене.
— А какое они указали место постоянного проживания?
— Все из Рима.
— А фотография, она у вас откуда?
— Когда они прибывали, отель выслал в аэропорт машину. Я разыскал шофера. Тот вспомнил, что какой-то фотограф снимал самолет. Фотографа тоже знали в аэропорту. Мне дали его адрес. Я поехал к нему, и у него оказался этот снимок. Фотографа зовут Вернер Вайх, он живет на Олюмпишен-штрассе, тридцать четыре, на втором этаже, — гордо закончил Роберт и посмотрел на меня с триумфом.
— Вы столько для меня сделали, Роберт!..
— Для вас и для Сибиллы, — скромно сказал он.
В девять утра я сидел в полицейском участке Груневальда напротив комиссара полиции Хельвига. Фото лежало перед нами. Но все происходило не так, как я себе это представлял.
Хельвиг был вежлив, но категоричен:
— На вас составлен протокол, господин Голланд. Вчера вечером у церкви Поминовения вы стали причиной транспортного затора.
— Да, — сказал я, — да, но!.. Послушайте, господин комиссар, пять итальянцев на этом фото…
— Вы приняли постороннюю женщину за госпожу Лоредо. Вы думали, что видите госпожу Лоредо, так?
— Но я видел ее!
— Однако дама, которую вы остановили, не была госпожой Лоредо?
— Да. Но это и не была та дама, которую я видел вначале.
— Зачем же вы тогда бежали за ней?
— Я… О Господи! Господин комиссар, вы можете себе представить, что мои нервы не в лучшем состоянии.
— Именно это я и хотел от вас услышать, — сказал он мягко.
— Что?
— Вы сами только что охарактеризовали состояние ваших нервов. И можете понять мою позицию относительно господ из Италии.