МОНОЛОГ АТТИЛЫ (в сторону), который показывает, что он потрясен чудом, обнажившим самое сокровенное его желание, которое боялся озвучить даже себе самому: неожиданный и одновременно желанный поворот судьбы. Но он впервые чувствует себя робко, неуверенно в водовороте нагрянувших событий и переживания передает в монологе. Новый царь чувствует, помазали его не царской мирой, а липкой смолой самозванца, и он уже никогда не отмоет на себе эти следы чужого своеволия… Сон, безумный сон, который не прерывается, прочно владел им. Как проснуться? Как очистить душу и пресечь неправду? Настоящий царь не он, а Бледа, и это очень тяготит Аттилу.

АТТИЛА. Корона жжет мне чело, путает мысли. Она не моя…

Эти слова заканчивают монолог. Их будто подслушал патриарх, который подошел к Аттиле поддержать, вроде бы Божьим словом увещевать его. «Богу так угодно», – сказал он. Но царь не проснулся. Не успокоился. Эта тягость будет до конца дней возвращаться к нему, будет жить с ним, лишать радостей – он участник обмана! Он нарушил адат!

ВЕДУЩИЙ. События во дворце шли согласно традиции, с той разницей, что царей было двое. И дело, конечно, не в царях, а в том, что лишь шут почувствовал обман, на который сознательно пошел патриарх с боярами. Он разгадал чужую тайну. Вернее, тайну чужой политики. Желая видеть на престоле воинственного Аттилу, его почитатели нарушили адат и пренебрегли волей Неба. А Бога обмануть нельзя.

Верой в эту всем понятную истину жили тюрки, на ней незыблемо стоял тюркский мир – его государство, культура, нравы. И шут не мог молчать о том, но и сказать вслух об обмане и обманщиках не мог. Он, юродивый, глашатай правды, чувствовал страшную беду, которая случится с его народом после незаконного царствования Аттилы.

ШУТ (в сторону). Будущее предрешено, тюрков ждет печальный венец: мы рассыплемся в прах из-за великих побед Аттилы… Чем больше побед, тем слабее будем. Он завоюет весь мир, но потеряется сам. Ибо грех жить чужой жизнью, грех менять судьбу, дарованную Тенгри.

Лишь юродивый помнил о неминуемом грехе, за который придется отвечать всем тем, кто его совершает. Он, шут, всем сердцем любивший Аттилу, преданный ему до последней капли крови, страдал, но так и не поздравил царя, а подошел к патриарху и громко сказал: «Мы знаем, без воли Неба не упадет и волос с головы, а на нас упал второй царь, ха-ха-ха».

И патриарх понял, его тайна уже не тайна.

В столице Дешт-и-Кипчака все дома новые, рубленные.

Появляется группа людей: костюмы, поведение, сам разговор свидетельствуют об их негуннском происхождении. Это византийское посольство от императора Феодосия II. Оно прибыло, чтобы умилостивить Аттилу, требовавшего от Феодосия выдачи беглецов с гуннских земель. Выделяются фигуры Максимина (главы посольства) и Приска, его ближайшего советника и секретаря. Приск в сопровождении Ведущего с любопытством разглядывает дома, людей, их одежду и утварь. Здесь важны диалоги. Пока их содержание даем в изложении Ведущего.

ВЕДУЩИЙ. Приехавшие на юбилей Аттилы европейцы здесь открывали для себя новое – новое на каждом шагу. Их, например, удивила баня, которой они в жизни не видели (у тюрков полагалось с дороги попариться). Один из них, входя в терем царицы Креки, не понял, как можно вытесать бревна и уложить их так, что здание кажется круглым? Не понял он и того, что пол дворца устлан войлочными коврами, по которым можно ходить… И таких, чисто бытовых, открытий тюркского мира на сцене должно быть много (те же самовары, полки с посудой, всё узнаваемо).

Палаты, где начнется пир, пахнут деревом. Вдоль стен широкие лавки, рядом массивные дубовые столы, ложе предводителя венчает сцену. К нему ведут несколько ступенек, это почетное место называется «тверь», оно закрыто тонкими занавесками.

Из дальнейшего действия видно, что Аттила скромен в жизни, пьет и ест из деревянной посуды, тогда как гостям еду и вино подают на серебряных и золотых блюдах. Ест он только вареное мясо, пьет легкое пиво из ячменя и проса. И одет не по-царски, демонстрируя умеренность даже здесь. Платье его просто и очень опрятно: короткое полукафтанье (камзол) из белой шерсти, белые широкие шаровары до колен, высокие кожаные сапоги, перевязанные на подъеме ноги шнурками (так «крепили» каблук). Никаких украшений из золота или драгоценных камней. Действительно, все очень и очень скромно.

По правую руку от царя рассаживаются почетные гости. Старший сын, царевич Эллак, сел у трона и безмолвно просидел очи долу, опустив глаза в землю из уважения к отцу. Все расселись, началось пиршество. Началось, как положено, – с молитвы во имя Бога Небесного, Всемогущего Тенгри. (Звучит «Отче наш» на древнетюркском языке.)

AtamЇz bizim, ki köktäsen, arЇ bolsun atЇη seniη, kelsin χanlЇqЇη seniη neik köktä, alay yerdä. Ötmäkiminzni bizim kündälik ber bizgä bügün. Boat bizgä borumuznu bizim, neik ki biz boatїrbiz bizim borlularїmїzga. Bermä bizni sїnamaqlїqka, yoqsa qutqar bizni yamandan. Zera seniηdir χanlЇq da kü küsün da saηa meηi meηilik. Ämin.

Без молитвы тюрки не садились за стол, не начинали важных дел. Молитва, троекратное крестное знамение. Потом трапеза. Таков тенгрианский обряд.

Наконец виночерпий (шапа) поднес Аттиле чашу с вином. Он на правах хозяина взял ее и приветствовал гостя, который сидел первым по правую руку. Гость встал и не садился, пока Аттила не возвратил виночерпию выпитую наполовину чашу (до дна не пили, запрещалось)… Пир открыт.

Соответственно рангам пили остальные гости после произнесенного тоста. А пили в тот день за величие царя Аттилы, за благополучие его царствования.

ХАН АЙДЫН (об Аттиле). Он успокоил восточные каганаты, где усомнились было в законности его царствования… Хорошо помню его поход к северному морю, где они с ныне покойным Бледой нашли землю нашим братьям из орды балтов и утвердили в их честь ханство Балту. Потом царь начал войну с греками. Слава Богу, только победы познал наш любимый царь и принес в дом. Их и празднуем мы.

ВЕДУЩИЙ. За столом среди гостей выделяется человек в римской тоге, выделяется своим независимым поведением. Это Аппий, римский аристократ, согласно уговору, он юношей был взят на воспитание к дяде Аттилы Аругу, в аталычество. Тогда и подружился он с Аттилой. Долго прожил римлянин у тюрков, обучаясь их языку и правилам жизни. Усерден был в постижении военного искусства. Обаятельный, общительный, он находил язык с каждым. Аттила называет его другом и братом. Но не знает, не ведает благородный царь, какую змею пригрел на сердце. Ведь это Аппий поссорил Аттилу с Бледой и довел ссору братьев до смертельной схватки. Он плел интригу вместе с любовницей, которую выдавал за сестру, красавицей римлянкой, она тайно давала каждому из тюркских царей уроки европейской любви. То были ночи страсти, оргии, о которых тюрки не слышали и в которых Рим не имел себе равных.