— Да, разумеется, но у меня нет никакого желания видеть твоего Отто. Я ухожу.

— Ты не права, Леа. Ты очень нравишься Отто, и он огорчится, если тебя не будет.

— Видишь ли, мне это абсолютно безразлично. Соотечественники твоего любовника…

— …Мы поженимся!..

— …хватают Камиллу, разыскивают дядю Адриана, Лорана, меня тоже ищут, пытают моих друзей, некоторых из них вынуждают становиться изменниками, заставляют их работать на себя! А ты заявляешь мне, что твой бош «будет огорчен»… Тебе не кажется, что тебе не хватает элементарной скромности?

— Ты не имеешь права так говорить! Отто не такой, он так же, как и ты, осуждает то, что делают некоторые из них…

— Дети, успокойтесь, не кричите так громко, могут услышать соседи!

— Плевать мне на соседей, тетя Лиза! Мне выть хочется, когда я слышу, что ее Отто «не такой, как все»… Он совершенно такой же, как и они: готов на все ради своего фюрера…

— Это неправда…

— Это абсолютная правда, или ты никогда не слышала, что он говорит. Но больше всего я ненавижу твоих немецких друзей не за то, что они выиграли войну, а за то, что они показали, что мы — трусливый народ, который после поражения от страха бросился бежать, но, услышав приказ слабоумного старикашки, словно безмозглый скот, безропотно вернулся в хлев, согнув хребет; народ, который позволяет депортировать целые семьи, расстреливать заложников, среди которых есть девушки и юноши моложе Лауры, поощряет доносы и способствует тому, что такие славные парни, как Матиас, теряют голову, а мужчины, как дядя Люк, теряют свою честь!

— Леа, не смей так говорить о своем дяде!

— Тетя Альбертина, мы слишком снисходительно относимся ко многим вещам…

Ее прервал звонок в дверь.

— Боже мой, это он!.. Из-за тебя я не успела привести себя в порядок, — вскрикнула Франсуаза, убегая в свою комнату.

Леа заперлась в своей, предоставив Лизе и Альбертине возможность самим встречать гостя. Те же трусливо отправились на кухню за Эстеллой, чтобы та открыла гостю, уже начавшему проявлять нетерпение.

— Иду, иду, сейчас открою…

Перед Эстеллой предстал настоящий гигант в форме немецкого мотоциклиста;

— Здесь живет мадам Франсуаза Дельмос? — спросил он.

С округлившимися от изумления глазами старая служанка смотрела на него снизу вверх, недоуменно покачивая головой.

— Я пришел по поручению майора Крамера, — продолжал мужчина.

Франсуаза, закончившая свой туалет, с сияющей улыбкой вышла из комнаты.

— Отто!..

Она замолчала, увидев гиганта, который учтиво приветствовал ее, щелкнув каблуками.

— Мадам Дельмас?

— Да…

— Майор Крамер послал меня с сообщением для вас. В пять часов он пришлет за вами машину. Он просил, чтобы вы надели вечернее платье. Сразу после полудня приедет кутюрье и покажет вам несколько моделей. До свидания, мадам Дельмас, — он снова щелкнул каблуками.

С недоуменной улыбкой Франсуаза застыла на пороге. Эстелла закрыла дверь.

Возле церкви Сен-Медар продрогшая, расстроенная Леа появилась около четырех. Хоть она уже вдоволь наездилась по холодному Парижу на велосипеде, но все равно предпочла бы этот вид транспорта метро, которым ей пришлось воспользоваться: Рафаэль не сдержал своего обещания, и велосипед ей не вернул. Она вышла на станции Монж и оставшуюся часть пути прошла пешком, несмотря на то, что снова хлынул дождь.

Девушка осмотрелась вокруг: ни одного знакомого лица. Зябкие фигуры маленьких старушек двигались вдоль длинных прилавков с мясными и молочными продуктами. Серая безропотная толпа топталась на месте, пытаясь укрыться от дождя под скверными зонтиками.

Пробило четыре часа. Из церкви вышел полный мужчина и закрыл за собой дверь на ключ. Не зная, что делать, Леа двинулась за ним к улице Муффетар. На углу улицы Арбалет шла оживленная торговля с продавцом овощей за последний килограмм картошки. Уже на улице Эпе-де-Буа она повернула обратно и, чуть было не столкнулась с женщиной, шедшей ей навстречу.

— Извините, мадам… ах!..

Она узнала Марту Андрие. Та была в платке, завязанном под подбородком.

— Пройдите немного подальше, справа увидите бистро, его держит мой кузен. Скажете, что вы из Монткука, тогда он поймет, что имеет дело с другом.

В кафе кузена было тепло. В глубине маленького зала гудела круглая чугунная печка, на ней кипел большой медный чайник. За столами сидели пожилые мужчины, игравшие в манилью, домино или белот. На выложенном плиткой полу с голубым рисунком маленькими кучками лежали мокрые опилки. За прилавком, протирая стойку, стоял мужчина с пышными седоватыми усами, в берете и черной куртке угольщика. Обслужив двух молодых людей, он подошел к Леа.

— Здравствуйте, мадемуазель. Чем могу быть вам полезен?

— Я из Монткука, — сказала она, чихнув.

В его глазах промелькнуло недоверие. Однако он весело ответил:

— Я рад всем своим землякам. Вижу, что парижский воздух не для вас, вы сразу подхватили насморк. Сейчас я приготовлю вам прекрасный грог, как в прежние времена.

— Сделай-ка два, кузен, — сказала вошедшая в бистро Марта.

— Кузина Марта! Каким ветром тебя сюда занесло? Что нового произошло за вчерашний день?

— Ничего существенного, кузен Жюль. Я продрогла на этой проклятой набережной и сказала себе: почему бы нам не погреться у кузена и не выпить по капельке?

— Черт возьми, Марта! Ты, как всегда, не прочь выпить!

— В наше время женщины не должны отказывать себе в удовольствиях, когда это возможно. Не так ли, мадемуазель?

— Да, мадам.

Жюль достал из-под прилавка бутылку без этикетки, поставил на стойку три толстых стакана и до половины наполнил их ароматной жидкостью, куда украдкой бросил три кусочка сахара и дольку лимона.

— Это прекрасное средство от насморка. Эй, кузина, подай мне чайник. Осторожнее, не обожгись, — добавил он, протягивая ей тряпку.

Марта вернулась, держа чайник в вытянутой руке.

— О-хо-хо! Он же чугунный! — воскликнула она.

— Так надежней, — ответил он, наливая кипяток.

Некоторое время все молча помешивали ложечками напиток в своих стаканах.

— За ваше здоровье, дамы, — сказал хозяин бистро.

— За твое, Жюль.

— За ваше, — произнесла Леа, торопливо поставив свой стакан на стойку.

— Горячий? Но это как раз и хорошо! — с улыбкой произнес Жюль.

— Я подожду, пока он немного остынет, если вы не возражаете.

Наконец кузен удалился.

— Вы что-то узнали о Франсуа?

— Да не я, а сын. Франсуа велел ему передать, чтобы вы не наделали глупостей. Сейчас он не имеет возможности с вами встретиться. Если хотите ему что-нибудь сообщить, то я могу это сделать. Мой мальчик ждет дома, скоро он должен с ним встретиться…

«…Не наделать глупостей… Легко сказать! Ведь я же ничего не знаю… Завтра я буду нужна Саре, если только Рафаэль не выдаст нас обеих… Что мне делать?.. Что сообщить ему?» — лихарадочно соображала Леа.

— Вы можете передать ему письмо?

— Конечно.

— Правда, мне не на чем писать…

— Я попрошу у Жюля. Пейте ваш грог, а то кузен будет недоволен.

Леа послушалась. Напиток был еще очень горячим, но его уже можно было пить. Он оказался крепким и вкусным. Выпив полстакана, она почувствовала, как по телу разливается приятное тепло. Когда Марта вернулась с листком бумаги, конвертом, перьевой ручкой и баночкой чернил, Леа почувствовала себя намного лучше. Она открыла чернильницу и обмакнула перо.

«Дорогой друг, Камилла оказалась в такой же ситуации, как и С. Дядя Люк, которого вы знаете, советует мне вернуться. Что делать? Вернулся жених моей сестры, а Рафаэль занимается С. Могу ли я ему доверять? Поскорее дайте о себе знать, я чувствую себя совсем одинокой. Целую вас.

Леа».

Она сложила листок вдвое, сунула его в конверт и протянула Марте.