Пока Морис Фьо говорил, лицо Рафаэля Маля, казалось, превратилось в маску. Ценой огромных усилий, таких, что он, несмотря на холод, стал абсолютно мокрым от пота, Маль еле сдерживал себя, чтобы не наброситься на этого мерзавца, который как будто только этого и ждал.

— А я не хотел бы оказаться на твоем… — бросил Рафаэль и, повернувшись на каблуках, направился в свой барак.

Днем под страхом наказания запрещалось валяться на койке. Под неодобрительными взглядами своих товарищей по несчастью, одни из которых грелись у печи, а другие играли в карты, сидя на подстилке на полу, Рафаэль прошел к своей койке, улегся и закрыл глаза.

Адриан Дельмас медленно закрыл книгу, которую читал, снял очки, поднялся со стула и, движимый внезапным порывом, направился к Малю.

Рафаэль, ноги которого подергивались от мелких судорог, сжимал руками края кровати. Грудь впала, лицо было мертвенно-бледным с красными пятнами. Доминиканец наклонился пониже.

От лежавшего исходил особый кислый запах, такой же, как от некоторых осужденных на казнь накануне исполнения приговора, — запах страха. Что бы это могло значить?

Что могло угрожать Малю, чтобы он оказался в таком состоянии? За те восемь дней, что они жили вместе в одном бараке, святой отец Адриан ни разу не видел его таким.

— Вам нездоровится?.. Может быть, вам что-нибудь нужно?

Маль отрицательно мотнул головой, на секунду приоткрыв глаза и тотчас закрыв их снова.

Да пошел бы он!.. Еще слово, и он позовет жандарма из охраны и потребует встречи с начальником тюрьмы, чтобы донести на Дельмаса, жизнь и смерть доминиканца зависят от него, Рафаэля. Эти мысли вызвали у Маля легкую эрекцию.

Он уже замечал: с ним это случалось всякий раз, стоило ему только подумать о том, что жизнь какого-либо человека в его руках. Как ни странно, при всей своей глубокой развращенности он не пытался это использовать и всегда относился к напряжению своего органа с усмешкой.

Он всего пять или шесть раз воспользовался страхом, который внушал юнцам, дебютировавшим в качестве «голубых» в монмартрских кафе, чтобы побудить этих сопляков выполнять его прихоти. Однажды в семинарии, где он провел несколько лет, он вынудил одного молоденького семинариста сделать ему минет в обмен на молчание относительно чтения запретных книг. В то время у Рафаэля было противоречивое притягивающе-отталкивающее отношение к церковникам. Ему всегда хотелось попытаться совратить их на неблаговидные слова и поступки, не соответствующие их призванию. Аббат разоблачил его лишь через несколько лет и выгнал из духовного заведения. Этот аббат, кстати, был ужасно похож на Адриана Дельмаса тех времен, когда он читал проповеди в Нотр-Дам: та же стать, тот же пронизывающий насквозь взгляд, приятный голос и красивые длинные руки…

Рафаэль чувствовал, что доминиканец все еще рядом. Черт бы его побрал! Чтоб он провалился!..

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Оставьте меня в покое! — заорал Маль.

Его крик прервал разговоры в бараке. Несмотря на это, Адриан вновь громко произнес:

— Кажется, я знаю, что вас беспокоит… Я не стану вам ничего говорить из того, что нужно было бы сказать в подобных обстоятельствах… Я не скажу вам ничего, что бы вы там ни сделали. Я вас прощаю и в неведении, которое меня угнетает, буду молиться за вас.

Рафаэль вскочил и схватил «крестьянина» за отвороты рубашки, выдохнув ему в лицо:

— Заткнись, мерзкий поп… Свои молитвы и проповеди можешь заткнуть себе в задницу!

— Держите себя в руках, все на вас смотрят.

— Да пусть смотрят, жалкие говнюки!

— Замолчите или нарветесь на неприятности.

— Ну, пусть подойдут… Давайте… Идите сюда… Эй, вы, душки… Навестите тетушку Рафаэля… Я вас каждого обслужу…

Двое сидевших у печи поднялись со своих мест.

Рафаэль не успел даже оглянуться, как мощный удар кулака расквасил ему нос. После второго удара он потерял сознание.

Когда Маль пришел в себя, доминиканец уже почти вытер его лицо.

— А… опять вы, — произнес Маль, скривившись.

— Отдохните, потом вас отведут в медпункт.

— А это так уж необходимо?.. Извините, но я, кажется, несколько переборщил только что… Просто я узнал плохую новость.

Во время стычки Малю разбили нос и вывихнули плечо. В медпункт навестить его пришли Морис Фьо и Матиас Файяр. Оба принесли по пачке книг.

— Вот твои книжонки.

— Спасибо.

— Руссо мне сказал, что тебе начистили морду и что, если бы не один здоровяк, который вступился за тебя, они бы оставили от тебя мокрое место.

— Не надо преувеличивать.

— Ну что, узнал что-нибудь новенькое?

— Не слишком много… В третий барак пронесли радиоприемник и каждый вечер слушают Лондон. У коммунистов лагеря есть организация, и они распространяют подпольную газету.

— Тебе удалось достать ее экземпляр?

— Да, там, в кармане куртки.

Фьо достал размноженный на ротаторе листок и быстро пробежал его глазами.

— Все та же чушь! Ничего другого нет?

— Нет. Я еще не определил, кто тут из Сопротивления: пока что попадается все мелкая рыбешка. Наверное, вам надо искать их в форте «А».

— Ты от нас ничего не утаиваешь? А? Шеф считает, что ты нам не все говоришь.

— Какой мне интерес что-то скрывать после того, как я согласился сотрудничать с вами. Но не могу же я, в самом деле, выдать вам ненастоящего участника Сопротивления!

— Между тем слухи настойчивые… Тебе составят компанию Марсель Риго и Фернандо Родригес… Эти имена ни о чем тебе не говорят?.. Вы сидели в одной камере в форте «А»…

Рафаэль вздрогнул.

— Не оставляйте меня здесь, парни.

Фьо сделал вид, что не расслышал. Оба посетителя быстро вышли из комнаты. Матиас так и не промолвил ни слова.

Было уже время ужина, наступил поздний вечер. Маль возвратился в свой барак. Первые двое, кого он увидел, были Риго и Родригес. Марсель подошел к нему.

— Привет, Маль. Мы и не думали, что встретим тебя здесь.

С грохотом открылась дверь. В ней показался Руссо, начальник лагеря, в сопровождении Дозе и десятка немецких солдат, которые направили стволы автоматов на заключенных.

— Месье, лейтенант Дозе хотел бы с вами побеседовать, — обратился Руссо к заключенным.

— Спасибо, месье начальник. Итак, месье, я много говорить не буду. Скажу лишь следующее: по нашим сведениям, среди вас скрывается опасный террорист. Ваша задача — его разоблачить. Так ведь? А посему мы будем брать из бараков заложников. Надеюсь, вы меня прекрасно поняли. Вам дается на размышление три дня. Затем мы начнем расстреливать по пять заложников через каждые два дня. До свидания… и приятного аппетита, месье.

После ухода немцев и Руссо в бараке воцарилась тягостная тишина. Она была прервана раздачей ужина. Впервые не возникло обычной сутолоки вокруг надзирателей, разливающих суп. Никто не ворчал по поводу вкуса баланды и не шутил по поводу ее ингредиентов. Каждый молча ел в своем углу. После ужина Марсель Риго и Фернандо Родригес собрали вокруг себя нескольких заключенных.

Рафаэль взглядом следил за Адрианом. Он знал, что в душе доминиканца происходит суровая борьба: должен ли он себя выдать, чтобы спасти от казни невинных заложников? А вдруг он не выдержит пыток и заговорит? Маль знал, что, будь он на месте святого отца, он бы даже не шелохнулся, настолько собственная шкура была для него важнее всех сидящих вместе с ним ничтожеств. Пускай бы подыхали! Кстати сказать, зачем и кому они нужны?

Взгляды двух старых знакомых встретились. «Молчите», — как бы приказывали глаза Маля. «Выдайте меня», — требовал взгляд святого отца.

Писатель встал и направился было к нему. Однако, споткнувшись по пути о подставленную кем-то ногу, он растянулся на полу. Удар ногой в подбородок заставил его подняться, а второй — под зад — вынудил вылететь в центральный проход. При этом Маль ударился головой о шероховатую перегородку и рассадил себе лоб… Родригес схватил его за руку… Рафаэль закричал… Его вывихнутое плечо жгло раскаленным железом…